Комната выглядела необычной, даже странной, словно при её отделке сэкономили на цвете и покрасили всё только однотонно-белым: пол, стены, потолок. Такими же белыми были и два стула, и два небольших столика, и монитор на одном из них: плоский экран, словно светящийся лист ватмана на подставке.

Этот белый цвет будто расширял комнату, делал просторной и зрительно больше её двенадцати квадратных метров.

Тем более, это не был тот ослепительно-белый, белоснежный, режущий глаза. Это, скорее, был приятный приглушённый цвет, который не мешал, не отвлекал взгляд, а заставлял сосредоточиться на собеседнике.

Людей в комнате было двое. На стуле возле стола с экраном сидел мужчина в белом медицинском костюме с бейджем на груди: «Профессор Дмитрий Игоревич Крон». Его пышные, но абсолютно белые, или, скорее, серебряные, седые волосы были словно частью костюма.

По лицу никак нельзя было определить его возраст. Здоровая кожа человека с лёгким характером и без проблем. Кожа была даже излишнее юный: такая свежесть, мягкость, шелковистость и отсутствие морщин бывает разве что у младенцев.

Но взгляд светло-голубых глаз Дмитрия Игоревича говорил, что прожил он долгую жизнь. А кожа? Что кожа? Это дело наживное! В две тысячи шестьдесят первом году её можно менять.

На втором стуле, как раз в противоположной стороне от мужчины, сидела женщина. В таком же, как и у профессора, хлопковом белом костюме, но без бейджика на груди.

Её лицо почти полностью скрывали очки, в которые вместо стекол были вставлены миниатюрные мониторы. А волосы закрывала тонкая белая шапочка из латекса, утыканная, как ёж колючками, множеством датчиков.

Женщина сидела неподвижно и только подбородок, белый и гладкий, как бумага, подрагивал. Вдруг её руки, такие же белые, как и лицо, быстро задвигались, будто она что-то пыталась от себя оттолкнуть.

Мужчина внимательно смотрел то на женщину, то в экран монитора.

Женщина снова замерла, потом резко встала. Сняла очки, положила их на столик. Стянула с головы шапочку и положила рядом с очками.

На первый взгляд она выглядела совсем юной: бледная гладкая кожа, светло-рыжие волосы, зелёные глаза… Но эти глаза тоже выдавали пожившего человека. Сейчас они выражали целую гамму чувств: ужас, растерянность. И в тоже время – облегчение.

Как только женщина встала, мужчина тут же поднялся и направился к ней:

– Хотите передохнуть, Валерия Владимировна?

– Нет, хочу на этом закончить.

– А как же ещё восемь тысяч пятьдесят шесть вариантов развития событий?

– Всё и так ясно! Сорок лет мне не давала покоя мысль, что это из-за меня Наташа попала под машину. Но сегодня, здесь, в вашем Институте Моделирования Реальности я поняла: то, что случилось, – было лучшим вариантом. И если бы не поехала она тогда со мной на Клинский проспект, не выпала из своей реальности…

– Так первый вариант и есть то, что происходило на самом деле? Смоделированы только второй и третий?

– Дмитрий Игоревич, откуда вы… – начала, было, Валерия Владимировна.

– Откуда знаю об этих вариантах? То, что моделирует наш компьютер, опираясь на информацию в вашем мозгу, можно видеть не только в тех очках, но и на моём мониторе.

Мужчина подошёл к своему столику и развернул экран так, чтобы было видно женщине. На нём застыл финальный кадр: искажённое ужасом лицо рыжеволосой девушки сквозь толщу воды.

За сорок лет до этого…

– Сто семьдесят восемь, сто семьдесят девять, сто восемьдесят…

Лера выхватила из кипящей воды яйцо. Оно тут же скатилось с ложки и шмякнулось на пол, разбрызгав оранжевый желток.

– Получилось всмятку, как и хотела, – констатировала девушка.

– Любишь ты создавать проблемы! – заметила наблюдавшая сцену её подруга Наташа.

– Причём тут моя любовь к проблемам? У меня сломался таймер. А как иначе отсчитаешь эти три минуты?

– А купить новый таймер?

– Пробовала уже! Ни в одном магазине не нашла. Подозреваю, что их вообще перестали выпускать.

– Я даже знаю, почему, – отозвалась Наташа. – На каждом смартфоне есть таймер.

– Ты же знаешь… – начала, было, Лера.

– Знаю: смартфона у тебя тоже нет. Привыкла пользоваться кнопочным телефоном. Две тысячи двадцать первый год! Уже все отсталые слои населения перешли на смартфоны…

– А я знаю людей, которые вообще мобильным не пользуются. Даже таким вот простым кнопочным. И оказываются невидимыми для любой поисковой системы.

– Ага. Неуловимый Джо! А почему он неуловимый?

– Потому что никто не ловит, – ответила Лера.

И обе засмеялись, вспомнив шутку своего детства.

– Если тебе так нужен таймер, поищи его на блошином рынке, – предложила Наташа.

– И правда: про барахолку-то я забыла! А там найдёшь, что угодно. Сегодня воскресенье. После обеда и поеду. Ты со мной?

– Нет! Не люблю я эти сходки старьёвщиков! Лучше пойду в теннис поиграю. Через месяц областные соревнования.

Наташа не была профессиональной спортсменкой. Когда-то мама привела её, шестилетку, в только что организованную секцию большого тенниса.

Тренер сразу выделил высокую худую девчонку, быструю, с тонкими и очень сильными руками. Уже в восемь лет она играла наравне со взрослыми. Ей прочили будущее чемпионки.

Но… это было в начале девяностых. Секция скоро закрылась. Корты стали платными. Про теннис пришлось забыть.

Вернулась к нему уже в университете, когда училась на физмате. Тренер уговаривал её перевестись на спортфак и заняться теннисом профессионально. Но тогда у Наташи была совсем другая цель: закончить университет и пойти в школу преподавать математику.

Кстати, в этой самой школе, вернее, гимназии, Лера с Наташей и познакомились. Они были ровесницами. И начали работать в один и тот же год.

Да и учились в одном педагогическом университете. Только Лера – на филологическом факультете. И в пору студенчества они знакомы не были.

Если бы не общее место работы, они вряд ли познакомились – слишком разные у них были интересы. Где бы они пересеклись? У них, как тогда говорили, были разные тусовки. Наташа не пропускала ни одного турнира по теннису.

А ещё любила командные игры, особенно – футбол и хоккей. Ни одного крупного соревнования не пропускала. Лера же была на большом стадионе только однажды. На финале Кубка по футболу. Ревущие болельщики её просто оглушили. «Я даже не видела в них отдельных людей! – вспоминала потом девушка. – Это был какой-то орущий, возбуждённый, даже агрессивной организм».

Лера с детства не переносила толпу. «Поэт – человек одинокий» – говорила она о себе. Да, Лера писала стихи. И к тому времени, как поступила в университет, уже публиковалось в литературных журналах и коллективных сборниках.

Новые веяния потребовали публичности – пришлось поучаствовать в парочке турниров под названием: Поэтический баттл «В переплёт!». В одном Лера даже победила. А Наташа в то время и представить себе не могла, что случайно завернёт на какое-нибудь литературное мероприятие.

Кажется, они были противоположны во всём. Даже внешне. Высокая угловатая всегда загорелая Наташа с мальчишеской стрижкой тёмно-каштановых волос и серыми глазами. И миниатюрная белокожая зеленоглазая Лера с копной кудрявых светло-рыжих волос.

И по характеру они были полные противоположности. Под стать предметом, которые преподавали. Собранная, всегда чётко знающая, чего она хочет, Наташа. И романтичная фантазёрка Лера.

Но может из-за этой разности, непохожести девушки и подружились, стали не разлей вода, дополняя друг друга. Как там у Пушкина?

«Они сошлись. Волна и камень,

Стихи и проза, лёд и пламень

Не столь различны меж собой».