– Ты, прямо, детектив, – зевнула Лиза. – Падай на кровать, мы оба устали, надо выспаться. Неизвестно, что нам приготовит завтрашний день.

– Я ещё хотел плёнки посмотреть.

– Да не нужно нам это. Оставь. Ложись. Только свет на всякий случай не выключай.

– Ладно. Иду. – Солдат ещё раз осмотрел комнату, надеясь, что ничего страшного и неожиданно губительного не упустил, лёг на кровать со стороны детской кроватки. Лиза положила голову ему на грудь и сомкнула веки, слушая, как гулко бьётся мужское сердце и шумно доносит время будильник с белой полки, зависающей над электрическим камином.

– Ещё рано, только одиннадцать, – прошептала Лиза.

Солдат приподнял затылок и посмотрел на часы. Ничего не ответил, лишь покачал головой: ведь когда в последний раз смотрел – был первый час. Не делают же стрелки два шага вперёд и шаг назад? Хотя за последние два дня он увидел такое, что никак не укладывалось в голове. А ещё – некоторые вещи он сразу оттолкнул, отмёл, отбил невидимой гигантской кувалдой, в мыслях определив, что это никак не возможно, даже если это – находилось прямо перед его глазами.

Спать не хотелось. Некоторое время Солдат прислушивался к тишине, нарушаемую дуновением в ухо из ноздрей Елизаветы.

– Лизка, спишь?

– Пробую.

– Как попала в полицию? Вроде не женское это дело. Тем более ты такая хрупкая на вид, вся такая правильная, миниатюрная, красивая, слабая.

– Сам ты слабый. – Лиза перевернулась на спину, открыла глаза. – И не правильная я ни черта. Поэтому и попала, что решила себя исправить. Или… не то чтобы исправить, а, наверное, искупить.

– И чего же такого натворила, если не секрет?

Лиза тяжело вздохнула, рассматривая тень на потолке – наверное – от ночника, похожую на занесённую руку с огромным ножом.

– Да чего рассказывать. Мать пила, отца не было. Всё детство провела в интернате. Была у нас девочка, красивая до очертенения. На год или на два младше меня, не помню. Я с пацаном одним дружила… любила. Он держал всех в кулаке. Самый главный хулиган. Потом смотрю, то он ей цветок с клумбы сорвёт и подарит, то улыбкой одарит, то по волосам погладит. А до меня при всех стеснялся лишний раз дотронуться.

– Может, оберегал?

– Да ничего он не оберегал. Потом, раз при мне поцелует её в щёку, другой раз, а меня – раз при ней обзовёт, второй, что раньше никогда не делал. – Лиза ещё раз тяжело вздохнула. – А потом… я узнала, что они переспали. Я чуть с ума не сошла, не знала, что делать. Он от меня совсем отошёл, смотрел так презрительно, будто я какая-то грязь. А я была от него без ума, думала, мы поженимся. Тогда… я подговорила местную шпану, и её изнасиловали. А потом… потом она повесилась. Её спасли… – Лиза не заметила, как побелел и напрягся Виктор, стал похожим на каменную статую. – Но у неё случился выкидыш. Оказывается, она была беременная. Она сама этого не знала. На этой почве у неё потекла крыша. И она попала в психушку. А перед этим, не знаю, где достала, может, не её был, да и как узнала… в общем, она это принесла мне завёрнутое в платочке и ляпнула, что заставит меня... это родить заново. Конечно, всё это была глупость, прошло много времени, но то это, что она мне показала, приходило ко мне во сне каждую ночь и росло… взрослело.

По глубокому выдоху Елизаветы, Солдат понял, что рассказ окончен. Он сел на край кровати, и некоторое время молчал.

– А при чём здесь полиция? – спросил он.

– Не знаю. Чем взрослее становилась, тем больше ужасалась тому, что сделала. Захотелось стать хорошей. Как ты говоришь – правильной. – Лиза опустила ноги на пол, чтобы взять свою одежду в душевой и одеться. – И это всё случилось в глупом юношестве.

– Может, надо было в церковь ходить? Стать монашкой. Вдариться в веру…

– Сам верь.

– А как звали девушку?

– Варвара, – ответила Елизавета и скрылась за белой дверью.

– Барбара, – еле слышно произнёс Виктор, не веря тому, что женщина, с которой он был только что так близок, очень, и даже слишком очень знает его бывшую жену. Но – в такие случайности он никогда не верил. Остаётся только одно – что-то необъяснимое их привело вместе в это странное место. Или кто-то. Елизаветы подозрительно долго не было, и Солдат выкрикнул её имя.

– Иду! – ответила Лиза. – Не бойся, со мной всё нормально! Думаю то, что случилось, больше не повторится.

Виктор сомкнул веки, опрокинулся на спину и – снова открыл глаза. Вокруг царила глубокая тишина. За окном – или где? – затрещал сверчок: о, появилась вторая живая жизнь. По стенам бегали туманные тени, было непонятно отчего происходили. В спальне стало холодно и Солдат взглянул на окно: возможно, на улице похолодало и нужно прикрыть рамы. Да какие рамы? Окно с обеих сторон обнесено решётками. Густая темнота проникала сквозь стёкла, стелилась чёрным туманом по полу, медленно ползла к кровати. Создавалось ощущение, что что-то неисправимо изменилось. В воздухе витало психическое напряжение, от которого хотелось разжаться как стиснутой пружине, взметнуться с кровати и убежать.

Что-то Лизки нет. Как бы снова с ней не произошло.

Солдат приподнялся с постели, чтобы пойти в душевую комнату и замер. Елизавета сидела на краю кровати лицом к электрокамину, на табуретке, принесённой из душевой, разместился кинопроектор, крутились катушки с плёнкой. На стене под полками светился желтоватый экран, иногда становился цветом сожжённого; мелькали разные загогулины, полоски, точки; во всю ширину по центру слегка мерцала надпись: «ПОХОРОНИТЕ НАДЕЖДЫ В СОБСТВЕННУЮ БЛЕВОТИНУ. ВАШИ БОГИ НИКОГДА НЕ ВОСКРЕСТНУТ», – это всё, что держала в себе плёнка.

– Ох, нет, – полушёпотом произнёс Солдат, поняв, что Лизка снова впала в этот непонятный грёбаный транс. Взглянул на часы: пять сорок. «Ведь я же не проваливался в сон! Снова скачок во времени?!» Он тихо позвал её имя. Елизавета повернула лицо, на губах светилась счастливая улыбка. – Фу, я уж думал, что ты снова ушла в себя.

Лиза стянула с себя водолазку, оголив груди. Виктор улыбнулся, решил, что она с ним заигрывает: проснулось вновь кипучее похотливое желание. Он внимательно осмотрел её красоту, а точнее – красивые налитые груди. Провёл взглядом по грациозно выгибающейся спине. И хотел сказать, что она может кинуться к нему в объятия. Но когда заглянул в лицо, то понял, что она его не видит. Она смотрела ближе, прямо перед ним, будто видела нечто, подобное призраку. По её слабо движущимся губам Виктор понял, что она с кем-то беззвучно разговаривает. На её лице появлялись то улыбка, то печаль, то уныние, то страдание и боль. Несколько раз глаза становились умоляющими, заискивающими, затравленными.

Солдат шелохнулся. Реакция Елизаветы была сумасшедшей; она взвизгнула, встрепенулась, забегала глазами, ища потерявшееся видение. Глаза и рот искажались в злобной ярости. Она трясла лицом, скрежеща зубами и брызгая слюной. Из её уст вырвался душераздирающий вопль. Шея неестественно изогнулась, подбородок дёргался и медленно уходил в сторону, пока глаза не наткнулись на Виктора. По его спине пробежались полчища ледяных мурашек. Словно зачарованный злом, он не мог оторваться от сумасшествия Елизаветы. В чертах её лица не осталось ничего человеческого. На несколько секунд они застыли взглядами. Лиза встала коленями на край кровати, правая рука положила на одеяло громадный нож, который до этого покоился в мизерной подставке на дальнем комоде.

– А-а-а, ха-ха-ха, ха, ха! – завизжала Лиза, подняв лицо к потолку. Левая ладонь сжала левую грудь так, что под вонзившимися в плоть пальцами лопнула кожа. Лиза оттянула грудь и снизу вонзила нож. По лезвию вниз ринулась кровь, орошая крупными каплями белую материю одеяла.

Солдат подскочил на месте, сел на корточки и прижался спиной к стене, не зная, что предпринять.

Двумя широкими ударами Лиза отсекла себе грудь, несколько раз ею махнула перед лицом Виктора, словно окропляла святой водой. Лицо Солдата покрылось горячими кровавыми каплями.