При этом указывает, что будто Лютиков принудил его к этому

тройному убийству, а вы заранее знали о побеге заключенного

и преднамеренно допустили этот побег.

— С какою целью? — спросил майор, в изнеможении опус каясь на стул.

182

— Якобы Лютиков объяснил Малявину, что этот побег

санкционирован свыше. Для того, чтоб убить охотника, его

жену, а вину взвалить на политических и тем самым обозлить

местное население против врагов народа. Надо ж е такое при думать!

— Кто ему поверит! — закричал майор и, забыв о носо вом платке, высморкался на пол.

— Некультурно, товарищ майор, сморкаться без помощи

носового платка, — мягко пожурил полковник. — Я тоже по лагаю, что ему никто не поверит. Но есть неустойчивые това рищи, готовые уверовать в любую выдумку.

— Он сумасшедший, ваш Малявин!

— Это уже доказано. Малявин в состоянии невменяемости

выпрыгнул из вагона поезда, который шел со скоростью сорока

километров в час. К сожалению, выпрыгнул неудачно.

— Зарезало его? — с облегчением вздохнул майор.

— Живой. Многочисленные переломы и бред в результате

травмы черепа.

— И что же он говорит в бреду?

— Уверяет, будто его выкинули из тамбура неизвестные

злоумышленники. Говорит, что за ним охотятся за то, что он

якобы сказал какую-то правду.

— Где он?

— Пока лечат в хирургическом отделении, а потом отпра вим в психбольницу. На произвол судьбы не бросим. О каждом

человеке беспокоимся. Редеют наши ряды... Лучшие товарищи

уходят! Закаленные, преданные, смелые! Гвоздевский ушел...

Вот о ком можно повторить великие слова: «Вся его жизнь

была горением». Малявин, он, конечно, не имеет и сотой доли

заслуг Гвоздевского, но в будущем из него бы вырос ценный

работник. Заболел. Серьезно заболел. Навряд ли выздоровеет.

Седугин неплохой был солдат и... поднял оружие на товари щей. Опозорил себя, отца, мать. Враг не дремлет. Даже в наши

ряды проникает ядовитая пропаганда. Седугин у вас?

— Здесь он, товарищ полковник.

— Долго его держат в больнице.

— Я бы давно выписал, но главврач...

— Пока не трогайте Седугина. А вот о главвраче следует

подумать. С ним связаны странные, я бы сказал необъясни183

мые... явления. Майора Погорелова, от которого вы приняли

больницу, по жалобе главврача перевели работать в глубинку.

Теперь он начальник семьсот семнадцатой вместо капитана Лю тикова. Прекрасный человек майор Погорелов! И такая неожи данная немилость. Против вашего назначения начальником

больницы протестовали в управлении. И кто же, как бы вы

думали?

— Не могу догадаться, товарищ полковник.

— Он... Сам! — последние слова полковника прозвучали

для майора Зотова оглушительно громко, хотя они были ска заны вполголоса и как будто невзначай. Эти два слова обру шились на его голову, как кирпич, брошенный с высоты опыт ной рукой и угодивший точно в темя ничего не подозревав шего прохожего. Полковник откинулся на спинку стула. Он

исподтишка любовался побагровевшим лицом майора, сколь знул взглядом по его отвисшему подбородку, любезно и бла гожелательно изучал его тонкие выщипанные брови, с удо вольствием прислушался к порывистому дыханию и много значительно кашлянул. — Придите в себя, майор. Все в нашем

мире временно, — голос полковника звучал вкрадчиво и друже любно. — Сколько людей самых высокопоставленных потеряли

голову. Каменев, Пятаков, Тухачевский, Якир, Коссиор... Имен

таких великое множество. Нам, простым людям, их не пере считать. Но может случиться, что потеряет голову еще кто-либо, из тех, кого мы с вами хорошо знаем. Был начальник

управления

лагеря и нет начальника управления. Закон

борьбы.

— Почему же назначили меня, если он был против?

Полковник понял, что Зотов не слышал его рассужде ний о потерянных головах и не понял прозрачного намека.

Охваченный страхом, майор пытался разрешить одну единст венную загадку: чем и когда он вызвал неудовольствие все могущего шефа.

— Вас хотели перевести на работу в управление, еще при

жизни Гвоздевского. Полковник весьма энергично хлопотал о

вас, майор Зотов. Но хозяин сказал свое категорическое нет.

Нынешний перевод в больницу тоже не обошелся без неко торых осложнений. Хозяин категорически запротестовал против

вашей кандидатуры, но тут произошла случайность, очень

184

приятная для вас: хозяина вызвали в главное управление ла герей, пока он отсутствовал, его заместитель и я подписали ваше

назначение. Вернувшись, хозяин устроил нам небольшую взбуч ку, но сделанное — сделано. Пока нет никаких оснований пе реводить вас в другой лагпункт. Пока...

— Но за что ж он меня? За что? Служу честно, зекам по тачки не даю. Приказы выполняю неукоснительно.

— Может быть поэтому он вас и не любит.

— Вы... думаете?

— Я ничего не думаю и не советую думать вам, майор.

За нас с вами есть кому думать. Я просто высказываю раз личные догадки. В мои годы не вредно пофантазировать. Мне

пришла в голову сумасбродная и, заметьте, необоснованная

идейка. Y хозяина с полковником Гвоздевским были некоторые

разногласия. Злые языки поговаривали, что якобы Гвоздевский

обманывал шефа, не отдавал ему полностью побочных дохо дов. На этой почве они принципиально разошлись. Это, разу меется, наглая выдумка. Кристаллическая честность Гвоздевского — вне всякого сомнения. Но чего только не сочинят вра жеские элементы, чтобы опорочить безупречных людей. Дого варивались даже до того, что будто у хозяина была любовница, а полковник Гвоздевский поспешил уведомить об этом супругу

хозяина. В результате у них возникли дополнительные разно гласия во взглядах на жизнь и работу. Возможно, хозяин, имея

предвзятое мнение о Гвоздевском, какую-то долю своей анти патии к нему перенес на вас.

— При чем же тут я?

— Вы — супруг его племянницы и в какой-то степени род ственник Гвоздевскому, а хозяин... — полковник пожевал гу бами, — имеет весьма своеобразные взгляды на родственников

тех сослуживцев, которые имели несчастье не совсем угодить

ему.

— Тогда мне лучше подать рапорт о переводе.

— Об этом мы поговорим попозже. Не кажется ли вам, как бы поточнее выразиться, что трудно объяснить, почему

главврачу предоставлены такие привилегии? Заключенный ссо рится с майором и в результате пострадал майор. Если кувшин

падает на камень — горе кувшину, если камень падает на кув шин — горе кувшину. Кто же кувшин, а кто камень? По логике

185

— камень майор, а получается наоборот. Сложно и непонятно.

Главврачу отпускают излишне много спирту, медикаментов, по суды и различные продукты питания. Больным выдают про стыни, посуду, вплоть до тарелок и ложек, и даже тратят на них

дорогостоящие медикаменты. И все это делается по личной

просьбе главврача. Шеф во всем идет ему навстречу, вплоть

до увеличения количества коек в каторжных корпусах. Я бы

ничего не имел против, если бы здесь лечили заключенных, вставших на путь исправления и активной помощи лагерной

администрации: нарядчиков, воспитателей, комендантов и про чее. Но от этих нужных и полезных людей главврач избавляется

под разными предлогами. Он обвиняет их в бандитизме, в по кушении на убийства, а явным и скрытым врагам народа со здает санаторные условия и берет их под свое покровительство.

Главврач не чуждается кулачной расправы с некоторыми за ключенными, зарекомендовавшими себя с лучшей стороны, как это имело место с воспитателем сорок третьего лагпункта.

Хозяину сигнализируют об этом... А результаты? Нулевые. Мо жет быть и тут семейственность? А что как хозяин и главврач

— родственники? Не считаете ли вы возможным, майор Зотов, принять кое-какие меры, разумеется сугубо законные, против

главврача?