Постепенно занимаются места за прилавками самими продавцами, в большинстве своём представителями кавказских республик, которые быстро и красиво, даже грациозно раскладывали свежие овощи для продажи, образуя из фруктов различные узоры.

Горы мандаринов, апельсинов, лимонов. Польская замороженная клубника, черешня, слива. Кругом на лотках тропическая желтизна бананов, зелень киви, а ананасы так и просятся на стол к любому празднику.

– Пааааберигиииись! – зычно, даже можно сказать, с надрывом в голосе, уже трое грузчиков тащат такую же тележку, что и с картошкой, но только с замороженными бараньими тушами, с чётко выделяющимися фиолетовыми печатями ветеринарного контроля. Туши аккуратно уложены, видимо для того, чтобы больше уместилось.

На этом прилавке одни овощи, на другом – фрукты, там свежее мясо, а тут аккуратными рядами лежат куриные упитанные тушки. А что у нас здесь? А здесь рыба, живая, замороженная, вяленая, сушеная. На любой кошелёк и вкус.

Отдельное помещение занимал отдел со всевозможными соленьями: домашние засолы с помидорами и огурцами, маринованными шампиньонами и черемшой, квашеной капустой и патиссонами, мочёным чесноком и солёными арбузами. Всё это богатство было аккуратно разложено на прилавке и издавало умопомрачительный запах.

Половина помещения занимали бочки и большие чаны, прикрытые массивными крышками…

Шелестову всегда нравился запах рынка, пряный и свежий. Вид отборных, чисто вымытых, ярких фруктов и овощей доставлял просто эстетическое удовольствие. При виде огромных ломтей мяса уже текли слюнки. Его не раздражали разномастные южане, наперебой расхваливающие свой товар, суета, кажущееся беспорядочным движение и непрекращающийся разноязыкий гул голосов.

– Мужчина, осторожнее! – тетка с тележкой, низко наклонив голову, волоклась мне навстречу и чуть не упала, когда Антон нечаянно задел ее плечом.

– Простите, – ответил он на автомате.

– Смотреть надо! Ишь, раззявил зенки кабан и прет, ни хрена не видит! – тетка еще долго ворчала, тяжело переваливаясь с ноги на ногу в огромных валенках с калошами и постепенно удаляясь.

Наркодилеры, скупщики краденого и рыночные шлюхи, обычно крутились у заднего выхода рынка, где располагалась пожарная часть. Сейчас из них никого не было видно.

Антон и Стёпа пришли на рынок без пятнадцати девять утра, но порознь. Самое рабочее время для рынка. Товар уже у продавцов был разложен, народу было в выходной полно, но всё равно груженые тележки сновали туда – сюда постоянно.

– Ноги! Ноги смотри! Ноги! – лёгкой трусцой мимо Шелестова проскочил молодой кавказец, старательно толкавший впереди себя тележку, сплошь уставленную картонными коробками из – под бананов. Верх одной из коробок был открыт, и оттуда удивленно торчала красная головка тюльпана, схваченная тонкой резинкой. Так делается для того, чтобы бутон раньше времени не раскрылся.

Ловко увернувшись от очередной тележки, заваленной сетками с белыми Вайсами капусты, Антон внимательно наблюдал за действиями Степана, который уверенно шагнул в людское столпотворение. Прямо перед ним кавказцы, выглядывая из-за ведер с цветами, навязывали молодежи свой товар: «Эй, купи розы – дэвушка рада будэт!». Справа продавали веники и мочалки. Слева высились горы апельсинов, яблок и лимонов. Где-то ухали топоры мясников, где-то шумно ругались, где-то взвизгнула зашибленная собака.

Вдоль стен, отгородившись от шума и толчеи высокими, слегка подёрнутыми инеем стеклами, стояли коммерческие киоски.

Комната милиции на рынке находилась в самом конце его территории, прямо у бетонного забора, граничащего с пожарной частью. Рядом располагалась также комната ветеринарного контроля, весовая и ещё какие-то служебные помещения. Пройти туда можно было через небольшую дверь, над которой висела вывеска «Запасной выход». Территория позади самого – же крытого рынка в основном занималась «барахольщиками», и представляла собой что-то похожее на блошиный рынок в миниатюре.

Старушки здесь продавали старые книги, старую обувь, посуду, пластинки, своё вязание и т.д., и всё что давно вышло из моды, выложив своё сокровище чуть ли не на снегу, подложив газеты или разорванную картонную коробку.

Они также, порознь, прошли до самого конца рынка, и Шелестов подошёл к палатке с надписью «Металлоремонт», которая стояла у самого забора, и от которой до запасного выхода было около двадцати метров. Таких палаток слева и справа от неё стояло ещё штук тридцать, только с разными вывесками.

Стукнув пару раз в окошко, Антон обошёл палатку сзади. Металлическую дверь с грохотом открыл Ильяс, старый седой татарин, который точил здесь столовые ножи чуть ли не с самого начала строительства рынка.

– А, начальник, заходи, гостем будешь.

– Здравствуй, Ильяс! Могу я с тобой здесь посидеть – погреться, а?

– Конечно, начальник, сиди хоть весь день. И мне веселее.

Пододвинув табурет к самому краю окна, Шелестов приготовился ждать. С точки зрения диспозиции, место было выбрано идеально: все подходы и подъезды к заветной двери просматривались. Если его расчёты верны, то милиционер Габозов и его неизвестный кредитор встретятся с утра. На часах уже было ровно девять утра.

От центрально входа, через ворота с надписью «Только для грузового транспорта», в направлении палатки, где так удобно устроился Антон, быстро проехала красная ВАЗ-2105, и круто повернув к запасному выходу рынка, стала почти у самого бетонного забора, где было свободное место, не занятое торговцами.

В это время, несколько пацанов – одногодок Степана, вместе с ним, о чём-то оживлённо споря, вышли из – за угла крытого рынка, и встали недалеко от этой машины, как у них говорится – «на расстоянии плевка».

Степан свободно держал под мышкой левой руки обувную коробку, перевязанную бичёвкой.

Двигатель «Жигулей» перестал работать, открылась дверь водителя, и из машины выбрался кавказец средних лет, с большим фингалом под правым глазом, который он даже и не пытался ничем прикрыть: ни очками, ни косметическими средствами.

Что-то сказав стоявшей рядом стайке пацанов, огляделся, и, засунув руки в карманы дублёнки, вошел в здание рынка.

Степан переложил коробку под мышку правой руки. Минут через десять, из двери вышли Габозов и кавказец. Они подошли к его машине и стали у багажника. Кавказец что-то яростно доказывал милиционеру, размахивая руками. Габозов несколько раз отрицательно мотнул головой в форменной шапке, а затем из внутреннего кармана шинели достал довольно увесистый целлофановый свёрток и передал его кавказцу. Тот схватил его и, начал, было разворачивать, но милиционер остановил его, ткнув пальцем в салон машины. Через минуту, они уже сидели внутри машины. Среди пацанов началась небольшая возня, и Степан, держа коробку под мышкой, оказался прижат весело хохочущими ребятами к самому стеклу двери, за которой на сиденье пассажира сидел Габозов. Через пару минут, пацаны отскочили от машины, потому что, видимо милиционер, приоткрыв свою дверь, рявкнул на них, обещая надрать уши. Ребята отошли от машины метров на десять и стали что-то друг другу увлечённо рассказывать. Скорее всего, обсуждали какой ни – будь очередной художественный фильм или анекдот.

Операция заняла не более часа, и скоро мальчишка с сумкой поехал к себе в интернат проявлять плёнку, а Шелестов вернулся в отделение. Время пока было, поскольку проявка и печать фото займёт весь день.

Рано утром Антон забрал у дежурного пакет, оставленный ему мальчишкой, и вошёл в свой кабинет. Включил свет, аккуратно повесил куртку на плечики в шкаф и подошёл к своему столу. Засунув руки в карманы, он стоял, покачиваясь с каблука на носок и обратно.

– Так, ладно! Начнём! Хода назад уже нет.