Что делать, – мне пищит она, —

Толпою годы пролетели.

Прошла моя, твоя весна —

Мы оба постареть успели.

Но, друг, послушай: не беда

Неверной младости утрата.

Конечно, я теперь седа,

Немножко, может быть, горбата;

Не то, что в старину была,

Не так жива, не так мила;

Зато (прибавила болтунья)

Открою тайну: я колдунья!»

И было в самом деле так.

Немой, недвижный перед нею,

Я совершенный был дурак

Со всей премудростью моею.

Но вот ужасно: колдовство

Вполне свершилось по несчастью.

Моё седое божество

Ко мне пылало новой страстью.

Скривив улыбкой страшный рот,

Могильным голосом урод

Бормочет мне любви признанье.

Вообрази моё страданье!

Я трепетал, потупя взор;

Она сквозь кашель продолжала

Тяжёлый, страстный разговор:

«Так, сердце я теперь узнала;

Я вижу, верный друг, оно

Для нежной страсти рождено;

Проснулись чувства, я сгораю,

Томлюсь желаньями любви…

Приди в объятия мои…

О милый, милый! умираю…»

И между тем она, Руслан,

Мигала томными глазами;

И между тем за мой кафтан

Держалась тощими руками;

И между тем – я обмирал,

От ужаса зажмуря очи;

И вдруг терпеть не стало мочи;

Я с криком вырвался, бежал.

Она вослед: «О, недостойный!

Ты возмутил мой век спокойный,

Невинной девы ясны дни!

Добился ты любви Наины,

И презираешь – вот мужчины!

Изменой дышат все они!

Увы, сама себя вини;

Он обольстил меня, несчастный!

Я отдалась любови страстной…

Изменник, изверг! о позор!

Но трепещи, девичий вор!»

Так мы расстались. С этих пор

Живу в моём уединенье

С разочарованной душой;

И в мире старцу утешенье

Природа, мудрость и покой.

Уже зовёт меня могила;

Но чувства прежние свои

Ещё старушка не забыла

И пламя поздное любви

С досады в злобу превратила.

Душою чёрной зло любя,

Колдунья старая, конечно,

Возненавидит и тебя;

Но горе на земле не вечно».

Наш витязь с жадностью внимал

Рассказы старца; ясны очи

Дремотой лёгкой не смыкал

И тихого полёта ночи

В глубокой думе не слыхал.

Но день блистает лучезарный…

Со вздохом витязь благодарный

Объемлет старца-колдуна;

Душа надеждою полна;

Выходит вон. Ногами стиснул

Руслан заржавшего коня,

В седле оправился, присвистнул.

«Отец мой, не оставь меня».

И скачет по пустому лугу.

Седой мудрец младому другу

Кричит вослед: «Счастливый путь!

Прости, люби свою супругу,

Советов старца не забудь!»

Соперники в искусстве брани,

Не знайте мира меж собой;

Несите мрачной славе дани

И упивайтеся враждой!

Пусть мир пред вами цепенеет,

Дивяся грозным торжествам:

Никто о вас не пожалеет,

Никто не помешает вам.

Соперники другого рода,

Вы, рыцари парнасских гор*,

Старайтесь не смешить народа

Нескромным шумом ваших ссор;

Бранитесь – только осторожно.

Но вы, соперники в любви,

Живите дружно, если можно!

Поверьте мне, друзья мои:

Кому судьбою непременной

Девичье сердце суждено,

Тот будет мил назло вселенной;

Сердиться глупо и грешно.

Когда Рогдай неукротимый,

Глухим предчувствием томимый,

Оставя спутников своих,

Пустился в край уединённый

И ехал меж пустынь лесных,

В глубоку думу погружённый, —

Злой дух тревожил и смущал

Его тоскующую душу,

И витязь пасмурный шептал:

«Убью!.. преграды все разрушу…

Руслан!.. узнаешь ты меня…

Теперь-то девица поплачет…»

И вдруг, поворотив коня,

Во весь опор назад он скачет.

В то время доблестный Фарлаф,

Всё утро сладко продремав,

Укрывшись от лучей полдневных,

У ручейка, наедине,

Для подкрепленья сил душевных,

Обедал в мирной тишине.

Как вдруг он видит: кто-то в поле,

Как буря, мчится на коне;

И, времени не тратя боле,

Фарлаф, покинув свой обед,

Копьё, кольчугу, шлем, перчатки,

Вскочил в седло и без оглядки

Летит – а тот за ним вослед.

«Остановись, беглец бесчестный! —

Кричит Фарлафу неизвестный. —

Презренный, дай себя догнать!

Дай голову с тебя сорвать!»

Фарлаф, узнавши глас Рогдая,

Со страха скорчась, обмирал

И, верной смерти ожидая,

Коня ещё быстрее гнал.

Так точно заяц торопливый,

Прижавши уши боязливо,

По кочкам, полем, сквозь леса

Скачками мчится ото пса.

На месте славного побега

Весной растопленного снега

Потоки мутные текли

И рыли влажну грудь земли.

Ко рву примчался конь ретивый,

Взмахнул хвостом и белой гривой,

Бразды стальные закусил

И через ров перескочил;

Но робкий всадник вверх ногами

Свалился тяжко в грязный ров,

Земли не взвидел с небесами

И смерть принять уж был готов.

Рогдай к оврагу подлетает;

Жестокий меч уж занесён;

«Погибни, трус! умри!» – вещает…

Вдруг узнаёт Фарлафа он;

Глядит, и руки опустились;

Досада, изумленье, гнев

В его чертах изобразились;

Скрыпя зубами, онемев,

Герой, с поникшею главою

Скорей отъехав ото рва,

Бесился… но едва, едва

Сам не смеялся над собою.