Одиннадцатого сентября главный судья города Хантсвилл, прождав полчаса, довольно резко поинтересовался у вошедшего в здание суда генерала Тофтоя:

— Ну и где эти ваши чертовы немцы?

— Извините, на сегодня мероприятие вынужденно отменяется. Какие-то немытые скоты поставили в столовую некачественные продукты и половина персонала арсенала сейчас бегает между койками в госпитале и госпитальным же сортиром. А главный чертов немец… ему, по словам врачей, наше гражданство уже не потребуется: я не очень хорошо разбираюсь в медицинской терминологии, но слово «морг» прекрасно понимаю. И раз уж я здесь олицетворяю федеральную власть, то этой властью я переношу мероприятие на… до выздоровления оставшихся немцев. Армия оповестит суд о новой дате принесения присяги на верность…

В этот раз пожилая швейцарская немка воспользовалась «Стратокрузером» компании «Пан Америкэн», вылетавшим из Лондона. С визой проблем у нее не было, поскольку весной она попросила многократную, ведь дела по наследству иногда тянутся очень долго. Но ведь человеку не нужно все это время сидеть у порога здания суда, чаще бывает достаточно все вопросы пару раз с адвокатом обсудить — так что обратно в Европу она вернулась уже через три дня. Таню во всей этой транспортной эпопее удивило лишь то, что в США вообще никто не поинтересовался, а существовал ли когда-то какой-то немец, очень неожиданно усопший в далеком Бисмарке. Хотя вряд ли швейцарская немка просто для удовольствия проводила по двенадцать часов в кресле самолета, да еще и платя за столь утомительное времяпрепровождение по несколько тысяч долларов…

Лаврентий Павлович правда сильно напрягся, когда узнал (из заслуживающих его доверия источников) о мелкой неприятности, случившейся в Рэдстоунском арсенале, и немедленно потребовал… то есть очень вежливо попросил Таню «при случае навестить его». А раз человек просит, да еще вежливо, то почему бы и не удовлетворить его просьбу?

— Таня, я же тебя просил… нет, мы же тебе запретили!

— Что запретили?

— Проблемы… некоторые решать, вот что!

— Какие проблемы? Я готовлю пуск завода по производству сывороток, а это вы даже не представляете какой геморрой! Ведь взрослые — это вообще не дети, им целых восемнадцать разных сывороток готовить нужно, к тому же еще и три из них имеют разные версии, заточенные под группы крови. А математики, которые мне программы пишут, в химических технологиях понимают чуть меньше, чем вообще ничего, и мне все их программы проверять приходится, причем не по одному разу! Вот это — да, проблемы, я скоро вообще забуду, как люди спят. И сдохну от переутомления, а вы потом будете горько по этому поводу плакать.

— А если ты такая трудолюбивая и занята круглые сутки, на кой черт тебя в Берлин носило?

— Не в Берлин, а в Йену: мне на Цейссовских заводах оптические датчики делали. Ну что могу сказать: немцы работать умеют, но если их постоянно не пинать, то они работают как им удобнее, а не как надо. Шесть поляризационных светофильтров пришлось переделывать, шесть! А еще они требовали, чтобы я и испорченные оплатила!

— А ты…

— А я оплатила, иначе они бы правильные не сделали. Лаврентий Павлович, а у нас в СССР кто оптикой руководит? То есть какое министерство оптическим производством занимается? Конечно, за десяток-другой фильтров можно и вдвое переплатить, но ведь как процессы наладятся, то их многие сотни потребуются…

— Таня, я не сомневаюсь, что ты в Йене была, и что фильтры эти там получила. Меня один вопрос интересует: а пока ты ждала их изготовления, тебя в Алабаму случайно не заносило?

— А что я там забыла? Там же, если я не путаю, зерно всякое выращивают, в основном вроде кукурузу. А мне кукуруза не нужна, да и в СССР она выращивается.

— Там еще арсенал один есть.

— Но вы же прекрасно знаете, что я хоть пистолет, хоть пулемет лучше любого американского сделаю, даже не приходя в сознание лучше сделаю. Или вы… ладно, я сделаю вид, что не обиделась.

— А я тогда сделаю вид, что тебе поверил. Тогда последний вопрос, даже два: что за гадскую химию ты подсунула Надирадзе? Я потому спрашиваю, что он теперь предлагает твердотопливную стратегическую ракету сделать. Это реально? Не хотелось бы деньги на ветер…

— Я ему предложила использовать динитрамид аммония, с ним удельный импульс получается как у жидкостной ракеты с гептилом и амилом, ну, чуть поменьше. Он, конечно, подороже перхлората, раз в десять дороже — но для боевой ракеты это не сильно страшно. Зато ракету Александр Давидович межконтинентальную сделает, на ней с разгонной ступенью и спутники запускать при нужде можно будет.

— Ну да, миллион туда, миллион сюда. А Глушко ты что предложила? Он же сейчас кроме мата ничего произнести уже не может, у него двигатели стабильно работать перестают!

— Просто синтетический керосин… ну, почти керосин. Тоже раз в двадцать дороже простого керосина, но Королев на моем керосине поднимет на четверть тонны больше, чем на простом, а у него сейчас и так пару тонн недобора, поэтому эти запасные центнеры для него лишними не будут… Кстати, там по тысяче рублей за кило предлагали, в кошелек столько, конечно, не поместится, но я и за сумкой сбегать могу. А Глушко пусть потщательнее форсунки делает, тут все в технологию упирается.

— А нету у нас других технологий, нету!

— У нас, если честно говорить, вообще никаких технологий еще три года назад не было, так что через пару лет, если ваньку не валять, технологии появятся. Просто без живительных пинков они как-то не спешат появляться, но вы их раздавать давно уже мастер международного класса, даже, я бы сказала, гроссмейстер! И опять же, Косберг ведь сделал мне двигатель для разгонной ступени под синтетический некеросин…

— Вот ведь вредная ты старуха! Деньги тебе прямо сейчас выдать?

— Мне не к спеху. Еще вопросы есть?

— Пока нет… но из чистого любопытства спрошу все же: тебе вообще не жалко людей? Ну, некоторых…

— Мне людей очень жалко. Мне очень жалко миллионы людей, сотни миллионов жалко. И я, как врач, стараюсь сберечь их драгоценные жизни. И, как врач, прекрасно знаю, что иногда приходится делать и ампутации чтобы сохранить человеку жизнь и здоровье. И — опять-таки как врач — иногда вынуждена такие ампутации производить… тех же эсэсовцев ведь по советским законам ампутировать правильно? Тем более, что у янки от сальмонеллы достаточно эффективных лекарств нет. Вы же тоже так считаете?

— Я — да. Просто когда я смотрю на тебя… хоть ты и древняя старуха, но вижу-то я молодую девушку… Но ты права, иногда приходится делать и то, что делать не хочется. И… спасибо тебе. Все, на сегодня вопросов больше не будет.

В конце сентября в Ленинграде на воду спустилась одна очень большая подводная лодка. Спустилась и неторопливо поплыла вокруг северной Европы куда-то в район Мурманска. Лодка эта вызвала огромный интерес у различных иностранных не товарищей, так что почти на всем протяжении маршрута ее сопровождали разнообразные иностранные же корабли. Сопровождать ее было нетрудно: шумела лодка так, что ее, как говорили британские капитаны, давая интервью британским же газетам, было слышно не только на всей Балтике, но и в Северном море. Советские же газеты по этому поводу хранили молчание: ну не рассказывать же советским гражданам, что буржуи советскую же подводную лодку под водой «видят» лучше, чем если бы она плыла по поверхности, а на палубе ее играл бы симфонический оркестр.

Да и экипаж лодки по поводу слежки особо не переживал: мало ли кто там в кильватере болтается? Если им мазута не жалко или даже угля, то пусть поплавают. Все равно в Белое море супостат не сунется.

Супостат и не сунулся, однако с помощью сонаров, установленных вообще на гражданских транспортах, он (в смысле супостат) выяснил, что лодка пришла в Молотовск. Пришла, постояла там пару недель у причала — и исчезла. То есть вообще исчезла, ни в городе ее никто не видел (и никого из ее не самого маленького экипажа), ни в море…