– Ну, естественно, – саркастично согласился с переводчицей профессор. – Вот если бы я держал в руках, вместо связки колбасок, связку гранат, вот тогда бы они относились ко мне серьёзно, как к «обезьяне».
– Мало вам, что людей по всему миру пугают русскими. Вы хотите, чтобы русофобия перекинулась ещё и на животных? – укоризненно мотая головой, раскритиковала воинственную риторику профессора переводчица, цокая языком.
– А вот, этого, не будет никогда. Звери не подвержены заразным политическим болезням. Это я вам говорю как учёный, – успокоил переводчицу профессор, утешающе похлопав её легонько по плечу. – К русским животные всегда будут относиться точно так же, как и к американцам или к немцам. Потому что четвероногие друзья (в отличие от людей) верят не фэйковым новостям из телевизора, а исключительно своему собственному нюху. А пахнем мы для них все совершенно одинаково: и «русские», и «нерусские»! Они нас делят, строго, только на «плохих» и «хороших». Причём, определяют они это за версту, не заглядывая в паспорте в графу «гражданство». Животные вне политики и влияния средств массовой информации, а потому гораздо объективнее, чем люди, и честнее. Странно, да? Человек более разумное существо, а одурачить его намного проще, чем животное. Главное, не давать ему думать своей головой, а навязывать уже готовое (придуманное политтехнологами) «правильное» мнение, ежедневно транслируемое по телевидению. И чем чаще это мнение будет звучать с телеэкранов, тем быстрее человек в него поверит, согласится с ним и, мало того, он будет считать это «мнение» своим собственным, – сделал философское заключение профессор и погрузился в молчаливые раздумья.
– Не понимаю, тогда какой смысл агитировать бедных животных, ежели они ВНЕ политики? Мне кажется это, как минимум, глупо. А если взглянуть на это глазами психотерапевтов, считающих говорящих с животными людей – больными на всю голову шизофрениками, то просто опасно для здоровья, – пожимая плечами, пыталась найти ответ на свой же вопрос переводчица, мысленно ставя себя на место жирафа, заворожённо смотрящего на «лектора».
– Это всё чушь и выдумки психиатров. Они это придумали, чтобы не сидеть дома без работы. Ведь этот симптом есть у каждого человека. Вот возьмём, к примеру, вас, – с азартом воскликнул профессор Правдорубов и, встав прямо напротив собеседницы, выставил перед ней указательный палец, имитируя учительскую указку. – С вами живёт какое-нибудь домашнее животное?
– Живёт, – немного опешив от профессорского напора, честно призналась переводчица и, интуитивно поняв, что дала неполный ответ, быстро добавила: – Собака.
– Прекрасно! – улыбнулся профессор и, прищурившись, хитро взглянул на девушку. – А теперь солгите мне, что вы с ней не разговариваете.
– Разговариваю. Врать не буду, – нехотя ответила профессору переводчица, понимая, к чему он клонит, и стыдливо покраснела.
– Почему вас это так смутило? – удивился профессор, продолжая щуриться. – Вы же не считаете себя больной шизофреничкой? Кроме того, Вас не считают больной ваши коллеги, родственники, соседи и, уж, тем более, я. А вот для любого психотерапевта вы потенциальный пациент, и вам, по его мнению, нужна срочная психиатрическая помощь, – раскрыл профессор «мировой заговор» психиатров, препятствующий общению людей с животными, и, самодовольно сложив руки на груди, сделал небольшую паузу, чтобы дать молоденькой девушке возможность это осознать. – Может, нам пора начать больше верить друг другу, а не психиатрам? Смотреть на мир своими глазами, а не глазами проплаченных журналистов из информационных новостных агентств? И, уж, тем более не доверять свою жизнь «обезьяне», играющей с огнём и гранатой?
Переводчица, никогда до этого момента, даже, не допускавшая мысли о том, что западная пропаганда может лгать, почувствовала себя подло обманутым дрессированным попугаем, сидящим на плече американского «пирата», и бездумно повторяющим за «хозяином» слова про несуществующую в природе «ось зла». Но, больше всего, ей было тошно и противно от того, что она восторженно ликовала, когда этот «пират» топил то или иное «иностранное судно», находящееся, якобы, в фарватере той самой «оси зла». Она была готова полностью «склевать» свою потерянную совесть, но гуманный профессор не дал ей возможности вдоволь позаниматься бесполезным самобичеванием, а решил конструктивно проанализировать причины взаимного тотального недопонимания, на примере её домашнего питомца.
– Бьюсь об заклад, что вы, неоднократно, ловили себя на мысли о том, что ваша собака вас прекрасно понимает, вот только сказать вам ничего не может. Ловили?
– Ловила, – с удивлением констатировала найденный в памяти факт переводчица, выпучив на профессора глаза, как на экстрасенса, умеющего читать чужие мысли.
– И что вы думаете по этому поводу? Что у вас в квартире живёт немая собака? – с иронией предположил профессор, пытаясь поймать «бегающий» взгляд собеседницы.
– Э-э-э, – издала протяжный звук переводчица, не зная, что ответить.
– Давайте, я вам помогу? – облегчил профессор задачу «экзаменуемой», видя, как её мысли разбухают и превращаются в «кашу». – Когда к вам в голову приходила такая мысль, вы думали, что собака понимает вашу немецкую речь, а ответить вам не может, потому что не умеет говорить по-немецки? Ведь, так?
– Ну, наверное, – подтвердила переводчица правильность хода профессорских мыслей, сравнив их со своим «ходом».
– Уверяю вас, что ваша собака в тот момент думала о вас то же самое. Она была абсолютно уверена, что её скуление вы прекрасно понимаете, но в ответ лишь издаёте набор непонятных человеческих звуков, так как не умеете скулить по-собачьи. Вот, казалось бы, где остро необходим переводчик. Но таких переводчиков в природе, к сожалению, не существует. Однако люди с животными продолжают общаться, мирно жить под одной крышей, любить друг друга и понимать, невзирая на отсутствие переводчиков и на невладение зверино-человечьим языком. А в то же время немцы, имея переводчиков и владея русско-немецким языком, никак не могут понять русских людей, мирно с ними жить и любить их? Это что за нонсенс? А может, всё дело не в русских людях и не в немцах, а в «переводчике», зачем-то дезинформирующем обе стороны? Или всё дело в той пресловутой «обезьяне с гранатой», которая корчит рожи «русскому медведю» и визжит в ухо «немецкой корове», мешая их диалогу? Вот я и решил попробовать донести до звериной общественности суть происходящих на Земле политических процессов, не только плохо влияющих на экологию, но и угрожающих уничтожением всего живого, в том числе и их.
– И что это даст? На какой эффект вы рассчитываете? – полюбопытствовала переводчица, пессимистично взирая на профессора как на наивного простачка, начитавшегося детских сказок. – Вы думаете, что «Золотая рыбка», узнав от вас о приближающемся апокалипсисе, исполнит ваше желание и спасёт мир? Или, местные быки и носороги, сбежав из европейского зоопарка, пробьют рогами в «Берлинской стене», передвинутой с центра немецкой столицы на российскую границу, «окно» в Россию?
– Я надеюсь, что ради спасения Планеты, животные, для начала, хотя бы начнут своими милыми, гипнотическими взглядами внушать иностранным туристам, посещающим этот популярный зоопарк, то, что русские вовсе не враги, а друзья; что их нужно не обижать, а нужно любить и уважать; что с них, немедленно, нужно снять санкции; не устраивать провокации; не размахивать перед их носом гранатой, а «обезьяне» – не поворачиваться к ним сракой, – поделился своими планами профессор и, тряхнув в пакете колбасками, ехидно усмехнулся. – Я, конечно, мог бы поступить, как наши геополитические оппоненты – отдать все колбаски Бурому медведю, а остальным обитателям Берлинского зоопарка объявить «продуктовое эмбарго» до тех пор, пока они не отберут у наглой обезьяны «гранату». Но это ничего не изменит, а лишь обозлит голодных зверей. Поэтому, я предпочёл ГОВОРИТЬ с трусливыми животными, а не наказывать их «санкциями». Как говорится: «Угрозами сыт не будешь». Да и смелости у них от моего «колбасного эмбарго» не прибавится. Лишь разовьются дополнительные комплексы.