Не успел он выйти, как в нормировку влетел Лихаченко.

– Ты что, …, в моих нарядах копаешься!?

– Это моя работа. Покажи-ка двести штырей и двести строительных скоб, которые ты якобы отковал вчера и позавчера.

– Ты видишь, бригадир расписался!? Что тебе ещё надо!? Не веришь, поезжай на ферму и пересчитай!

Роспись действительно была на месте, а отправляться на ферму не было никакой охоты.

– Чёрт с тобой, эти наряды подпишу, а с сегодняшнего дня все твои наряды принимаю только за подписью контролёра!

– Согласен! Посмотришь, что будет! – угрожающе сказал Вакула и так хлопнул дверью, что зазвенели стёкла, огромного окна.

– Антонина Ефимовна, кто был в нормировке, когда я проверял его наряды?

– Кто, кто?… Николай Игнатьевич заглядывал. Может услышал…

– Вот сука! – не удержался я и отправился на склад.

Солнце стояло уже высоко, утренняя прохлада испарялась, как пролитая на печь вода. Из склада навстречу мне вышел Лукашов:

– А где Зинаида Алексеевна?

– Она вчера предупредила, что пойдёт в контору с отчётом. Вот и ключи мне оставила.

– Саш, присмотри за Вакулой. Я сказал ему, чтоб все свои поделки предъявлял тебе. Его наряды подпишу только после тебя.

– Понял, – угрюмо сказал Александр Леонтьевич. – Только бесполезно это. Я его не раз проверял.

– И что?

– Фокусник он, чем больше проверяешь, тем больше зарабатывает. У него в кузне целый склад готовой продукции. Приходят со стройки, он достаёт из заначек строительные штыри, дверные накладки, крючки, петельки. Спрашиваю: «Когда сделал?» – «Какое тебе дело! Человек расписался, что принял работу – чего ещё надо!»

– А как он объясняет эти чудеса?

– Говорит, после работы приходит и куёт.

– Ну врёт ведь!

– А как докажешь, что врёт? А вон и Зинка идёт!

Действительно, Ковылина в летнем платье без рукавов с бледно-розовыми цветочками по белому полю, шла по дороге к избушке. Невозможно было не залюбоваться. Какая стройность, какие ножки! Создал же бог такую красоту!

– Зина, я выжимной подшипник взял, запиши на трактор Латарева.

Лукашов отдал ключи и, не без усилия оторвав от неё взгляд, отправился восвояси, а я поздоровался и спросил, все ли замки на складах целы.

– Не знаю, ещё не смотрела, – был ответ.

– Давайте проверим.

– А что, Владимир Александрович? В чём дело?

– Вчера дети купались на речке с камерами.

– Лизичата, что ли?

– Они.

– Вот, черти… Сейчас, надену халат…

Мы пошли к сараю, в котором хранились шины.

– Ну вот, – сказала Зинаида Алексеевна, подёргав замок, – висит. И накладка целая.

– Может доску оторвали?

Обошли вокруг склада, проверили доски.

– И стены целы, – обрадовалась кладовщица. – Наверно не мои камеры. Мало ли их по совхозу валяется!

– Давайте всё же заглянем внутрь.

Зинаида Алексеевна открыла ржавый замок.

В складе было душно, и запах резины особенно густ. Покрышки расположились, как зайцы у дедушки Мазая: стоя ребром, лёжа пластом, громоздясь друг на дружку в величайшем беспорядке.

Солнце заглянуло в приоткрытую дверь и вертикально легло на стену, но я сразу заметил жёлтую горизонтальную линию на колёсах. Взглянув на потолок, я увидел полосу голубого неба. Встав на покрышку, я слегка надавил на лист шифера, и он охотно откликнулся на моё воздействие, приподнявшись над лагой.

– Через крышу залезли! – сказал я. – Посмотрите, что пропало?

– Боже мой! Неужели…

– Что?

– Волговские колёса… Ну так и есть – камеры пропали… О господи!

– На директорскую «Волгу»? – догадался я.

– Ну да! Это же такой дефицит! На днях лично привёз. Сказал: «Храни как зеницу ока!» Хотела же, хотела в избушку закатить! Ой, дура я, дура! Он меня сожрёт!

– Не переживайте. В обед схожу к Лизиковым.

– Да вы их не знаете! Майка гладиться не дастся! – Зинаида Алексеевна была в отчаянии.

– Я и не собираюсь её гладить! Милицией припугну. Как её отчество?

– Майя Никифоровна.

В обеденный перерыв я пошёл к Лизиковым.

Огромный трактор загораживал вид на принадлежавшую им обшарпанную часть дома. Невольно взглянул на номер: тридцать – четырнадцать!

Двор кишел ребятнёй, нетерпеливо суетившейся вокруг печки-времянки, у которой с мокрым от пота лицом помешивала в бурлящим котле своё варево Майя Никифоровна.

– Подождите! Не околеете, однако! – кричала она на детей.

На крылечке с островками оставшейся оранжевой краски сидел хозяин и курил папиросу. Две страдавшие от жары собаки с высунутыми языками, наслаждаясь, принимали его почёсывания. В тени сеней стояли два приставленных один к другому стола, накрытые дырявыми клеёнками. Три кирпича – два по краям и один в середине – удерживали их от унесения ветром. Пахло берёзовым дымом, вырывавшимся из цементной трубы.

– Коля! Кто пришёл? – крикнула хозяйка.

– Мужик какой-то! – басом ответил Коля и спросил, обратившись ко мне: – Чего надо?

– Я заведующий мастерской.

– И что?

– Николай, ваши дети украли со склада две камеры. Пусть вернут – вот и всё, что мне надо!

– Знаете, что! Идите, однако, к чёртовой матери! – отвлекшись от своего котла и встав в самую отважную позу, заявила Майя Никифоровна. – Как что, сразу Лизиковы! Как будто только мои дети воруют!

– Ваших видели с камерами. Они на речке с ними купались. Но если вы не хотите отдать их по-хорошему, к вам придёт милиция.

– Ой-ёй-ёй! Так я, однако, и затряслася от страха! Плевать мне на твою милицию! Я мать-героиня! Пошёл отсюда, пока поварёшкой по башке не получил!

– Заткнись! – рявкнул на неё муж и, указывая на одного из своих сыновей, позвал: – Ну-ка, иди сюда!

– Я? – спросил белобрысый, подросток лет двенадцати в майке и шароварах, продранных на коленках.

– Нет, не ты! Вон тот, конопатый.

– Я?

– Да-да, ты!

Из столь необычного общения я сделал вывод, что отец не очень коротко знаком со своими детьми.

Набычившийся конопатый подошёл к отцу.

– Лазили в склад?

– Ну да, позавчера вечером.

– Кто с тобой был?

– Сашка, Колька, Васька.

– Где камеры?

– На речке оставили.

– Найди и отдай ему, – мотнул он на меня головой.

– Пусть хоть поедят, – вступилась мать.

– Потом пожрут. Марш на речку!

Хмурая четвёрка, двинулась со мной.

– Тебя как зовут? – спросил я конопатого.

– Андрюшка.

– Через крышу залезли?

– Через крышу. А как вы узнали?

– Как я узнал не важно, а как вы залезли – интересно. Склад-то высокий, и лестницы нет.

– Мы давно лазим. Колька с Сашкой сгибаются, Васька залезает им на спины, а я Ваське на плечи, а оттуда на крышу. Там шиферина оторвана. Я отодвигаю и прыгаю внутрь на колёса.

– А назад как?

– По колёсам. Потом подтягиваюсь на руках и опять вылезаю на крышу. Кладу шифер на место и спускаюсь, как залезал.

– Так ты говоришь, вы не первый раз лазили? Сколько камер украли?

– Четыре. Сперва две, и позавчера две. А те что раньше – то давно было.

– Тебе сколько лет?

– Одиннадцать.

– Вам бы в футбол играть, а не камеры из склада таскать.

– Жарко и купаться хочется, а я плавать не умею, и Васька с Колькой не умеют. Один Сашка. Без камер нельзя… На речке весело.

Мы спустились по тропинке к воде. Потом прошли вдоль речки метров сто.

– Вот здесь мы вчера плавали, – сказал словоохотливый Андрей.

– Ну и где же камеры?

– Нету.

– Я вижу, что нету. Что делать будем?

– Наверное зареченские пацаны утащили. Дяденька, отпустите. Сильно жрать хочется. Мы найдём, ей богу, найдём. Пожрём и пойдём за речку искать.

Признаюсь, хотелось надавать своим спутникам подзатыльников, но сообразив, что без них колёс мне не найти, сказал:

– Хорошо, это будем вам моё важное задание: найдите камеры и принесите мне или тёте Зине. Найдёте – получите награду. Каждому куплю по мороженому.