– И собаку заведу…

– Я хотел Степке на день рождения подарить, но раз ты хочешь сейчас ― давай сейчас.

У Сусанны Владимировны запорхали бабочки в животе. Она обняла мужа:

– Как я сильно тебя люблю! Я такая счастливая, Дед Мороз ты мой!

«Зоси Палыча больше нет с нами…».

Шутка?

Что это за томное многоточие?

Солнце немилосердно жарило с самого утра. Автобус подошел полупустой. Сейчас спокойно сядем и разберемся.

Люблю работать летом ― народ выметается из города, и в транспорте становится легче дышать. И уже вроде не работа, а прогулка. Без зазрения совести можно погрузиться в творчество или впасть в созерцание под гундеж подкаста. А можно просто сорок минут зависнуть в Сети. Что я и сделала.

Опять нырнула в новостную ленту. Почти сразу ― фото церковной свечи ― как банально! ― и подпись:

«Зоси Палыча больше нет с нами…».

Пост написала вчера в семь вечера Катя Крупенко, жена Зоси. Неужели, не шутка? Сердце сиротливо прижалось к прутьям ребер:

– Палыч! Ну как же так?! ― вырвалось на выдохе. Набрать воздуха обратно получилось не сразу. Слезы сдавили горло. Помимо воли получились жалкие всхлипы. На прошлой неделе обсуждали планы, еще в четверг переписывались в чате, а в понедельник он уже в могиле целую ночь.

Зося Палыч ― охранник на заводе и писатель-самородок. А кто безгрешен? У каждого из нас есть вредные привычки.

За последний год его вредная привычка, писательство, нашло столько почитателей, что мы всё ждали, когда пригласят по рассказам сериал снимать. Он получил три литературных премии подряд: «Лучший сатирический рассказ», «Находка самиздата» и «Перспективная серия» за цикл мини рассказов «Гнутые гвозди». И, собственно, перестал считаться в нашей среде начинающим.

Его смерть не могла случиться. Не хочу верить!

Автобус мчался по безлюдной набережной. Еще низкое солнце подсвечивало закоулки полупустого города. По среди него лежала Нева, свободна и растрепана, как холостячка поутру. Ветер врывался в открытый люк, в окна, поднимал волосы дыбом, будто подстрекал их сбежать, мгновенно высушивал позорные мокрые борозды на щеках.

Пробежалась по комментам:

«Мир праху»

«Такой молодой, еще и талантливый. Жаль парня!»

«Работать надо, а он жену с детьми впроголодь держал!»

«Да бухал, наверное, как не в себя. Как все они!»

«Как вам не стыдно так про мертвого! Вы же совсем его не знаете!»

«Покойся с миром, Палыч»

«Катя, держись! Мы рядом»

И всякое, всякое. Тысячи комментариев за двенадцать часов! Написала Кате в личку:

«Если могу чем-то помочь, только скажите».

Почти сразу ответ:

«Ира, здравствуйте! Назарет, Зося, просил вам рукописи передать. Приезжайте, когда сможете. Но лучше побыстрее».

Назарет ― какое имя странное. А сама-то! В сети меня все зовут Ирой, но от рождения я Ириада. Все-таки много у нас с Зосей было общего.

Автобус подъехал к моей остановке. Протискиваясь к выходу, заметила, что пальцы в черных разводах туши. Шмыгнула и посмотрела по сторонам, не заметил ли кто. Пожилая женщина покачала головой. В ее глазах тоже стояли слезы:

– Крепись, доченька, все можно пережить.

Кивнула ей и выскочила в закрывающиеся двери.

С лицом надо что-то делать. С общим настроем ― тоже.

Под высоченной стеной фабрики с ночи всё еще влажно и прохладно. Солнце сюда пока не добралось. После раскаленного салона автобуса по спине побежали зяблые мурашки. Плюхнулась на скамейку и поняла, что не могу идти на работу. Даже рук поднять не могу. Перед глазами снова появилась строчка:

«Зоси Палыча нет с нами». И горящая свечка… Он бы никогда на своей страничке не допустил такой банальщины!

«Рукописи», ― всплыло в голове сообщение Кати. И тут же появились силы. Изнанкой футболки стерла с лица потёки туши. Написала Зосиной жене. Та, будто ждала, сразу же прислала адрес.

Надо же! Живем в соседних районах и за столько времени ни разу не встретились. Я села на обратный автобус и поехала мимо своего дома на окраину. По пути лезли воспоминания, как мы познакомились на писательском марафоне. Он накосячил в посте, забыл теги поставить. Я ему написала об этом. Почти сразу стали общаться. Никто так меня не поддерживал, как Зося. Без вопросов, он более талантливый и успешный. Писал, что еще в конце девяностых у него был журналистский опыт, но ему не понравилось. Мол, проституцию бросил еще в восьмом классе.

Да уж! Шуточки солёные у него проскальзывали. Бесили они меня. Зося ерничал и балагурил постоянно. А я наивно многие вещи принимала за правду. Может эта наивность и подкупала его? Нравилось ему морочить голову дурочке. Но он никогда не был злым. Грубым ― да, но не злым. Всегда пояснял, где я повелась, и как не попасться в следующий раз. Но я в следующий раз попадалась всё равно. Уже на другой шутке. Он говорил: «Ага! Опять подорвалась! Как же ты в этом мире живешь, дурёха?!» ― и снова объяснял. Я выходила из себя, кидалась в ответ на обидное неоднозначными смайлами. Но всегда диалог заканчивался смехом. Я всегда улыбалась. Мне кажется, он тоже. Жаль, что личной встречи у нас не получилось.

***

Три прямые улицы нарезают спальный район на одинаковые кварталы из домов сто тридцать седьмой серии. Обычная трёшка. Дверь открыла очень красивая девушка. Я засомневалась, что пришла по адресу. Зося гордо говорил, что Кате на сорокалетие в прошлом году подарил дорогущий браслет. Но этой женщине на вид нельзя было дать и тридцать шесть. Даже тридцать ― с трудом.

– Ирина?

– Просто Ира. Вы Катя?

Девушка кивнула. Дуновение воздуха донесли до меня легкий аромат бергамота с базиликом. При этом в ее безупречной укладке не шелохнулась ни одна волосинка.

– Проходите в гостиную. Я сейчас еще кое-что соберу в спальне. Вы спешите? ― она виновато улыбнулась, жестом приглашая пройти за ней.

Шелковый струящийся топ пыльно-розового цвета. Бриджи, обтягивающие спортивные ноги. Пружинистая походка. Понятно, почему Зося ее боготворил.

― Немного времени есть. ― В планах не было задерживаться в доме, где и без меня есть кому погоревать.

– Я быстро. Назарет почти месяц не вставал из-за болезни. До сих пор разгребаю его гнездо.

Понятия не имела, что он болеет. Он казался мне активным, много работал… Решила уточнить показания своей памяти:

– Он писал, что на заводе работает.

– Что вы! Он уже год выходит из квартиры только до пивного. Пару раз вытолкала его на детскую площадку, но… В общем, он домосед со стажем.

Наверное, в ответ я что-то скорчила удивленное, и Катя искренне рассмеялась, глядя на моё лицо.

– Ничего удивительного. Зося не любил говорить о реальном положении дел, ― сказала Катя, пропадая за дверью. ― Он жил своими фантазиями. О хлебе насущном хлопотала я, ― крикнула она из спальни. В голосе ее прозвучала горькая усмешка.

Я озиралась в зеркальной прихожей. Зеркала без пятен, идеально белая плитка на полу. После вчерашних похорон квартиру вычистили до блеска. Или она всегда содержится в стерильности? Показалось даже, что пахнуло больницей.

Мои внедорожные кроссовки чужеродно смотрелись в этой чистоте. Шлепки земли, принесённой на подошве, чернели у половичка, с как будто причесанным ворсом.

С чувством вины я прошла в большую светлую комнату. Почти всю её занимал белый ковер. Напротив входа на диване сидели Оля и Коля, близнецы-семилетки. О них Зося часто мне рассказывал. Присылал фотографии. Им в этом году в школу.

На одном из кресел в углу сидела Настя. Кажется, ей около десяти. Но глаза у нее были взрослые и усталые.