В этот раз прошло 58 секунд и желтый, грязный, как цыпленок-монстр, «Икарус» выполз из-за поворота. В салоне пахло бензином. Каг ф газенвагене (от Лерки подцепила). Передо мною сидела девица с помятым, словно оберточная бумага, лицом. Я заставила ее отвести глаза, видимо, запах пива и ровная матовая кожа не вязались у нее в головенке. В такие моменты мне приходилось себе нравиться – за окном проплывал N-ск, мой неродной-родной город: вереницы елей, двухэтажки, потом пара индустриальных трубастых груд, хрущевки и белесые новостройки на горизонте, люди входили и выходили, девица оставалась, смущенно и неприязненно вперив свое оберточное лицо в пол, потом делая вид, что спит. Мое терпение иссякло, когда салон наполнили галдящие студенты; я протолкалась к выходу, раскрошив часть туши с глаза об джинсовку какого-то верзилы. Слишком высокая концентрация человеков. Если б апостол Петр жил бы сейчас, то ловить человеков в автобусе стало бы простейшим делом. Никуда не денутся. Ну а до хлебов и вина я скоро доберусь.

До дома Леры шлепала одна, по безлюдной улице, искренне кайфуя от пустоты.

В квартире с раннего утра все шевелилось, дымило и выпивало. Дверь была не заперта, я перешагнула через спящего парня в прихожей, задела головой висюльки в индийском стиле, блим-блим – возникла хозяйка, окутанная клубами сладкого дыма. Она умела красиво жить – магически появлялась деньги, связи и удача. Где-то на невидимых весах мне этого отмерили куда меньше.

Мы познакомились на дикой вечеринке, мы – герлы модельного агентства из Dark Stars – тусовались для мебели, кто-то беззастенчиво пристраивал себя, кто-то, как я, молча страдал, тихо мечтая о новых контрактах, и стремился наугощаться поскорей. Порядком набуханные гости совсем распустились, кто-то из девчонок хихикал на чьих-то долларовых коленях, голубые поп-звезды высматривали таких же голубых денежных мешков. Ко мне, расположившейся подле батареи шампанского вина, подсел явно обдолбанный иностранец, лопоча что-то на французском. Я смотрела неподвижным взглядом сквозь него. «Вelle…», – восхищенно произнес француз и, оглядываясь, рассыпая воздушные поцелуи, удалился, возможно, за порцией какого-то веселого вещества для меня. К черту его. Настроения нет.

Поскорей покинула дом, в глазах же – будто песка насыпало, а виски стиснуло невидимыми обручами.

Лера сидела на ступеньках виллы, прикладываясь к бутылке шампанского. Она была в струящемся черном платье, со смуглым восточным лицом и копной густых темных волос, «смоки айз» и золотистые блестки на скулах только усиливали ее колорит. Я выглядела ее антиподом, белокожая, в узком, серебристо-чешуйчатом платье-перчатке и волосами, что светились белым в свете фонаря. Не сговариваясь, мы встали и исчезли в ночи, опустошая бутыль. Моя спутница без умолку трепалась и вальсировала, слегка покачиваясь, подметая с земли длинным платьем хвою, я молча улыбалась нежданному освобождению и хмыкала в ответ. Она умудрилась перечислить всех своих ухажеров, рассказать про родню в Абхазии и перейти к вопросам:

– Ты сама-то откуда, принцесса?

– Урал.

– А-а-а, я-я-я-ясно, хорошо хоть шлюхой не стала.

– Ах тыж нерусь! А-а-ай!!!

Черная копна волос извернулась, и Лера сомкнула зубы на моем предплечье. Я, гогоча, схватила ее под колено и повалила наземь – папина школа. Крепко удерживала, а она делала вид, что норовит вцепиться в лицо. В притворной ярости, хихикая и матерясь, мы возились еще минуту. Сзади послышались шаги, я отпрянула, как кошка.

«Девчонки, с вами все…»

«В порядке», – закончила за него я. Он пыхтел сигаретой во тьме и протянул нам руки, осыпаясь желтой хвоей, мы поднялись, Лера уже состроила ему глазки. Я просипела внезапно просевшим голосом: «До Москоу далеко?»

«Километра три до окраины…» – таким же спертым голосом ответил парень, подпрыгнул яркий глазок сигареты, он отсалютовал, полоснул взглядом ледышки на моей радужке и зашагал прочь.

Сумеречный взгляд. Чего книжку эту вспомнила? Лерка таращилась на задницу незнакомца и хихикала.

Странный тип. Мы двинулись, освещаемые луной, я оглянулась – его след давно уже растворился в темноте.

Нынешняя Лера сделала реверанс, одетая в оранжевый сари, а потом бросилась мне на шею, в большой комнате изобильно клубились дымы гашиша и кальяна.

Теперь мы обе в Nске. Какими такими судьбами?

Я даже въезжать не стану.

Шумная компания непросыхающих тусовщиков пропела мне нестройную осанну и свалила у ног подарки – сразу принялась вновь воскуривать «легочные фимиамы».

Я уселась на украшенные кисточками подушки подле статуи Ганеша, в одной руке у меня бутылка немецкого пива, в другой – горсть разноцветных таблеток из подаренной индийской шкатулки инкрустированной яшмой.

Я-я! Дас ист фантастиш, бхай-бхай!

Полдник модели в отставке. В ушах таяли звуки дримхауса и индийских ситар, болтовня Лерки и гул сонма человеков вокруг. Продолговатую кодеиновую таблетку я оставила для апостола Петра, ему и тут будет легко. А после такой ловли – расслабон.

Синяя круглая таблетка проглочена, и я снова погрузилась в воспоминания.

Мысли настойчиво возвращали меня в те дни.

Или то был трип-иллюзия?

Под нашими с Лерой ногами шуршит хвоя, я уже несу туфли в руках, в воздухе пахнет лесной ночью, обалденно, черт возьми!

– Слушай, вокруг тебя мужики хороводы водят, а ты как ледышка. Прям королева-девственница. Парень есть?

– Есть. Был. Может, снова сойдемся… Далеко он щас.

Она еще долго сыпала вопросами, на что я, чуток подумав, – безбожно наврала с три короба.

Утром, добравшись до своей комнатушки в замкадье, я сгребла все брендовые платья, шкатулки с цацками – залезла в тертые джинсы и гриндера, серый капюшон. Скупщица, посверкивая золотым зубом, охотно отсчитывала монеты за мое барахло. Забрав в агентстве зарплату, я вышла, провожаемая огромным знаком вопроса в глазах секретарши и бухгалтера, с чувством полного и окончательного невозвращения. Секретарша встрепенулась и, догнав, всучила мне конверт с вензелями. А сама осталась, с видом разочарованной собачонки, которая мечтала стащить кус – распороть бумажное брюхо самой, но упустила момент или струсила.

Наутро меня как будто отделило тонким ломтем от столичного куска, равнодушие и тошнота, они почти выплескивались, заставляя спешить скорей на Курский.

Только когда поезд тронулся с вокзала, через занавес отвращения пробилась мысль о вчерашней спасительнице, но тут же угасла, убаюканная ритмом колес. Еще увидимся.

В том странном конверте оказалось любовное послание на французском, аж тысяча баксов и пара билетов в Большой. «Бля бель», – произнесла я и пустила французовы лямуры и билеты на вольные ветры, за окно. Нихрена ж не понятно.

Серая и красная таблетки, от них стены комнаты отступали, пятились, коридоры завивались причудливым лабиринтом, я плутала в поисках сортира, на запястье мелодии вытренькивал подарок-браслет из Индии; вот, дойдя по плаката с шамбалой – я неизменно терялась, в итоге стащила джинсы и трусы – справила малую нужду в раковину на кухне.

Кухня немилосердно вертолетила, но блевать мой закаленный в тусовках желудок не желал. Иногда он показывает характер. Журча, я наблюдала за персидской пушистой кошкой, она же скептически следила за мной, понимая, что ее личное право делать свои дела в неположенных местах нарушено. Обратный путь был легче. Главное – не смотреть на плакат. Гости при виде меня восторженно завопили, не сразу врубилась, что вернулась без штанов, в одних трусах. Пофиг – пляшем.

Ночь на кухне, я осушаю пару кружек воды, вокруг – полумрак.

Клюнула носом, раз, другой, и вдруг будто погрузилась в водицу, затхлую и теплую. «Вода» заглушала все вовне и внутри. Потом я увидела это – сумрак в коридоре начал наливаться глянцевой чернотой, образуя согбенную фигуру. Мои глаза наполнились пугливыми слезами, а голову разрывал тот самый звук-голос из далекого прошлого, резонирующий, заставляющий все мое существо напитаться полузабытым ужасом.