И вот теперь Горний Мир раскрылся нам, став ближе и понятнее, узрев в нашем лице серьёзную команду, способную идти до конца. И он, Горний Мир, готов был дать нам всё, что так не хватало нам до полной победы над смертью, и в частности в борьбе против преждевременной смерти от Рака. И с этого момента наши знания и усилия стали дополнять друг друга, и мы, куда более уверенными шагами, метр за метром, ступенька за ступенькой стали подниматься к разрешению интересующей нас обоих проблемы.

Итак, ответным шагом и проявлением «доброй воли» с моей стороны стала демонстрация зашифрованных записей погибшего учёного, которые, как теперь выяснилось, неслучайно попали ко мне. Я вкратце рассказал академику Барсукову историю появления у меня этих пожелтевших страниц, не забыв упомянуть о том, что, к сожалению, имя учёного мне не известно, как не известна и вся история, связанная с его судьбой.

Бегло пробежав глазами по всем колонкам и строчкам странных записей, Андрей Георгиевич на какой-то момент задержался на том же самом слове, которое я определил, как «ключевое», и которое было единственной зацепкой, определяющее значимость информации. И здесь произошло что-то странное. Академик вдруг побледнел, хлопнул себя ладонью по лбу и дрожащим голосом произнёс:

– Друг мой, ты и представить себе не можешь, какой драгоценностью мы теперь обладаем! Это как раз то, чего не хватает до величайшего открытия и мощного прорыва во всей медицине за последние семьдесят лет.

– Вы тоже обратили внимание на это слово, по которому, если признаться, я Вас и нашёл. Но что в нём такого особенного?

– В самом слове нет ничего особенного. Но оно определяет всё то, что здесь написано. И за этими расчётами стоят десятилетия напряжённого труда одного человека, который путём проб и ошибок, сотнями экспериментов и на практике подошёл вплотную к той черте, за которой могла разрешиться проблема излечения от самого страшного заболевания человечества ещё семьдесят лет назад. И он, судя по всему, не только создал лекарство против Рака, но и разработал методику лечения, которая полностью справилась бы с этой задачей. – Повторюсь, он вплотную подошёл к этой черте, но перешагнуть не сумел, или не успел. А, скорее всего, ему просто не дали переступить эту черту!

– И кто этот человек? – спросил я и пристально посмотрел на академика, который к тому моменту уже немного успокоился и вернулся в своё привычное состояние.

– Имя и биография этого человека строго засекречены, а равно, как и все его исследования и открытия. Но теперь, я уверен, мы сумеем разгадать эту тайну и восстановить пошагово все ходы его великого открытия. – Ибо у нас теперь есть уже две составляющие в разрешении этой проблемы.

– Две составляющие?! – воскликнул я. – А где же вторая составляющая? И сколько ещё должно быть недостающих до полной ясности?

– Не торопи события. Постепенно всё узнаешь. А пока я тебе открою одну тайну, – притормозил мой пыл Андрей Георгиевич.

– Какую же? – уже более спокойным голосом спросил я. – Теперь я был почти уверен, что в своих поисках по ключевому слову, взятому из записей учёного, я попал в десятку, и академик Барсуков именно тот, кто каким-то образом был связан с открытием вакцины против Рака.

– Пару лет назад в медицинском мире был произведен информационный «вброс» о том, что найдена вакцина против Рака, и человек, который сообщил об этом, якобы разрабатывает методику лечения и он уже очень близок к победе.

– И кто он? Почему мы о нём до сих пор не знаем? – спросил я, не скрывая удивления.

– А потому, что этот человек почти сразу же куда-то исчез, и о нём больше никто уже не слышал, равно, как и о деталях его открытия. Правда до его исчезновения, я всё же успел встретиться с ним в неформальной обстановке и немного поговорить, хотя наша встреча носила больше приятельский, нежели деловой характер, – спокойным голосом ответил академик.

– Теперь я понимаю, что в этом вопросе важен не приоритет, а способ выживания тех, кто вплотную подбирается к разрешению этой проблемы, – выдохнул я, и с надеждой, что не прав, повернулся к Андрею Георгиевичу лицом, перегородив ему дорогу. – Наша беседа проходила во время прогулки по зимнему лесу, и никто, кроме шустрых белочек и щебечущих птичек, не мог нас услышать.

– Вот, именно! Спокойно работаем и не выпячиваемся, если хочешь и открытие сделать, и людям помочь, и самому остаться в живых, – заговорческим голосом закончил Барсуков.

Только теперь я понял, что не всё так просто в Мире, и порою, прогрессивные идеи по чьей-то недоброй воли и в угоду чьей-то неуёмной прибыли замалчиваются, затираются и кладутся «под сукно». Самое обидное, что это коснулось здоровья и жизни миллионов ни в чём не повинных людей, которые стали заложниками чьей-то алчности и нездоровой психики в вопросах жизни и здоровья большей части Человечества. И кто дал им право распоряжаться высшими законами общества и мироустройства, когда этим правом, если уж, и кто достоин, им может быть только Бог!

В этот шокирующий для моего сознания день, я уже был перегружен информацией и открытиями, и до следующего утра к подобным темам мы больше не возвращались.

Академик Барсуков попросил у меня записи учёного для более детального анализа, пообещав, что завтра расскажет мне обо всём, что уже наработано его командой в вопросе борьбы с онкологическими заболеваниями, заметив при этом, что их исследования и умозаключения в корне отличаются от общепринятых канонов в медицине.

Но это будет только завтра, так как записи, которые я ему передал, необходимо ещё разобрать, и, вероятнее всего, они внесут ясность по недостающим пунктам в деле разрешения общей проблемы.

А на сегодня мозговой штурм был окончен, и остаток дня мы провели в более спокойных беседах.

Эту ночь я почти не спал. Мысли роились у меня в голове и никак не хотели разложиться по полочкам. У меня не укладывалось в сознании, почему всё так происходит. Когда к кому-то приходит гениальная идея, и он стоит на пороге величайшего открытия для всего Человечества, то почему он обязательно должен стать мучеником своей идеи? Почему должен кому-то доказывать, что он не верблюд и должен идти тернистым путём для доказательства своей правоты, нежели идти более спокойно для достижения своей цели? Или здесь замешаны другие силы?

Измучавшись от бессонницы и устав ворочаться в постели, я едва дождался утра, чтобы пойти на завтрак и встретиться вновь с академиком Барсуковым. Когда я появился в столовой, Андрей Георгиевич уже сидел за столом, и по его виду я сразу понял, что он тоже не спал в эту ночь, но совсем по другой причине. Его воспаленные глаза, взъерошенные волосы и необычно возбуждённое состояние говорили о том, что эту ночь он провёл за столом, разгадывая таинственные записи, переданные ему мною накануне. И я не ошибся.

– Ты знаешь, доктор, а у меня для тебя хорошие новости, – вместо утреннего приветствия начал Андрей Георгиевич и продолжил: – Нас с тобой можно поздравить дважды!

– Почему не трижды? – буркнул я, маскируя своё нетерпение в ожидании вердикта академика. – Начинайте отсчёт.

– Во-первых, я сумел разгадать все формулы и схемы, и понял, что этим записям, действительно, нет цены. Хотя я был весьма обескуражен результатом, – не обращая внимания на моё напускное спокойствие, начал академик. – И во-вторых, это прямое доказательство, что и записи, попавшие к тебе, и та информация, которая однажды пришла ко мне – это звенья одной цепи, и они принадлежат одному и тому же человеку. И этот человек, несомненно, является автором открытия вакцины против Рака.

– То есть, я не ошибся и поступил правильно, показав эти записи именно Вам?! – отбросив в сторону притворное спокойствие, воскликнул я.

– Точно в десятку! И это ещё одно доказательство существования Горнего Мира, который сам определяет, где, когда и кто должен делать то или иное. И этот факт неоспорим и более не требует доказательств, – с пафосом в голосе ответил Барсуков.