– Я читал, что уже в наше время такое возможно… То есть… это нормально. Стена создаётся какими-то волнами, которые всё отталкивают. В итоге создаёт что-то подобие предохраняющего кокона. Даже не помню, кто из фантастов девятнадцатого века писал, что в скором будущем научаться делать печать… запечатывать целые территории или города. В смысле... помещать вот в такой кокон.

– Но здесь! – Лиза обвела руками по кругу. – Вот в этой полуразвалившейся усадьбе! Разве что бомжам здесь может стать хорошо. И тем более, сам говоришь, фантасты!

– Но разве мы в фантастике сейчас находимся? С нами же это происходит. В реальности. Не во сне же?

– Так давай проверим.

Лицо Солдата осветилось улыбкой так, что, казалось, самый мощный прожектор не пересилит свет, исходящий от его лица:

– Проверим – забеременеешь или нет?

– А-а-а, – сквозь рычание произнесла Лиза, – я тебя ненавижу. Ты снова шутишь не к месту! Подойдём и обыщем дом, подвал, мансарду или ещё что там есть. Мне нужны ответы. Или я с ума сойду!

– Да, пойдём, – согласился Солдат. – Нам всё равно нужно переждать тот ураган. А это… скорее всего, нескоро.

– Только пошли сначала осмотрим джип. Нужно воду и еду достать из сумки. Я очень пить и кушать хочу. Когда сильно нервничаю – аппетит зверский. А ты?

– Наоборот. Десятками суток не ем.

Лиза пошла к «вранглеру», Солдат последовал следом. Они залезли на джип и попробовали открыть дверь, ничего не вышло, видно, от удара перекосило корпус. Пришлось выбить стекло. Лизка со своим худым телом легко прошмыгнула в салон, передала Виктору две бутылки воды, пакет со сладостями. Свесив ноги с края перевёрнутого «вранглера», они съели по сникерсу, хорошо утолили жажду, немного ни о чём поболтали: ни Солдат, ни Елизавета пока не хотели касаться и вникать в то положение вещей, в которое они не просто окунулись, а почти утонули, и, кажется, это всё слишком серьёзно, если вообще не губительно. Солдат спрыгнул на землю, снял за талию Лизу, и они направились к ступеням, чтобы исследовать дом, а возможно, и переночевать остаться.

Дверь в дом находилась на высоте, к которой – как подсчитал Солдат – вело восемнадцать бетонных ступеней. Над ними возвышалась крыша террасы на длинных деревянных столбах.

– Какое-то убожество, – сказала Лиза. – И кто так строил? Весь дом состоит из встроенных друг в друга кусков.

Держась за руки, они взошли на площадку. На металлической чёрной табличке, прибитой гвоздями к двери, написано белым мелом: «ВНИМАНИЕ. ЕСЛИ НИКТО НЕ ОТКРОЕТ, ЛУЧШЕ НЕ ВХОДИТЕ. НЕПРОШЕННЫМ СКИТАЛЬЦАМ ЗДЕСЬ НЕ РАДЫ».

Не было никакого замка – ни висячего, ни врезного.

Лиза отошла влево к перилам и спросила:

– И что будем делать? Видишь, нас предупреждают.

Ладонь Солдата сжала длинную дверную ручку. Он повернулся к Елизавете, хотел что-то сказать, но увидев её глаза, которые смотрели так, будто потеряли реальность и не могут вспомнить, где находятся, передумал.

– Что с тобой? – спросил Виктор.

Елизавета как-то мерзко хохотнула, брызнув изо рта слюной, а потом воткнула мизинец в ухо и начала яро теребить, издавать дебильные смешки вперемежку с захлёбывающимися звуками, буквально отрывисто выплёвывающими молитвы.

– Что, снова началось? – Солдат обернулся, чтобы увидеть, куда пялиться Елизавета, настолько глупыми глазами, что создавалось ощущение: Лизка полностью «съехала с катушек». За скамейкой, запорошённой сухой очень мелкой листвой, находился мольберт; его сомкнутые ножки прижаты к толстенным балясинам, на сером грязном холсте еле заметными бурыми буквами – Виктор понял, что писали давно, кровью и пальцем – размашисто написано: «ЕЩЁ РАЗ ДЛЯ КЕСАРЯ – ВАШИ БОГИ СГИНУЛИ, КАК ИСПРАЖНЕНИЯ В КАНАЛИЗАЦИЮ. ХА-ХА».

Солдат взял обрез за ствол и стал яростно бить ручкой по надписи. Бил до тех пор, пока холст – не холст, а кусок тонкой фанеры, часто прибитый сапожными гвоздями к мольберту – не проломило по центру. В бешенстве схватил ненавистную конструкцию и запустил через перила на землю. Некоторое время он смотрел вниз, пока гнев не остыл, отдышался, и только тогда повернулся к Лизе.

– Семечки хочешь? – спросила она и протянула открытую ладонь, наполненную клочками от обёрток батончиков «Марса».

– Какие семечки?! – заорал Солдат и хлопнул снизу по ладони Елизаветы. Несколько клочков задержалось на её волосах. – Где ты видишь семечки?! – Он схватил её за плечи и сильно потряс. – Отвечай! Какие на хрен – семечки?! Где ты их увидела?!

Лиза безвольно хлопала ресницами, из рук выпал пакет и пистолет. Она свела морщины на переносице и заплакала.

– А пистолет для чего достала? – спросил Солдат.

– Я тебе семечки… а ты?.. – Она посмотрела на раскиданные по площадке клочки, посчитала, тыкая в каждый указательным пальцем. – Сейчас соберу… Я же для тебя старалась… семечки.

Солдат влепил Елизавете пощёчину.

Целую вечность они стояли, взявшись за руки, и печально рассматривали глаза друг друга.

– Не понимаю, что со мной? – первая произнесла Елизавета.

– Больше семечек не будет? – невесело спросил Солдат.

– Каких ещё семечек?

Виктор молча поднял пакет и пистолет, водрузил в ладони Лизы и дёрнул за ручку двери, едва не выдрав из петель. Осмотрел полумрак и вошёл. Лиза последовала следом. Сильно пахло затхлостью, воздух такой тяжёлый, будто вошли в смолянистое тягучее вещество. Они находились в огромной прихожей с высокими – метров пять – потолками. Дощатые полы скрипели как пьяные демоны, пробующие играть на скрипках. В ближнем правом углу стояла щётка с длинной ручкой и штыковая лопата.

– Наверное, не проветривалось целый век, – вполголоса произнёс Солдат, сжав пальцами нос. – Воняет, будто сто кошек сдохло, а местная ребятня ходила сюда срать.

Елизавета включила фонарь и осветила все стены.

– А ты говоришь, здесь нет электричества! – радостно воскликнула она. – Смотри, на стенах есть выключатели.

– Да, но я не вижу ни одного светильника или лампы. – Солдат пробежался светом своего фонаря по потолку, по дубовым стеновым панелям, по огромному зеркалу в чёрной резной раме и с тумбой.

Елизавета пощёлкала «язычком» выключателя и разочарованно пожала плечами:

– Для чего же тогда они предназначены, если не для света?

– Возможно, открывают или закрывают какие-нибудь двери. Или окна. Или освещают тёмные подвалы.

– Да, но всё равно же нужно электричество. Значит, мы находимся в нормальном времени. А не в чумном средневековье.

– Время, возможно, нормальное. Но не место.

Елизавета как-то медленно подошла к зеркалу, внимательно рассматривая собственное отражение. Солдат сразу понял, что с ней вновь начинает твориться неладное: движения Лизы были скованные и резкие, словно суставы поржавели и приходилось двигать с усилием. Голова дважды коротко дёрнулась вперёд, а потом резко вбок. И Лиза застыла.

– Неужели опять семечки? – устало выдохнул Солдат и посветил фонарём в угол, куда смотрела Лиза – если она вообще смотрела. – Лиз, Лиз, – позвал Виктор, пробежался светящимся пятном по её спине и снова направил луч на стену. – Лиз!

В ответ не прозвучало ни звука, ни единого колебания телом.

В свете фонаря блеснула «золотая» табличка. Солдат поспешил подойти, чтобы быстро прочесть и если нужно выдрать из стены, если написанное вновь плохо действует на Елизавету. На пластине красиво выгравировано: «Я ТЕБЯ ТАК ДОЛГО ЖДАЛА, МИЛЫЙ». А под ней картонный квадрат, прибитый одним длинным гвоздём, где небрежным почерком чем-то коричневым написано: «МИЛЫЙ – ЭТО ТА ТВАРЬ, КОТОРАЯ СГИНЕТ В ПЕКЛЕ АДА».

Солдат вздрогнул. Ему подумалось, что послание дождалось именно его. «Но я никому не причинил зла, – ответил он в мыслях. – Если только на войне?» Виктор подошёл к Елизавете и заглянул в лицо. Она стояла словно биоробот, потерявший свою энергию. В глазах отсутствовала жизнь, лишь осталась неимоверная печаль, граничащая с плачем. И Солдат подумал, что это печаль перед гибелью. Его ладони бережно обняли щёки Лизы, губы коснулись лба. Он боялся, что от малейшего прикосновения она упадёт.