От досады на свою кривую судьбу, девочка порвала помятую записку, адресованную отцу.
Ничего она передавать не станет! Вот уж, дудки! Хотят рассказать, какая она непутевая, пусть сами его и ищут! Делаться собственным палачом?! Увольте!
Все гадкий Алеон! С детства знала мальчишку, в одном доме росли, а какие разные получились. Алеон лучший. Алеон самый умный, самый способный, ему еще и семнадцати нет, а он же введен в круг совета. Скоро ему дадут не магистра… нет, мага! Впрочем, что там мага, ему дадут Архимага. Вот важным будет!
Ха, важным! Да он скоро от своей важности лопнет! ЕЩЕ БЫ! Он самый юный магистр чуть не за всю тысячелетнюю историю города. А еще самый способный. Папочка в нем души не чает. Везде, где у Сильвии полный провал, Алеон — на недостижимой высоте. Все-то он знает — и об этих глупых тонких струнах, и о дурацких интегралах. Магия для него, что воздух. Еще б нет?! Он же эльф! Ну, пусть, не весь, пусть только на половину, но магия для него — это естественное состояние вещей.
Это нечестно! Вот почему в Излаиме человека судят только по способностям к ворожбе?
К великому огорчению Сильвии, ее природа не обнаруживала и других талантов, кроме как к лепке и танцам.
«Лепка…, - продолжала упиваться горем отвержения девушка, — это не архитектура. Архитектура зиждется на магии, порядке, строгости. А глина мягкая, пластичная, гибкая… И… никому не нужная!».
Оставались танцы. С танцами учителя отмечали, что Сильвия в них весьма недурна, только недостаточно прилежна.
Поскольку магом ей стать не грозило ни при каких обстоятельствах, то, по авторитетному мнению соседок, несчастный отец наверняка надеялся устроить судьбу дочери через брак. Тут танцы могли бы помочь. Правда, по тому же самому авторитетному мнению, кто ж ее возьмет — с таким-то способностям к магии?! Это наверняка наследственное. И детям передастся, да и в хозяйстве толку мало. У-у-у, здесь никакие танцы не помогут! О лепке и вовсе стоит помолчать.
Сильвия ненавидела магию всей душой, и вместе с тем, безумно завидовала волшебникам.
«Ну почему жизнь так несправедлива?», — на этой мысли девочка погрозила небу кулаком. Ух, вот что он, этот Всевышний, знает о ее тяжкой доле?! И куда ж она инвалидом таким родилась? В городе магов, да без толики магии. Была б она писаной красавицей, но…
Пожалуй, здесь Сильвия Гаспаро с улицы Стрижей лукавила. Если с магией и правда были беды, то внешне девушка была чарующе-интересной. От матери-чужестранки Сильвии достались необыкновенные светлые волосы. Они крупными кудрями золотились на солнце, становясь ржаными в тени. В лице девушки была гармония, изменить любую часть — будет нехорошо, а вместе — изумительно складно. Прохожие не раз провожали Сильвию зачарованным взглядом, отмечая высокие скулы, точеный подбородок и выразительные глаза под гордыми темными бровями.
Но Сильвия себе не нравилась. «То ли дело, Адель! Вот уж повезло, так повезло! И тонкая, и стройная, и кудри, прям, золотые. А глаза?! Синие, огромные, опушенные густыми темными ресницами. Вот уж кого Всевышний точно не обделил, — рассуждала девушка, снедаемая приступом зависти. Кроме того, Адель была из прекрасной семьи и с богатым приданым. — Вот если бы у Адель не было магических способностей, ей бы легко простили».
Но, увы, к злопыханию Сильвии, да, что греха таить, всех девушек города, Адель легко справлялась с магическими науками. И отбоя от женихов, певших под окнами серенады, у девушки не было. Если на Сильвию засматривались лишь случайные прохожие, то Адель пленила весь город. Не надо было устраивать конкурсов красоты, чтобы знать победителя.
Сильвия горько вздохнула. Так и Люциус — её новая тайная любовь, переметнулся на сторону врага. Еще вчера он мило кокетничал с Сильвией. Они болтали о предстоящем турнире, юноша даже пообещался зайти за ней перед занятиями… Сильвия окрылилась. Оказывается, и на ее улице может быть праздник. Вот она… любовь! «Он такой… такой. Красивый, мужественный. Он… самый восхитительный!», — с этими мыслями Сильвия перемерила весь небогатый гардероб. И расстроилась, идти на турнир было не в чем… Пришлось снова просить платье у подруги, той редкой подруги, которая готова сносить все капризы сумасбродной товарки.
Попросить денег на новое платье у отца девочка не решалась. Все не находилось повода… Они не были бедны или богаты. В доме всегда была еда, находились деньги на книги и редкие артефакты… На артефакты и уходили все финансы маленькой семьи. Гаспаро был необычайно щедр к поставщикам магических инструментов и снадобий. За «редкость» он готов был отдать столько, сколько у него не было…
Вечный перезаем звонких монет сделал гардероб девушки до неприличия скромным. «И как только отец думает замуж выдавать!? С таким-то приданым!». Но думал ли Гаспаро об этом? Сильвия все чаще ловила себя на мысли, что отец скорее стремится скрыть ее присутствие в своей жизни. Видя, что из девочки не выйдет толк, он аккуратно задвигал дочку в тихую светелку. «Нечего глаза людям мозолить, раз и показать нечего! Сиди тихо, и без того каждый день краснеть приходится».
В свете споров с отцом, гардероб нищал все больше. Выручала только подруга. Добрая девочка щедро делилась одеждой и незамысловатыми украшениями. Сильвия не представляла, что бы делала без своей Анюты? Скромной и милой девочки, талантливой магички с глазами цвета северного моря.
Анюта выручила и на сей раз. Девочки весь вечер подгоняли платье.
Ночью Сильвия никак не могла уснуть. Она ворочалась с бока на бок, представляя завтрашний день и мечтая о Люциусе, его небесно-голубых глазах. «Ах… Вот, он выигрывает турнир и дарит розу — символ королевы турнира. А потом… Потом он признается в любви, поет серенады». Сильвия даже потрудилась встать, чтобы проверить, можно ли разместиться на заднем дворе. Выглядывая в окно, поймала себя на мысли, что двор необходимо прибрать, а то певец рисковал сломать ногу или шею. Но фантазии снова унесли прочь. «Вот…Они оказываются в темном лесу, где спасает от каменных троллей и… Он, он целует ее!». Правда, целоваться девушке еще не приходилось, поэтому, при мысли о подобном бесстыдстве, лицо залилось краской. От смущения девушка спряталась под одеяло. Уснула она только под утро.
И лучше бы оно не наступало! Прежде всего, Сильвия проспала. Печь осталась нетопленой, а завтрак — неприготовленным. Отец, проработавший всю ночь, вышел за чашкой ароматного утреннего напитка. А ни огня, ни воды, ни хотя бы самой хозяйки, на кухне не было. Отец-то и растолкал соню, напоминая, если не о чувстве долга перед кормящим родителем, то хотя бы об учебе! Сильвия встала невыспавшейся и разбитой. Испугалась, что опаздывает, быстро умылась и оделась, наскоро заплела косу. Приготовить завтрак не успевала, а обедом не накормит… потому, что пойдет на турнир. Сильвия бросила взгляд в омут зеркала. Из его недр смотрела хорошенькая темноглазая девчушка, с по-детски округлым личиком.
«Ах, Святые Небеса, сейчас же придет Люциус!» — Сильвия еще раз переплела косу. Затем спустилась в кухню.
На счастье Гаспаро, кроме дочери, ветреной и легкомысленной, в доме жил любимый ученик, Алеон. Сдержанный и крайне молчаливый юноша не раз выручал подобные промахи любимой дочурки. И по возвращению на кухню, печь была жарко натоплена, а на плите стоял утренний напиток. Эльф-полукровка успел даже за сладкими булочками сходить.
Теперь юноша сидел на теплой кухне, попивая утренний напиток. Одной рукой он листал очередной талмуд, а второй отламывал кусочки ароматного хлеба и, не глядя, закидывал в рот. Заметив учителя, встал и вежливо поздоровался. «Надо бы дать мальчишке денег на цирюльника», — подумал Гаспаро, заметив, что стриженные по лопатки волосы уже порядком отросли.
Спустившаяся Сильвия мельком взглянула на эльфа. Она небрежно поздоровалась, уселась на подоконник, поджав ногу под себя, и засмотрелась в окно, мечтательно прихлебывая утренний напиток.
Юноша посмотрел на Сильвию долгим взглядом пронзительно-зеленых, нечеловеческих глаз. Гаспаро еще раз отметил, как изумительно красив Алеон: весь тонкий, словно молодой олень, необыкновенно складный, с густо-черными волосами. Мальчишка мог влюбить в себя любую одним взглядом эльфийских, раскосых глаз. Гаспаро никогда особо не был хорош собой, но красоту любил и понимал. На матери Сильвии он женился, несмотря на все сложности союза, именно за необычную внешность. Белокосая девушка с искрящимися светлыми глазами его пленила. В чертах дочери он узнавал красоту её матери, Ланы. Старый архимаг знал, любимая дочка еще только нежный бутон, ее расцвет будет позже. Когда спадет юношеская миловидность, уйдет этот глупый, лихорадочный блеск в глазах. Вот тогда проступит заметная уже сейчас порода! Пока девочка была лишь глупеньким лебеденком. Но отчего же мечтательный лебедёнок в упор не видит ярко-зеленых глаз, смотрящих только на нее?
