Чума занимал самую крайнюю возле сортира шконку. Постное выражение лица, безучастный взгляд. Как будто не было у него никакого интереса в этой жизни.

– Да, и еще. Если кто-то за столом – на дальний ходить нельзя, – сказал смотрящий, кивнув в сторону сортира. – Сходил на точку – убрал за собой и, главное, помыл руки. Нельзя с загаженными руками ходить, косяк это – и для тебя, и для того, к кому прикоснешься...

Федор долго рассказывал о порядках в камере. Говорил спокойно и обстоятельно. Карцев внимал каждому его слову. Нравился ему этот человек, и неспроста у него возникла уверенность, что с таким смотрящим он не пропадет.

Несмотря на свою молодость, начальник оперчасти казался тертым калачом. Взгляд строгий, но не суровый. В глазах мудрость много повидавшего на своем веку человека. Скупая улыбка на губах подкупала своей суровой искренностью.

Майор Сизов бегло пролистал страницы личного дела, участливо посмотрел на Карцева.

– Как же так, Георгий Степанович, такой положительный с виду мужчина, и вдруг – убийство.

– Я не убивал.

Карцев продолжал отрицать свою вину, хотя и понимал, что ему никто не поверит.

– Но все улики против вас.

– И что с того? Допрашивать меня будете?

– Допрашивать? Я не следователь, чтобы допрашивать. И не адвокат, чтобы вызывать вас на откровенный разговор...

– Но вы же «кум».

– Кум? А может, еще и сват? Кум королю, сват министру... Шучу, шучу. Я прекрасно знаю, как называют меня уголовники... Но вы же не уголовник, Георгий Степанович. Вы чужой человек в этой маргиналии. Вы жили жизнью приличного человека, у вас жена, семья, бизнес. И я уверен, что вы только о том и мечтаете, чтобы поскорее вернуться к прежней жизни.

– Да, мечтаю. Но к чему этот разговор?

– К тому, что вы – просто оступившийся человек. И вам не по пути с уголовниками чистой воды...

– Допустим.

– Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Вы еще не осуждены, но я бы хотел, чтобы вы уже сейчас встали на путь исправления.

– То есть? – напрягся Карцев.

– Как начальник оперативной части, я обязан смотреть за порядком в камерах, выявлять готовящиеся преступления и так далее и тому подобное. Для того чтобы моя работа была эффективной, я должен владеть информацией обо всем, что творится в камерах, о настроениях заключенных, о разговорах, которые они ведут...

Карцев предвидел исход этого разговора «по душам». И уже сейчас был готов дать ответ.

– Короче говоря, вы хотите, чтобы я стал стукачом?

Вопреки ожиданию, майор Сизов не стал убеждать его в том, что стукачество и высокая сознательность – это не совсем не одно и то же.

– Да, я хочу, чтобы вы, Георгий Степанович, стучали, – отрезал он и обескураживающе улыбнулся. – Да, я хочу, чтобы вы стали моим стукачом.

– Но я никогда... – начал было Карцев.

Но майор Сизов его оборвал.

– Ваше «никогда» осталось там, за тюремным забором. Забудьте то, что было там. Думайте только о том, что ждет вас здесь. А ждет вас – приговор и этап на зону...

– Тем более... – выдавил Георгий.

– Что тем более? – жестко усмехнулся начальник оперчасти. – Хотите стать своим среди уголовников?

Карцев вспомнил, что совсем не плохо устроился в своей новой арестантской жизни. Смотрящий Федор его жалует, сокамерники держат за своего, не обижают, есть, с кем за жизнь поговорить, – в общем, не все так уж и плохо. И не резон становиться стукачом.

– Может, и хочу, – с вызовом глянул он на «кума».

– Хотеть – одно, а стать – другое. Не будете вы своим. Блатные будут вас привечать до тех пор, пока вам с воли будут присылать передачи... Вы же исправно получаете посылки?

– Да, – растерянно сказал Карцев. – А это вы к чему клоните?

– К тому, что нет постоянства в этом мире. И рог изобилия может иссякнуть...

– На что вы намекаете?

– Я не намекаю. Я даю вам время поразмыслить над суетностью вольного мира. У вас есть жена, насколько мне известно, она работает в банке, возглавляет кредитный отдел.

– Да, есть такое.

– Также у вас есть свой бизнес.

– Да.

– За убийство любовницы... – на последнем слове Сизов сделал ударение. Немного помолчал, затем продолжил: – За убийство вам дадут лет пятнадцать. В лучшем случае – десятку. Как вы сами думаете, захочет ли жена ждать вас? Сможет ли она простить вашу измену?.. После того как вас осудят, у нее появится право развестись с вами заочно. А еще у нее будет возможность вести ваш бизнес. Тем более, что у нее экономическое образование... Возможно, она захочет опереться на сильное мужское плечо... Все, молчу, дальше домысливайте сами...

Майор замолчал. Карцев провел рукой по взмокшему лбу. Он был озадачен. Кате тридцать два года – еще не старая, но и не юная. Наверняка уже сейчас в ее голове бродят мысли – как жить дальше. Да и мужчина интересный может подвернуться. Возможно, уже сейчас у нее есть любовник... Может, из тех, с кем она в бане... Его осудят, она подаст на развод. Сама или на пару с новым избранником присвоит себе все, что нажил муж. Он уйдет по этапу на зону, и некому будет посылать ему туда не то что посылки, некому будет сказать в его адрес и доброе слово... Сначала жена забудет, а потом и сын. Как бы не случилось так, что Ярослав станет называть папой другого мужчину...

– Чего вы от меня хотите? – голосом, похожим на стон, спросил Карцев.

– Я уже сказал, чего я от вас хочу.

– Но я никого не убивал. У меня есть хороший адвокат, меня оправдают...

– Вы сами в это не верите, – покачал головой Сизов.

Увы, но он был очень близок к истине. Все улики свидетельствовали против Карцева, следователь уверен в том, что убийца – он. И судью он склонит к тому же мнению...

– И что я выиграю, если соглашусь? – убито спросил он.

– Во-первых, хорошая характеристика с места вашего заключения. Мы убедим суд, что вы человек положительный со всех сторон. Тогда ваш адвокат сможет убедить его, что убийство вы совершили в состоянии сильного душевного волнения. Тогда вы получите всего три-четыре года. Во-вторых, я буду ходатайствовать перед начальником следственного изолятора о том, чтобы срок вы отбывали здесь, в отряде хозобслуги.

– В хозобслуге – одни козлы, – сказал Карцев, вспомнив утверждение Федора.

– Георгий Степанович! – удивленно и покровительственно усмехаясь, вскинул брови Сизов. – Не ожидал я от вас такого!

– Но ведь это так...

– Для зэков – так, а для вас... Вы же не матерый уголовник.

– Но у нас в камере нет матерых уголовников, – подавленно буркнул Карцев.

– Как это нет? А ваш смотрящий?

– Федор?

– Федор, – кивнул майор. – Федор Иванович Михалев. Он же Федя Скачок. Кличка у него такая – Скачок.

– Я не знаю его клички. Он не любит, когда так...

– Если не любит, когда по кличке, значит, порядочный человек?

– Ну... Он ведет себя порядочно...

– Это всего лишь видимость, Георгий Степанович. Видимость... Что такое «скачок» на жаргоне, знаете?

– Нет.

– Скачок – это ограбление. У вашего Федора три судимости. И все за ограбления. Кличку свою оправдывает... И четвертая судимость будет. Тоже ограбление. И это не делает ему чести...

– Ну, я не знаю, – пожал плечами Карцев.

Ему все равно было, в чем обвиняли Федора, лишь бы он к сокамерникам хорошо относился, чтобы оставался таким же добродушным и справедливым, как прежде.

– А вам и не нужно про него знать. У него своя жизнь, у вас – своя. Он среди блатных своим всегда будет, в зоне хорошо устроится, а что с вами там будет – вопрос... Плохо в зоне. Очень плохо. Уж поверьте мне...

Карцев представил мрачные и злобные физиономии закоренелых уголовников. Нет, своим он среди них не будет... Представил, как будет валить лес на лютом морозе...

– Я слышал, в хозобслуге можно условно-досрочное получить, – поежившись, жалко сказал он.

– При условии хорошей работы вполне. Если не будет жалоб, то через два года можете выйти на свободу...