– Ты эту тарелку мне отдала, – напомнил он. – Она моя.

– Я отдала её тебе для того, чтобы ты нормально питаться мог, когда Мария тебя этой возможности лишила, а сейчас ты наглеешь, – возразила я. – С этого момента объявляю артефакт семейной реликвией, принадлежащей всем членам семьи, а не кому-то одному. Пользоваться можно, а прихватизировать нельзя, понял?

Власов в это время разговаривал по телефону в гостиной. Я не прислушивалась к словам, но слышала нотки раздражения в его голосе. Добыла из блюда кроватку и Владькины погремушки, оставила с ребёнком Фросю, а сама пошла к мужу выяснять, что его разозлило.

– Олег Карпунин звонил, – сообщил мне Толя. – Намекает, что в Мизгиревке нам с тобой будет безопаснее.

– Он вообще страх потерял? – изумилась я такой наглости. – Теперь ещё и угрожать будет?

– Да он прав, – недовольно поморщился Власов. – Чем дальше от Карпуниных мы находимся, тем для нас же и лучше. Эль, ты же их знаешь. Они к людям как к мусору относятся. Если бы не Владик, другой разговор был бы. На самое дорогое ведь давят. Давай вернёмся?

– Чёрта с два! – отрезала я, поставила блюдо на журнальный столик и попросила, чтобы оно доставило мне Олега Григорьевича собственной персоной.

Угрожать моей семье он будет? Ну вот пусть и скажет, глядя мне в глаза, кто дал ему право распоряжаться нашими судьбами. Пуп Земли нашёлся. Достал, честно. Моему терпению тоже предел есть. Как бы ни сложились наши с Власовым отношения дальше, сейчас муж и сын – самое ценное, что у меня есть. И за них я любого порву на куски, пусть только кто-нибудь попробует хотя бы посмотреть косо.

Олег Григорьевич Карпунин – личность выдающаяся и за многие из моих бед ответственная, но он не один во всём виноват. У него просто возможностей больше, чем у других членов этой треклятой семейки. Орать на него одного – только время тратить. Я даже не раздумывала, когда вслед за его именем назвала блюду с голубой каёмочкой ещё два. И доставило их блюдо в такой же последовательности – сначала Олега Григорьевича, потом старшего сына и младшего.

Ой, умора, честное слово. Олег Григорьевич, судя по всему, культурно отдыхал, когда ему вздумалось позвонить Власову с угрозами и предупреждениями. Он материализовался на блюде одетым только в плавки. В курчавых седых волосках на старческой груди запутался кусочек тонкой водоросли – дедуля явно в речке недавно купался. В одной руке он держал шампур с готовым шашлыком, аромат которого сразу же распространился по гостиной, а в другой – полную рюмку чего-то коричневого. Вроде бы коньяка, но не факт. Картина маслом – на журнальном столике стоит увеличившееся в размерах блюдо, а на нём с торжественным выражением лица восседает подвыпивший дедок в труселях. Он, видимо, тост какой-то хотел толкнуть, но увидел сначала свирепую меня, а потом сердитого Власова. Осмотрелся, громко сглотнул и после этого смог только поздороваться.

Дальше было ещё веселее. Блюдо раздалось в длину и стало толще, а потом выдало мне ещё двух Карпуниных – по левую и правую руку от их папеньки. Артур появился в камуфляжных штанах, чёрной футболке и синей кепке. Он внимательно разглядывал какую-то карту и не сразу понял, что что-то вокруг него изменилось. А Мирон был одет в деловой костюм и с кем-то разговаривал по телефону. Увидев меня сквозь линзы своих очков, он вежливо пообещал телефонному собеседнику перезвонить позже и счёл необходимым спросить:

– Какого чёрта?

– Лысого, – сразу же ответила я.

Артур оторвал взгляд от карты и тупо уставился на Власова, который хоть и не знал, что я намерена делать с этими гостями, но на всякий случай встал рядом со мной, скрестил руки на груди и грозно нахмурился. Олег Григорьевич пребывал в состоянии приятного подпития, вследствие чего соображал туговато. Он всё-таки опрокинул в себя содержимое рюмки, понюхал шашлык и закрыл глаза. Открыл их, убедился, что происходящее ему не мерещится и только тогда попытался напустить на себя дежурную важность. А я сковала всех троих заклятием неподвижности, чтобы они не вздумали разбегаться, и заявила:

– Короче, так, уважаемые господа Карпунины. У меня к вам есть множество серьёзных претензий, поэтому я сейчас буду говорить, а вы всё внимательно выслушаете и усвоите с первого раза. Повторять ни для кого не стану. Если ещё хоть раз хоть один из вас попытается даже подумать в сторону моей семьи, вы все трое превратитесь в маленьких жирных кабанчиков. Вот в таких.

Для демонстрации своих возможностей я выбрала Мирона, хотя он был виноват передо мной меньше других. Рассчитала силу заклятия так, чтобы оно затронуло только тело превращаемого, но не разум, и щёлкнула пальцами. Деловой костюм опал на блюдо, из вороха дорогой ткани послышалось жалобное «Уи-и-и!», а потом оттуда высунулся и хрюкнул серый пятачок.

У Артура глаза округлились и наполнились неподдельным ужасом. Олег Григорьевич удивлённо приподнял бровь и спросил:

– Девочка, ты в своём уме? Ты соображаешь, кому пытаешься угрожать? Бессмертной себя возомнила?

Шампур с шашлыком и пустая рюмка упали на пол, а рядом с Мироном захрюкал, путаясь в мокрых плавках, ещё один кабанчик – миленький такой, полосатенький. Из человекообразных собеседников у меня остался только Артур, но его внутренний голос, кажется, к этому моменту уже вовсю глотку вопил о том, что спорить с рассвирепевшей ведьмой себе дороже. Этого Карпунина я тоже превратила в поросёнка – пусть прочувствует, что я не шучу.

– Эль, не перегибай, – тихо попросил Власов.

– Тебе их жалко что ли? – удивилась я. – Из них троих я только Мирону не хочу свернуть шею, потому что он не слишком сильно успел мне насолить. Один убить пытался год назад, другой недавно тамбовским ментам взятки раздавал, чтобы меня посадили за твоё убийство. Это разве люди? Свиньи они и есть. Они же ни с кем не считаются. Ты сам пять минут назад говорил, что мы для них не ценнее мусора. Так почему я должна относиться к ним иначе? Пусть поймут, что безнаказанности больше не будет. Похрюкают минут пять, прочувствуют свою свинскую суть, а потом пусть катятся на все четыре стороны. Я сейчас ещё и Фросю попрошу кое-что у этих хрюканов в головах подправить.

Сказала – сделала, хотя поросята протестующе визжали. Обездвиживающее заклятие на людей было рассчитано, и после превращения оно действовать перестало, но я ограничила свинтусов в возможности беготни пределами блюда. Позвала кикимору и попросила её нашептать всем троим, что они относятся ко мне и Власову с безграничным уважением и врагами нас не считают. Именно так. Страх делает противника опасным и непредсказуемым, а уважение позволяет трезво оценивать собственные слабости. Я не хотела, чтобы Карпунины меня боялись, потому что с перепугу в их головы могла прийти мысль о расправе.

Когда Фрося закончила шептать, я вернула гостям их человеческий облик. Посмотрела с усмешкой на трёх голых мужиков, сидящих на огромном блюде и стыдливо прикрывающих свои причиндалы руками, а потом вежливо предложила им убраться к чертям собачьим с моих глаз.

– Толя, проводи их до того внедорожника, о котором ты говорил, – попросила мужа. – Пусть слуги сами развозят своих господ по домам. Олег Григорьевич, вы ведь насчёт слежки и всего остального хорошо мои слова поняли?

Он понял. Я отвернулась, чтобы пристыженные мужики могли спокойно одеться, и встретилась взглядом с Власовым. Огорчение – вот что я там увидела. Моё поведение его расстроило. А я ведь предупреждала, что по-старому уже ничего не будет. Говорила, что белой и пушистой быть не смогу. Придётся ему привыкать ко мне такой, если, конечно, трансформация из любимой жены в злобную ведьму не заставит его отказаться от меня и семьи. Раньше он любил меня такой, какая я есть. Я изменилась. Изменятся ли его чувства?

– До свидания, Элеонора Алексеевна, – вежливо попрощался со мной Олег Григорьевич.

Принёс извинения за доставленные неудобства и разве что не раскланялся. Учитывая, что при этом был одет только в мокрые плавки, зрелище получилось то ещё. Артур вёл себя примерно так же, а Мирон всегда был человеком культурным, поэтому его поведение не слишком отличалось от прежнего. Толя ушёл их провожать, а кикимора выглянула в окно и сочла нужным сообщить: