Следующий день нарушает наши планы — пурга со скоростью до 12 м в секунду, поземка тянет с гор при ясном небе. Можно сделать лишь маленькую экскурсию за десять километров вдоль береговых утесов. Только 12 апреля удается послать большие сани с обоими водителями в Чаун за новым запасом бензина, а самим отправиться на соседнюю гору.

Гора с тремя крутыми уступами и плоским верхом, похожим на платформу для взлета самолетов. До горы легко дойти на лыжах, но потом надо лезть пешком. Склоны покрыты крепким снегом, убитым ветрами, и, чтобы забраться на второй и третий уступы, приходится ползти, цепляясь за каждый камешек и выбивая молотком ступеньки в снегу. Мы ходим в меховых плектах с кожаной подошвой, которые на крутых склонах скользят, как коньки. Для этих зимних восхождений следовало бы надевать, конечно, альпийские башмаки с гвоздями и брать ледоруб, но внизу это снаряжение только мешало бы. А когда идешь на лыжах и предполагаешь тащить назад в рюкзаке груз камней — неизбежный плод всякой геологической экскурсии, то рассчитываешь каждую сотню граммов и берешь с собой только необходимое.

На вершине горы я встретился с Ковтуном, который поднялся по другому склону. Он уже установил на палке свою буссоль и определял направления на горные вершины; Отсюда видны гора Нейтлин и несколько других пунктов в Чаунской равнине, уже определенных им ранее, и, делая на них засечки, Ковтун определил положение нашей горы. А по ней потом будет определено положение вершин гор в глубине хребта. Таким образом, получается система треугольников, охватывающая всю изученную область. Когда будут обработаны астрономические наблюдения и точно вычислено положение астрономических пунктов, сеть треугольников будет, как говорят, привязана к астропунктам, и положение ее уточнено и исправлено.

С горы мы можем видеть и безбрежную Чаунскую впадину, и Анадырское плато, и панораму Анюйского хребта, в который мы должны на днях проникнуть. Он представляет беспорядочное нагромождение множества вершин, и трудно понять, как мы пройдем в него на аэросанях.

А хотелось бы пройти возможно дальше, добраться до водораздела хребта и выяснить его строение.

Спуск с горы быстрее, чем подъем, но сопряжен с острыми переживаниями. В плектах чувствуешь себя совершенно беспомощным и невольно хочешь сесть, чтобы прямо катиться по снегу.

В тех местах, где внизу на склоне нет камней, очень приятно мчаться, скользя на своих меховых штанах, взметая вихри снега. Но когда то тут то там выскакивают острые камни, этот спорт становится несколько сложным. Сначала не представляешь себе, как коварны также и заструги, если они в виде борозд окружают гору. Ветер здесь дует вокруг горы по склону, и поэтому он вырезал в снегу горизонтальные глубокие борозды, крепкие, как лед. Вверх поднимаешься по ним, как по ступенькам, но когда катишься вниз, то начинаешь ударяться задом об эти ступеньки все сильнее и сильнее, и к концу спуска кажется, что ты уже рассыпался на куски.

Еще два дня мы с Ковтуном проводим в уединении и делаем ряд экскурсий. 14-го возвращаются аэросани — рейсы теперь совершаются как по расписанию, и 130 км, которые нас отделяют от Чауна, проходятся в несколько часов. Вечером нас навещают гости: из Чаунскрй равнины пришли чукчи и стали в нескольких километрах ниже по реке. К нам приходят четверо бедно одетых мужчин — это настоящие пролетарии тундры, их соединенное стадо ничтожно. И, когда я прошу их продать нам мясо, они улыбаются: они сами давно не ели оленины. Чем они питаются? Случайной охотой, а также остатками внутренностей, кровью, опангой от когда-то убитого оленя. Они боязливо осматривают аэросани. Эти чудовища теперь молчат, но сегодня утром одно из них пробегало мимо них со страшным шумом. С явным удовольствием они пьют чай с сухарями, который мы им предлагаем.

15 апреля решительный день — мы должны впервые проникнуть на аэросанях в глубь высокого хребта. Первые тридцать километров вверх по Пучевеем мы пролетаем быстро без всяких приключений. Только встречным ветром срывает кожаный шлем с Ковтуна, и мгновенно винт разрезает его на мелкие клочья.

У первого сужения долины мы останавливаемся в недоумении": оно занято от одного берега до другого наледью, по которой течет вода. Наледь, или по-якутски «тарын», очень распространенное явление на Севере, в области вечной мерзлоты. Реки зимой промерзают до дна, вода принуждена идти под ложем реки по галечникам и вследствие давления поднимается вверх по бортам и вытекает из галечников на поверхность льда. Тонкие пленки воды быстро замерзают, толщина льда постоянно увеличивается и достигает к концу зимы нескольких метров.

Летом наледь частью тает, а иногда сохраняется и до осени — в зависимости от ее размеров. Передвижение по наледи зимой большей частью не представляет опасности, так как слой воды на ней тонок. Но весной он может достигнуть большой глубины и появляются опасные промоины.

Нас пугала не сама наледь, а вытекавшая из нее вода, которая ниже наледи образовала реку в снегу. Это признак весеннего таяния, и на глазах у нас эта река двигалась вперед и захватывала новые поля снега. Если в то время, когда мы будем в верховьях, она зальет всю долину от одного склона до другого, то нам назад не вернуться, так как проехать через эту кашу воды и снега на аэросанях невозможно.

Но идти вперед надо. Денисов осторожно направляет сани на лед — осторожно, потому что для удобства передвижения, во избежание лишних аварий, у нас сняты тормоза, и на голом льду металлические лыжи скользят с необыкновенной быстротой. Налево видны потоки воды и водяной бугор, с фонтаном воды, выбивающимся из трещины на вершине бугра. Сначала мы пускаем вперед Ковтуна, пешком, чтобы он предупредил о трещинах. Но это кончается тем, что мотор на медленных оборотах совсем останавливается. Завести его вновь нетрудно — ведь теперь тепло и мотор совсем горячий.

Аэросани идут опять вперед, все смелее и смелее. Впереди вода захватывает всю ширину ущелья, Денисов дает полный газ, и сани мчатся через воду. Только струи воды летят в обе стороны от лыж, и через минуту мы на твердом снегу выше наледи. Как-то она пропустит нас обратно?

На душе стало легче — наледи, главная опасность горных долин, проходимы для саней. Кусты на берегах и террасах засыпаны снегом, снег уравнял все овраги и яры по берегам речки. Поэтому дно долины везде также вполне проходимо.

Мы мчимся вверх, оставляя километр за километром и останавливаясь только, чтобы осмотреть утесы. Теперь это не то, что зимой — можно даже выключить вовсе мотор, и он не замерзает, и даже спустя полчаса заводится сразу. Торы становятся круче и выше. Их вершины венчают черные пояса утесов — это горизонтальные покровы лав. От этих черных поясов спускаются, вниз крутые белые скаты.

Вот и вторая наледь. Но вдоль нее тянется терраса, и мы пробуем обойти наледь стороной. Терраса все повышается, и мы попадаем в область моренных холмов; по этой долине когда-то спускался с гор большой ледник и нагромоздил у своего конца эти груды камней, возвышающиеся на полтораста метров над рекой. Дальше идти нельзя, и на реку также нельзя спуститься — слишком круто. Приходится вернуться обратно и все-таки пересечь и эту наледь Она дается легче, и, невзирая на воду, сани снова мчатся вперед.

Теперь мы вошли в цирк — расширение в верховьях реки, куда стекались раньше мощные ледники из долин водораздельной гряды. По бокам этот цирк загроможден моренами, но середина его плоская и широкая, выпаханная ледниками.

Здесь, наверно, с перевала дуют сильные ветры: поверхность снега в крепких застругах, о которые бьются лыжи саней. Мы пересекаем цирк и подходим к южному его концу. Направо открывается чукотское стойбище— несколько яранг, громадные стада, пасущиеся на склонах гор. Пора и нам стать на ночлег; наша цель почти достигнута — мы дошли до водораздельной гряды.

Мы ставим рядом с санями маленькую палатку (большая осталась на базе у астропункта вместе с малыми санями, в ней живет Яцыно и ждет нас). Когда мы кончаем обедать, со стороны яранг показываются две нарты: чукчи не дождались нас и сами идут, чтобы услыхать пыныль. Но упряжка странная — издали не разберешь, как будто везут нарты не олени, а какие-то другие животные. Когда нарты приблизились, то стало видно, что в них впряглись молодые чукчи и везут они двух стариков. Это довольно обычный способ, которым передвигаются старики. Летом их иногда носят на спине.