В учебе Куча был универсален, как и я. При желании мог добиться хороших оценок, хоть по русскому языку, хоть по химии. А на улице его легко можно было сломать.
Я знал, что если дать Куче резкий отпор и завалить, он будет беспомощным, большой жук, перевернутый на спину. Что он может заплакать от бессилия, что он боится удушья и получить в промежность, и боится настолько сильно, что готов сдаться при первой угрозе. До появления Кузьмы, мы часто дрались с Кучей, еще с третьего класса, ради тренировки и вследствие ссоры, и я знал его, как облупленного: он быстро выдыхается. Уворачиваешься, заставляешь его немного попотеть, и он теряет бдительность, делаешь подсечку, зажимаешь шею — дело в шляпе. Даже сдавливать особо не надо: Куча сам закричит: «Задыхаюсь!»
Но противник Кучи этого, конечно, не знал, он хотел лишь продержаться пару минут, нанести несколько ударов, заработать очков и выкинуть белый флаг.
Потом вышел я против Демона. Он был даже худее меня, но не выглядел испуганным. Я понятия не имел, умеет ли он драться. Вообще его практически не знал, парень и парень. Когда мы стояли лицом к лицу, за секунду до начала, я спросил на всякий случай:
— Ты Мамонту можешь вломить?
Это внезапно пришло мне в голову, просто хотел уточнить, чтобы соразмерить силы. Я смотрел реслинг, и отчасти сегодняшнее событие расценивал как шоу, думая, что оппоненты (мы) могут посоветоваться перед боем. Так что, если Демон не мог справиться даже со своим одноклассником Мамонтом, которого я побеждал одним щелчком, мне бы стоило драться аккуратно.
— Я и тебе вломлю, — ответил Демон.
Тут же подпрыгнул, попытался пропнуть мне, но я поймал ногу и ударил по тормозам.
— Сука, — сказал он, и я почувствовал, что его ляжку пронзило током. — Счас получишь!
Он все время матерился, бормотал ругательства. Из-за его болтовни я не понимал, драка это или перепалка. Я привык драться в тишине, если мы с Кучей, Вовой, Кузьмой, со всеми, с кем мне доводилось драться, начинали болтать, значит надо было делать перерыв или прекращать.
Немного потоптались на расстоянии вытянутой руки, обмениваясь несильными ударами в корпус. Я прикрывал лицо — у меня тогда стояли брекеты на зубах, о которых я часто забывал. Вообще не стоило бы драться, пока их не снимут. Наконец Демон решил пойти в атаку, и это было его роковой ошибкой. Не знаю, какая техника ему бы помогла сейчас, наверное, только держа меня на расстоянии и целясь строго в болевые точки, он бы смог победить.
— На! — Демон кинулся ко мне, видимо, желая повалить на землю, но я чуть уклонился, и он упал сам. Я не растерялся, повалился сверху, и пока Демон извивался, пытался зажать его в капкан. Все уже было понятно — ему не встать. Если уж Куче редко удавалось выбраться из моей хватки, то Демон, наверное, даже за гантелю в своей жизни не держался. Скоро его голова была надежно зажата у меня под мышкой. Демон мог видеть только землю перед собой, а затылком чувствовать мое плечо.
— Сдавайся, — тихо и без злобы сказал я. Дал добрый совет. Но Демон еще минут десять не хотел сдаваться. Он дергал руками, что было очень сложно из этого положения, все не унимался.
— Гондон, рваный гондон, — хрипел он.
Даже раз изловчился и больно попал мне в ухо, тогда я сильнее сдавил тиски и вжал его в землю.
— Деритесь, а не трахайтесь! — сказал кто-то.
Вдруг Демон перестал агрессивно дрыгаться. Я отпустил его и поднялся: все было кончено. Он плакал. Зачем было доводить себя до слез? Демон весь красный, ни на кого не глядя, ушел с поляны в чащу. Он пнул дерево, постоял, закурил, зло повертелся на месте. Сел на корточки, затягивался, продолжая всхлипывать. Там и остался, из своего укромного места следил за боем Кузьмы и Миши.
Это было зрелищно. Кузьма пытался вымотать Мишу, ловко уворачивался от здоровенных рук и ног. Отскакивал, нападал, получал в рожу и бил сам. Миша был очень силен, к тому же умел драться. Кузьма не мог его загнать, не мог справиться с такой махиной, он ведь с голыми руками вышел на ринг против танка.
— Давай, давай, зарой его, — бормотал я.
Я даже двигался вместе с Кузьмой, быстро позабыв обо всем: и о поверженном Демоне, и о голых женщинах. Наконец Кузьма получил в висок. Рука Миши угрожающе описала дугу и превратила Кузьму в бесполезного зомби. Я сам почувствовал этот удар, у меня тоже ноги подкосились. Кузьма упал на четвереньки, красный Миша пинал его и бил по туловищу. Это было страшно, настоящее зверство, и мы с Кучей подбежали оттащить Кузьму, пока кто-то оттаскивал Мишу.
— Пусть сдается! — орал он.
Куча помог подняться Кузьме, я быстро говорил:
— Ты почти уделал его, пожалуйста, закончи.
— Не могу, — сказал Кузьма. — Все поехало. Моя башка.
Он отодвинул нас с Кучей в стороны, харкнул кровью на землю, поднял руки и сказал:
— Все, я сдаюсь!
— Да нет же! — вскрикнул я и ударил себя кулаком в ладонь.
Напряжение спало, все начали обсуждать победу Миши. Я не стал задерживаться, быстро пошел домой. Мой дом был совсем близко. Я выпил воды, умылся, и сел у окна в своей комнате. Я даже не знал, что меня больше расстроило: моя маленькая бессмысленная победа или большое поражение Кузьмы.
Мне было видно и слышно, как они шли в сторону пятиэтажек: сначала Кузьма с Кучей, потом Миша со своими одноклассниками.
Прошел и Демон, все еще всхлипывая.
На следующий день я подошел к нему в школе и протянул руку. Он недоверчиво поздоровался.
— Давай без обид, — сказал я.
Бороться для меня легче, чем бить человека кулаками, объяснил ему. Не мог же я ждать, пока он разобьет мне рожу? Скоро мы стали общаться на почве рэпа, обменивались кассетами. Демон внешне был немного похож на музыканта Дельфина, я стал так называть его иногда. Демон — было грубовато, Дельфин — лестно для того, кто знает наизусть тексты этого исполнителя.
Кузьма с Мишей тоже подружился, вообще после этой драки отношения между двумя параллельными классами стали теплее.
* * *
На бульваре установили сцену, на которой выступали лжеартисты. Сначала какие-то клоуны изображали группу «Отпетые мошенники». Толпа подпевала и двигалась. У нас была сиська пива «Балтика крепкое». Демон держал за руку свою Юлю, она молча и послушно таскалась за ним. Симпатичная, хорошая, я не понимал, что они в нем находят? Ее подруга, имени которой я даже не запомнил, «моя телка», хоть и ходила рядом со мной, держалась независимо. Было видно, что пока ей дела нет до моей персоны. Выглядела она неплохо, зрелая и губастая, только нос длинноват. Всем своим видом показывала: я сама по себе. Мы продвинулись ближе к сцене, я старался выпить побольше, чтобы унять волнение: вокруг было много шумных гопников, а чтобы завоевать подружку, надо было о них напрочь забыть, расслабиться.
— Хватай ее, — громко сказал Демон мне в ухо.
Я неуверенно кивнул. Демон дрыгал башкой в такт музыке, покуривая, прямо здесь, в толпе, а наши спутницы принялись неуклюже танцевать. Это было непросто — со всех сторон мелькали локти, морды, бутылки, зажженные сигареты. Молодежь отдыхала. Пиво быстро уходило. Не зная, как себя вести, пока не накрыло, я стал смотреть на сцену. Освободилось местечко, и я подошел вплотную к деревянному настилу, по которому топтались люди, изображающие пение.
После «Отпетых мошенников» заиграла песня «Гостей из будущего», и на сцену вышла накрашенная девушка. Лже-Ева открывала рот, танцевала, держа в руках пластмассовую розу. Я внимательно наблюдал за ней. Не сказал бы, что эта девушка мне понравилась, но я переживал за нее. Вот она, здесь, одна на сцене, как в клетке, а вся эта шевелящаяся вокруг масса — монстры. Путь к бегству для нее был отрезан.
плачь плачь
танцуй танцуй
беги от меня
