Литмир - Электронная Библиотека

Со мной такого не случалось, но меня тоже иногда останавливают по непонятной причине, как тогда в аэропорту. Я очень пугаюсь резкого тона, и мне становится сложно говорить. Я долго репетировал фразу «Меня зовут Лу Арриндейл, я аутист, и мне трудно отвечать на вопросы» перед зеркалом, чтобы произнести ее, несмотря на испуг. Когда мне очень страшно, мой голос звучит резко и натянуто. Когда спрашивают: «У вас есть удостоверение?», – нужно сказать: «Оно в кармане». Если сразу полезть в карман за кошельком, полицейский может испугаться и даже убить меня. Наша учительница в старших классах мисс Севия объясняла, что полицейские иногда стреляют в людей, когда те достают удостоверение, потому что думают, что у них там нож или пистолет.

По-моему, это неправильно, однако я читал, что суд оправдывает полицейских, которые действовали в состоянии испуга. А обычный человек не имеет права стрелять в полицейского, даже если полицейский его сильно напугал.

Это неправильно. Несправедливо.

Полицейский, который приходил к нам в старших классах, сказал, что они заботятся о нас и их должны бояться лишь нарушители. Джен Бручард выразил мои мысли, заметив, что трудно не бояться, когда на тебя кричат и угрожают положить лицом вниз на землю. Даже если ты не нарушитель, поневоле испугаешься, когда громила в форме направляет на тебя пистолет. Полицейский покраснел и сказал, что хамить не обязательно. Я подумал, что ему тоже. Но благоразумно промолчал.

А полицейский, который живет в моем доме, всегда ко мне мил. Его зовут Дэниел Брайс, но он просит обращаться к нему Дэнни. При встрече он всегда говорит «доброе утро» или «добрый вечер», и я отвечаю «доброе утро» или «добрый вечер». Он как-то отметил, какая чистая у меня машина. Еще мы вместе помогали мисс Уотсон, когда она переезжала в дом престарелых: мы снесли вниз кофейный столик, я держал один конец, а Дэниел Брайс – другой. Он вызвался идти спиной вперед. Я никогда не слышал, чтобы Дэниел Брайс на кого-то кричал. Не знаю, что он думает обо мне, – знаю только, что ему нравится моя чистая машина. Не знаю, в курсе ли он, что я аутист. Я стараюсь не бояться его, потому что я не нарушитель, но все же немного боюсь.

Я пытался смотреть сериалы про расследования по телевизору, но они меня не успокоили. Там полицейские вечно усталые и злые, как будто так и должно быть. Мне нельзя быть сердитым, когда я сержусь, а им можно.

Но нельзя судить человека по поступкам ему подобных – мне не нравится, когда так судят обо мне, поэтому я стараюсь быть справедливым к Дэнни Брайсу. Когда он улыбается, я улыбаюсь в ответ. Когда говорит «доброе утро» или «добрый вечер» при встрече, я тоже говорю «доброе утро» или «добрый вечер». Я пытаюсь убедить себя, что его пистолет игрушечный, чтобы не обливаться по́том в его присутствии, чтобы он не заподозрил меня в чем-то, чего я не совершал.

Я успокоился под одеялом и подушками, но также вспотел. Вылезаю из кровати, убираю подушки на место и иду в душ. Нельзя, чтобы от тебя плохо пахло. Люди, которые плохо пахнут, пугают и раздражают других. Мне не нравится запах мыла: он искусственный и слишком резкий, но я знаю, что этот запах не считается плохим.

Когда я выхожу из душа и одеваюсь, уже поздно – начало десятого. Обычно по четвергам я смотрю передачу про космические путешествия, но сегодняшний выпуск я пропустил. Я голоден. Кипячу воду и бросаю лапшу.

Звонит телефон. Я подпрыгиваю. Какой бы звонок я ни выбрал, он каждый раз застает меня врасплох. Я всегда подпрыгиваю от неожиданности.

Звонит мистер Алдрин. У меня перехватывает дыхание. Какое-то время я не могу вымолвить ни слова, он тоже молчит. Ждет. Мистер Алдрин понимает.

А я не понимаю. Мистер Алдрин принадлежит к руководству. Он никогда раньше не звонил мне домой. И вдруг позвонил. Как будто выследил и поймал. Он мой начальник. Я обязан выполнять его распоряжения на работе. Мне странно слышать его голос в телефонной трубке дома.

– Я… не ожидал вашего звонка, – говорю я.

– Знаю, – отвечает он. – Я позвонил вам домой, потому что нам нужно поговорить вне офиса.

От волнения сводит живот.

– О чем? – спрашиваю я.

– Лу, вы должны узнать раньше, чем мистер Крэншоу вас всех созовет. Появился экспериментальный метод лечения аутизма у взрослых.

– Знаю, – говорю я. – Слышал. Он опробован на приматах.

– Да, но статья вышла больше года назад, с тех пор метод… доработали. Наша компания выкупила исследовательскую лабораторию. Крэншоу хочет, чтобы все вы прошли лечение. Я с ним не согласен. Я считаю, еще слишком рано и неправильно вам это предлагать. Во всяком случае, выбор должен быть за вами без постороннего давления. Но он мой начальник, и я не в силах помешать ему созвать вас на разговор.

Если не в силах помешать, зачем звонит? Это одна из хитростей нормальных людей? Я читал, что они так делают, когда знают, что поступают неправильно и нуждаются в поддержке.

– Я хочу помочь… – произносит мистер Алдрин.

Родители объясняли, что хотеть и делать – это разные вещи… Он не говорит «я помогу».

– Вам нужен представитель, – продолжает он. – Человек, который будет вести переговоры с Крэншоу. Причем лучше меня. Я могу найти такого человека.

Значит, сам он не хочет быть нашим представителем. Видимо, боится, что Крэншоу его уволит. Это разумно. Крэншоу вправе уволить любого. Язык меня не слушается, но после нескольких попыток я с трудом выговариваю:

– Полагаю… не стоит… не надо… думаю… лучше… мы найдем представителя сами.

– Найдете?.. – переспрашивает он с сомнением в голосе.

Раньше я не распознал бы сомнения, заметил бы какое-то недовольство и решил бы, что мистер Алдрин недоволен мной. Хорошо, что теперь я лучше разбираюсь. Интересно, почему он во мне сомневается, ведь он знает, какую работу мы выполняем, и то, что я живу самостоятельно.

– Я обращусь в центр поддержки, – говорю я.

– Наверное, так даже лучше… – говорит он.

На его конце какой-то шум. Он что-то говорит, но, вероятно, не мне: «Сделай потише! Я разговариваю!» Ему отвечает другой голос – очень недовольный, но слов я не разбираю. Затем мистер Алдрин говорит уже громче, обращаясь ко мне:

– Лу, если не получится найти… Если понадобится помощь, обращайтесь! Я желаю вам самого лучшего, будьте уверены…

Я не уверен. Мистер Алдрин – наш управляющий, он всегда терпелив и мил, благодаря ему в офисе появились нововведения, которые облегчают нам жизнь, но правда ли он желает нам самого лучшего? Откуда ему знать, что для нас лучше? Разве он желает, чтобы я женился на Марджори? Он же совсем не знает нас вне работы.

– Спасибо, – говорю я.

«Спасибо» уместно почти всегда. Думаю, доктор Форнам меня одобрила бы.

– Отлично, – говорит он.

«Отлично» бессмысленное выражение, им просто подводят к концу разговора, я не буду о нем долго думать.

– Звоните, если понадобится помощь! Запишите мой номер!

Он быстро диктует номер, который записывается на память телефона, но я и так не забыл бы. Я легко запоминаю номера, особенно этот, который представляет собой серию простых чисел – вряд ли мистер Алдрин об этом задумывался.

– До свидания, Лу! – прощается он. – Постарайтесь не волноваться.

Стараться и делать – разные вещи. Я тоже прощаюсь, вешаю трубку и возвращаюсь к лапше – уже слегка переваренной. Мне нравится переваренная лапша, она мягкая и нежная. Мало кто любит лапшу с арахисовой пастой, а я люблю.

Значит, мистер Крэншоу хочет, чтобы мы прошли лечение. Вряд ли он может нас заставить. Есть закон о клинических исследованиях. Не знаю точно, что в нем написано, но вряд ли мистеру Крэншоу разрешат нас принудить. Мистер Алдрин, возможно, знает об этом больше, он же управляющий. Должно быть, он считает, что мистер Крэншоу вправе нас заставить и попытается это сделать.

Никак не могу уснуть.

В пятницу утром Кэмерон сообщает, что мистер Алдрин ему тоже звонил. Он всем позвонил. Мистер Крэншоу еще ничего никому не говорил. Внутри неприятно сжимается, как перед экзаменом, который ты вряд ли сдашь. Какое облегчение сесть за компьютер и работать!

11
{"b":"874087","o":1}