Да, есть сила, возвышающая и устраивающая величие государств, и эта сила является только там, где народный ум не подавлен силой канцелярии. На сколько, с одной стороны, преобразования Петра I были велики, на столько же они и губительны для России, потому что ими положен раздел между властью Царя и народным созерцанием, раздел, возникший от учреждения канцелярщины, которая в течение двух столетий до того разрослась и окрепла, что усвоила себе право действовать во всех мероприятиях без всякого соглашения с народными потребностями. А чтобы определить величину зла, от этого происходящую, то пусть какой-либо внимательный счетчик постарается - хотя приблизительно - исчислить в цифрах одну статью, а именно: в какую сумму обошлись для России в течение трех последних лет потери на курсах при платеже заграничных долгов, равно и потери на всех бумагах правительственных и частных, порожденные существованием Баттенберга и Кобургского.

Перейдем теперь к западной границе Германии: тут совсем другое дело, тут нельзя ручаться, чтоб не разыгралось желание овладеть такими пунктами, каковы Антверпен и Амстердам, с их доками и выходами прямо в океан; равно нельзя отвечать и за то, чтоб не возродилась мысль вдосталь ослабить возрождающуюся силу Франции и угасить тлеющие в ней искры отмщения; но нам до всего этого нет никакого дела, и мы можем без всякой тревоги и ущерба, в то время, когда прорвется плотина скопления военных сил на западной стороне Германии, продолжать свои домашние занятия в полном безмятежном спокойствии.

А после всего этого что будет? Что возвестит еще Европе законодательный голос Бисмарка?

Будет, конечно, что-либо великое и совершенно новое, изменяющее общую постановку экономической европейской жизни. На чем основано такое ожидание? Отвечаем: на логическом соображении о движении тех обстоятельств и явлений, среди которых находится теперь европейская жизнь. В сознании самого Бисмарка неизбежно возникнет мысль о том, что нельзя вечно охранять мир массою вооруженных войск и что было бы прочнее и величественнее внедрить в воззрения правительств и народов убеждение в выгодности мирной жизни и затем перейти к значительным разоружениям, дабы освободить человечество от тягостных расходов и затруднений в правильном росте. Отсюда один шаг до появления в голове знаменитого Бисмарка желания увековечить свое имя новою прочною славой введения в общеевропейскую жизнь таких экономических начал, которые при малозначительных вооружениях поставляли бы сильную преграду к побуждениям начинать войну. Для обсуждения предварительной программы этих начал нельзя не предвидеть образования в Берлине будущего европейского конгресса, чтобы выработать в его заседаниях альфу и омегу общего бытия, положив в основание жизни совершенное уничтожение международной зависти, существующей ныне по столкновению государств и народов в материальных соприкосновениях. Без такого поворота вся 30-ти-летняя государственная деятельность Бисмарка не имеет значения вековечносга. Если предположить, что настоящая статья дойдет до князя Бисмарка, то едва ли он будет в глубине своей души отрицать возможность установить (под влиянием вооружения, как сильной временной меры) твердый мир на силе экономических устоев.

Дай Бог, чтобы на берлинском конгрессе представителями России оказались люди, исполненные верных воззрений и разумной заботливости об интересах своего Отечества, а не выдохшиеся изношенные губошлепы.

Чувствую, как на этом месте читатель невольно восклицает: что же это за туманные предсказания? Отвечаю: при настоящем положении, когда весь политический небосклон обложился густыми тучами, нельзя требовать совершенной ясности. Едва-едва возможно всмотреться в очертание надвинувшихся туч и в их фигурах прочесть завершение совершающихся событий экономическим конгрессом в Берлине. А коль скоро этот конгресс образуется, то уже нетрудно догадаться, кому достанется львиная доля выгод от будущего экономического новозакония. При этом мы должны преследовать одну цель - свалить с плеч русского народа угнетающую его тягость по платежу заграничных долгов. Слышу, как читатель опять говорит: да это еще новый туман? Да, новый, но освежительный, и мы можем достигнуть этого, идя путем смиренномудрия и направления в новую полосу благоприменительного течения воздуха.

Добавим несколько слов о печати. Бисмарк отвергает значение в делах государственных печатного слова, не видя в нем никакой пользы. Никто с этим согласиться не может, и здесь вполне применима поговорка, что нет умного человека без некоторой доли заблуждений. Печать можно сравнить с золотоносными россыпями, при промывке которых из ста пудов простого песку получается в золотниках чистое золото. Излишне доказывать неоспоримое влияние этих золотников на ход жизни во всех ее видах - нравственном, политическом, экономическом и т. д.

Самая речь Бисмарка осязательно все это подтверждает, потому что все изложенные в ней воззрения и даже мероприятия построены на значении золотников, промытых из песчаной массы печатного слова.

В. Кокорев

17 февраля 1888 г. С.-Петербург

ПУТЬ СЕВАСТОПОЛЬЦЕВ

Посвящается С.А. Хрулеву^{[ 26 ]}

Вместо предисловия

Появляющийся теперь в печати рассказ написан 20 месяцев тому назад. Он не мог явиться своевременно по таким причинам, о коих рассказывать скучно, а читать еще скучней.

Теперь рассказ этот настолько вылежался, что он без больших затруднений является на типографский станок. Я его печатаю, как дагерротип мыслей и взглядов того времени, в которое писал рассказ.

Все выраженное здесь вспомнилось и сказалось во время вступления защитников Севастополя в сердце России - Москву; конечно, тут высказана только разве сотая часть того, что нам уяснила глубокая дума о военных событиях. Мы обращаемся теперь к особому труду, выпискам из книги: "Русская жизнь".

Из таких выписок составлен "Путь севастополъцев".

В картине человеческой жизни, подобно тому, как и во всякой древней художественной картине, тогда только можно достигнуть исправления и увидеть новые красоты и дальние планы, когда будет обнаружено и выяснено все то, что сгладила и затемнила пыль и копоть. Таково было побуждение при изложении не сочинения, а событий, подсказанных памятью сердца. Скажу словами внутреннего убеждения: задача решалась благонамеренно, но без письменной архитектуры и настолько притом ошибочно, насколько более или менее ошибочны все наши однодумы.

I

Общее горе - не горе.

Пословица

Давно, почти одновременно с образованием Черноморского флота, главная из Севастопольских пристаней названа Екатерининской. Пристань эта знаменательна тем, что все находившиеся в Севастополе моряки имели обыкновение сходиться на ней каждый день и рассуждать тут об обязанностях честной службы моряка и вообще человеческих. С пристани виднелся стоящий вдали флот. Общие взоры следили за тем, как спущены и подняты драм-реи, как одни корабли снимаются с якоря и идут в море и как другие становятся на якорь. Все делалось на кораблях живо и отчетливо, все одушевлялось желанием получить одобрение от своих собратьев. Всякую морскую опытность, всякую ученость, даже успехи по службе надлежало утверждать еще одобрением общего мнения. Суд пристани вникал в каждодневную жизнь всякого: получить похвалу на ней значило быть отличным не только в действиях, но и в намерениях. Здесь все познавали себя, душа у всех была нараспашку, и ясно становилось, кто к чему способен; а знание душевной подоплеки каждого спасало от несообразного выбора людей на открывавшиеся должности и развивало во всех дух чести, бескорыстия и рвения к пользе общей.