Антон быстро вернулся в кабинет.

– Так! Степан, давай, исчезни из канторы. Мы тебя не видели, ты у нас не был. Понял?

– Да! А фотик?

– Я что-нибудь придумаю, а ты сейчас же исчезни. Вся твоя компания здесь. Чуешь?

– Понял, не дурак.

– Пока.

– Пока! – Веткин быстро вышел из кабинета, тенью прошмыгнул по коридору, и юркнул на выход незамеченным.

– Ха! Очень большой якши!56 – довольный Шелестов потёр ладони и снова выглянул в коридор.

– Антон! Помоги! – из дежурки вышел Марков, держа за плечо пацана в солнцезащитных очках. – Это – знаменитый «Мамочка». Чеки Дагаева у них были. Я пойду, умоюсь, а ты начинай опрашивать: ну знаешь о чём.

– Как скажешь! – Шелестов перехватил пацана у Маркова и завёл в кабинет. Усадил не на диван, а на стул у своего стола.

Не спеша достал бланк объяснения из сейфа, взял шариковую ручку и посмотрел в лицо парню.

– Сними очки и положи их вот сюда. – Антон ткнул пальцем перед собой.

Пацан не шелохнулся.

– Фёдор! В этом году, летом, тебе исполняется шестнадцать лет. Не задирай нас. Это сейчас ты не можешь подлежать уголовному преследованию, из – за возраста. Но время идёт! И я, и мои коллеги из 110 и 114 отделения могут залупиться и однажды на тебя будут повешены все собаки района. Отсидишь, вернёшься – и снова на зону. Так тебе будет понятнее?

– Поколебавшись, Фёдор снял очки и аккуратно положил на место, указанное Антоном.

– Всегда ведь можно договориться, правда? – улыбнулся сыщик. – Теперь я хочу знать всё, про этот чёртов дипломат с чеками «Внешпосылторга», что вы умыкнули у мужика.

Фёдор молчал, закинув ногу на ногу.

– Или вы вымогали деньги у терпилы?

– Да, ладно! – тут «Мамочку» словно прорвало. – Не умеем мы вымогать, а вот украсть! Это, пожалуйста! Когда хочешь жрать, тут не до совести. Мы же все детдомовские. У кинотеатра «Казахстан» стоим – базарим, пацаны на скейте катаются, никого не трогаем, до сеанса ещё целый час. А тут, как назло, подкатывает чёрная «Волга», новая, ухоженная. Из неё выскакивает девушка с парнем и бегут к ичку, что сидел на скамейке в метрах тридцати от нас. Видный такой, седой уже, не русский, с дипломатом на коленях. Ну, подбежали они к нему, он поднялся со скамейки, дипломат поставил на асфальт у своих ног, они стали обниматься, целоваться, о чём они говорили, мы не разобрали, язык-то непонятный.

А тут водитель «Волги» вылезает и кричит им, что, мол, времени в обрез, все уже собрались, поехали домой! Ну, они, обнявшись, так втроём к машине и пошли. А дипломат так и остался, у скамейки стоять. Очень даже красивая сценка получилась, трогательная, мы чуть не прослезились.

– А дальше? – поощрил его Шелестов.

– А что дальше? Мы к скамейке подошли, дипломат взяли, попытались открыть – сразу не получилось, был закрыт на ключ. Витёк ножичек достал, замочки пару раз ковырнул, крышка и открылась. А там куча бумаг каких-то, сигары, солнцезащитные очки, такие модные, как у полицейских в американских боевиках, и целая куча каких-то денег, все в упаковках. На деньгах надписи по – русски, и по -английски. Мы таких не видели. Сначала подумали, что может это и не деньги вовсе, поэтому торопиться не стали, сбегали в пятиэтажку напротив кинотеатра и, там, в подвале дипломат и спрятали. Затем прибежали в кино на сеанс. Вот и всё! А в воскресенье утром, пришли в подвал и стали думать, что с этим всем делать. Очки я взял себе, дипломат забрал Витёк, сигары выкурили, бумаги сожгли. Решили сначала эти деньги тоже сжечь, и даже сожгли пару бумажек, но потом передумали и решили показать кому-нибудь из взрослых одну бумажку. Деньги там – же в подвале опять спрятали и вернулись в интернат. А были выходные, и в интернате был только наш завхоз Степаныч, да десяток пацанов из других классов, у которых родителей тоже нет, и забирать домой на выходные некому. Пацаны тоже ничего не знали об этих «чеках», а вот Степаныч нам дал десять рублей за одну нашу бумажку с цифрой «100 чеков». И сказал, чтобы мы ему принесли остальное, и чтобы мы никому ничего не говорили об этих бумажках. А сегодня утром, мы, на радостях, купили пива, фанты, жвачки, водки и жратвы, и отправились в подвал отмечать удачную продажу денег.

– Кто был с тобой в подвале?

– Ну, я, Витёк, Басмач, Машка.

– Ладно, что было дальше?

– Ну, мы наелись, напились, окосели здорово. Потом приехали Шкет, Стёпа – фотограф, Хохол, и Ваза. Они продали чеки у нашей «Берёзки», на Ленинском проспекте и купили всем нам вещи разные.

– Сколько потратили чеков?

– Не помню, брали «на глаз».

– Ладно, дальше что?

Потом мы ещё выпили водки с пивом и пол – дня проспали прямо там, в подвале, а потом приехала милиция.

– И что?

– Да ничего, опера нас перевернули вверх ногами, и, придерживая за щиколотки, стали вытряхивать все содержимое карманов прямо на грязный пол, даже газеты не постелили, гады.

– Э, по – легче!

– Ой, извините, просто обидно! Вещи-то, одежда у нас теперь новая.

– Ладно, прощаю на первый раз! Что потом?

– Потом подзатыльников нам надавали, деньги забрали и привезли нас в отделение.

– А много денег опера забрали?

– Я не знаю. Мы, когда водки напились, стали пачками друг в друга кидаться, весь подвал был усеян этими фантиками.

– А ещё эти «чеки» в костре жгли?

– Я не помню, может быть и жгли, пьяный был.

В кабинет открылась дверь, и на пороге появился Русиков.

– Ну, что тут?

– Да, нормально, парень всё рассказал!

– А куда они остальные деньги дели, рассказал?

– Нет, не помнит!

– Да? Бывает. Вот что! Зайди в дежурку, материалы получи по своей земле, вчера насыпались, как горох. «Видюшник» опять из «Электроники» уплыл и квартиру на Панфёрова, дом 8, корпус «Б» хлопнули. А этого красавца я забираю к себе, и давай мне все бумаги по нему.

– Есть!

Антон вышел из своего кабинета и направился к дежурному, который сидел за пультом и заполнял карточки задержанных. Помдеж стоял рядом и курил, периодически пуская дым колечками, и внимательно следил за работой дежурного.

Пол дежурной части был весь покрыт серым налётом, на деревянных диванах сидели пацаны и девчонка, насторожённо наблюдая за происходящим.

– Шелестов! Для тебя твой начальник оставил кое – что.

– Да я знаю, знаю!

– Без регистрации! – узкие раскосые глаза капитана Ахметджанова ещё больше сощурились в довольной усмешке.

– Разберёмся, не в «первой»! Саша, найди мне моего участкового Уварова!

– А чего его искать, с сего дня он в отпуске!

– Да? Вот не знал! Тогда Корабейникова.

– Болен! С утра позвонил начальнику и предупредил! – помдеж Дима Лагутин виновато пожал плечами и развёл руки.

– А Никодимыч-то, надеюсь, здоров?

Дежурный и помдеж переглянулись.

– Что? – подозрительно взглянув на «парочку», спросил Шелестов, – умер?

– Почти! С понедельника уходит на пенсию!

– Вот, мать твою! А замена?

– Не знаем. Это к начальнику.

Старший участковый 96 отд., майор Саврасов Анатолий Никодимович, был вторым по выслуге лет и возрасту сотрудником после старшего опера Александра Парнова, работавшим в отделении.

– Ну, что – же! Просто пришло время. Жаль! – Антон круто развернулся и пошёл к себе, на ходу перелистывая, и читая, новый материл.

– А чего приятеля заявительницы не опросили? Голое заявление и одно объяснение. Кто же это так заяву принимал? «Чума»? Он, засранец, на север сваливает, ему сейчас на всё наплевать, и появиться только послезавтра. Ладно, разберёмся! – злобно бормоча себе под нос ругательства, Шелестов шёл к себе.

Вернувшись в кабинет, он разложил материалы, минут двадцать полистал их, затем набрал номер телефона.