Глава 1

Я видел, что от самолёта отделилась тёмная точка, которая превратилась в парашютный купол. Но это один, а где же второй?

Самолёт был почти над кромками деревьев лесопосадки, как вдруг появилась вторая точка.

– Второй, есть.

На душе немного отлегло. Значит, обоим удалось выйти «из кабинета», так сказать.

Если верить Инструкции для лётчика Л-29 и разделу вынужденного покидания, первым катапультироваться должен был член экипажа, а затем командир. Но это не панацея. Можно производить в любом порядке.

Сам же самолёт, объятый огнём, стремился на встречу с земной поверхностью. Секунды падения смотрелись, словно в замедленной съёмке. Вокруг меня все пытались рассчитать место падения. Я даже не понимал, они сейчас восхищаются этим зрелищем или переживают так за судьбу «элочки».

Мне всегда говорили, что нельзя ставить свою жизнь выше этой «железки», пускай и дюралевой.

Свою грубую посадку с моментальным уничтожением, наш Л-29 совершил в районе объездной городской дороги на поле подсолнухов. В небо сразу устремился столб дыма. А со спины уже трубил общее построение эскадрильи Ребров.

– Все в казарму и ждать там. Курков старший и… над первым курсом тоже. Чего встали? Бегом, птенчики, в гнездо! – крикнул Гелий Вольфрамович, а сам направился на КДП.

– Товарищ полковник! – догнал я его. – Разрешите я с наземной поисково-спасательной командой пойду сейчас. Там же наш товарищ и инструктор.

– Гелий Вольфрамович, и мы готовы… – сказал, подбежавший вслед за мной Макс. Вместе с ним был и Костя.

– Курков, приказ какой был? Свалили в ужасе, малыши. Будет ещё время для геройства. Два купола видели?

– Так точно.

– Приземлились, примерно в районе Вороновского полигона. Найдём и в лучшем виде доставим. Крууугом и не маячить здесь.

Несмотря на заверения Вольфрамовича, на душе было неспокойно. Пока шли в казарму, я проигрывал в голове всё, что мы видели со стороны.

– Высота маленькая была. Зачем так тянули? – задавался вопросом Костя.

– Могли от деревни уводить. Там же и Сметановка, и Орловка, и… на полигоне же мотострелки на учениях сейчас! – воскликнул Макс.

– Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй. Нестеров кричал в эфир, что триста метров было, – сказал я.

– Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, – вздыхал Костя. – Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как?

– Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, – сказал я.

– И всё же вероятность есть, – пробубнил Макс.

– У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед вылетом он говорил, – сказал я, а сам протянул руку Максу в просящем жесте и пару раз щёлкнув пальцами.

– Чего?

– Макс, ручник опусти. Сигареты давай. Обкурить надо, что Свете сказать и… Ирине Сергеевне, – предложил Костя, доставая свою белую мягкую пачку «Явы» с красным кругом посередине.

– Ничего не надо говорить. Рано ещё. Всё хорошо будет. Жалко только, не сможем ничего уточнить в больнице, – сказал я, подкуриваясь от спички Макса.

– Так ты ж не куришь, Серега, – воскликнул Курков, не убирая при этом горящую спичку.

С первой же затяжки мне стало не по себе. Если в прошлый раз, когда в своем кабинете сигарету мне дал Ребров, отказываться было не по статусу, то сейчас на меня никто не давил.

– Ну да, не курил и не надо начинать. Здоровье поберегу, – сказал я и переломил сигарету.

В скором времени шум двигателей со стороны аэродрома затих. Мы ещё долго сидели в курилке, так и не зайдя внутрь казармы.

– Он ещё и вместо меня полез в самолёт, – сказал я.

– Серый, нашел, кого винить в происшествии. Тем более, ты же видел, что там всё нормально было. Два купола, успели наполниться, – говорил Макс, срывая ягоды с тутовника.

Время уже близилось к отбою, но в казарму так никто и не зашёл из наших командиров. Никаких новостей, полный информационный голодняк. Макс даже сходил к дежурному по полку, чтобы узнать о произошедших событиях.

– Был, мягко выражаясь, послан очень далеко, – сказал он, возвращаясь в курилку.

– Родя, мы здесь ничего не высидим. К нам никто не придёт, – затушив сигарету, сказал Костя.

– Нестеров бы пришёл, – печально вздохнул Макс.

– Ладно, мужики. Завтра будет день – завтра будет и пища. Пошли… – собрался я уже уходить, как в темноте появился знакомый силуэт.

Вот кого, а этого парня мы не ожидали сейчас увидеть. Если именно так выглядит гонец с плохими новостями, то избить Швабрина было бы не так страшно. Везёт ему, что он офицер.

– Я и не удивлён. Как верные пёсики, ждёте своего хозяина, – сказал старший лейтенант, подойдя к курилке. – Вставать не учили при старших по званию?

– А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, – сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.

– Ну, будет, Родин. Нормальные вы ребята. Меня к вам Новиков отправил, а его попросил ваш товарищ. Рыжов вам привет передаёт, и просит не волноваться за него.

Мои товарищи буквально бросились к Швабрину узнавать подробности. На этот шум сбежались и остальные обитатели нашей казармы.

– Вы чего? Да успокоились! – кричал Швабрин, пытаясь отделаться от заваливших его вопросами курсантов. – Становись! Курков, построить всех перед казармой.

– Форма одежды? – спросил Макс.

– Да по барабану!

Оба взвода построились в колонну по три, оставив небольшое пространство между собой.

– Второй курс налево, первый курс напраааво! – скомандовал Швабрин.

Сейчас он вполне соответствовал образу нормального офицера. Голос командный, движения и походка статные. Иван Фёдорович становится взрослее! Такими темпами и перестанет кретином быть.

– Все вы видели сегодняшнюю аварию самолёта Л-29. Хочу вам сказать, раз уж меня занесло к вам, такое вполне может случиться и с вами…

М-да, умеет он приободрить народ. У некоторых в глазах уже буквы, собирающиеся в слово «Рапорт» видны.

– Не с того начал… сегодняшний случай видели все. Такое случалось раньше, может случиться и в будущем…

Швабрин посмотрел в нашу сторону, будто пытался спросить, пойдёт ли такое вступление. Я взял на себя смелость, и сделал отрицательные движения головой. Меня больше интересовало состояние Нестерова.

Раз уж про здоровье Артёма мы узнали, то теперь нужна была информация о Николаевиче. Только вот мотивационная речь Швабры как-то не к месту сейчас.

– Ой, короче… Рыжов в порядке. Отшиб ягодицу и повредил своё самолюбие, – сказал Швабрин.

– Как самолюбие? – спросил Костян.

– Вот так. Приземлился на край здоровенной ямы и скатился вниз, а там компост. Говорят, час отмывался в душе. Комбинезон будет где-то новый доставать. Похоже, не отстирал.

Это хорошо, что в строю послышались смешки и настроение улучшилось. Тем не менее, Иван Фёдорович почему-то умалчивает состояние Нестерова.

– Вы сказали, что это авария? Пётр Николаевич жив? – спросил я.

Швабрин взглянул на меня, не торопясь рассказывать. Что-то начинают меня сомнения терзать в правильности моей оценки последствий. Но второй купол я видел! И не только я. Значит, жив.

– Живой наш Николаевич. И жить будет. По предварительной версии, произошёл пожар двигателя. Экипаж увёл самолёт от близлежащих населённых пунктов и воспользовался средствами аварийного покидания. Пострадали только плодово-ягодные деревья…

– А состояние Нестерова? – продолжил я спрашивать.

– Так, всем разойтись! Отбой через пятнадцать минут, а вы шарахаетесь. Живее.

Пока толпа спешно покидала небольшой плац перед входом, Швабрин, всё же, подошёл к нам троим.

– Правда, Николаич жив. Но… не совсем гладко катапультирование прошло. Травмы там с ногами, шею обожгло…