Далее к северу располагался весьма богатый мусульманский султанат Гуджарат, чье благосостояние зиждилось на промышленном производстве хлопка, выкрашенного индиго, и общей конкурентной коммерческой культуре мусульманских и джайнистских торговых домов.
Махмуд-шах Бегара в 1484 году отвоевал Чампанер у индуистских властителей и начал масштабную перестройку города, о которой до сих пор можно судить по впечатляющим руинам дворцов, базаров, площадей, садов, мечетей, цистерн для орошения и искусственных озер. Местные мастерские изготавливали шелка, текстиль и оружие, а за городскими стенами разрешалось строить индуистские храмы. Самый могущественный из подданных султана Малик Аяз прибыл в Гуджарат, вероятно, в 1480-х годах в качестве раба: хозяин подарил его султану, восхваляя его доблесть и искусство в стрельбе из лука. Малик получил свободу либо за храбрость в бою, либо, по другой версии, за то, что застрелил ястреба, испражнившегося на голову султана. В награду он получил наместничество в районе, куда входили руины древнего порта, показавшиеся из джунглей незадолго до Малика благодаря его предшественникам. Он стал привлекать корабельщиков из Красного моря, Персидского залива, Малакки, Китая и Аравии, чтобы воротами в северную часть Индии для них стал именно Диу. Его стиль жизни соответствовал масштабу организованной им торговли. Когда он приехал к султану, его караван состоял из 900 лошадей. На него работали 1000 водоносов, а гостям он подавал блюда индийской, персидской и турецкой кухни на фарфоровых тарелках[57].
Малайский мир, где Магеллан действовал с 1511 по 1513 год, включал континентальную Юго-Восточную Азию. В начале XV века началась ползучая китайская экспансия, и к приходу в регион португальцев китайцы пользовались здесь всеобщей ненавистью. Однако после 1430-х годов династия Мин решила отказаться от заморского империализма и оставить соседние государства в покое, так что теперь они боролись уже друг с другом. Тайское государство – предтеча современного Таиланда – определенно имело желание расширяться и к началу XV века стало крупнейшим в регионе за счет соседей – бирманцев, кхмеров, монов и малайцев. Однако в целом на этой территории не было доминирующей империи: ряд примерно равных государств конкурировали друг с другом.
Острова Индийского и Тихого океанов, примыкавшие к Юго-Восточной Азии, были известны своими торговыми городами-государствами и традициями мореплавания. С коммерческой точки зрения уникальной была Малакка, которая контролировала пролив близ южной оконечности Юго-Восточной Азии, соединявший Индийский океан с китайскими морями. В XV веке на Яве и в окрестностях распространился ислам, что сделало пролив центром притяжения исламских купцов. Однако Малакка была еще и фактическим китайским протекторатом – в связи со своим идеальным положением она помогала направить усилия индийских купцов на восток. В 1402 году китайский флот усадил на трон Малакки марионеточную династию; частые дальнейшие посещения Малакки создавали иллюзию, будто порт – это форпост Китая на дальних берегах. Когда португальцы в 1511 году захватили Малакку, китайцы в ответ подвергли пыткам и тюремному заключению членов первого португальского посольства в Китай. В проливе, над которым возвышалась Малакка, сходились торговые потоки специй с островов и текстиля с Индийского субконтинента. В 1468 году султан Малакки отметил: «Чтобы овладеть голубыми океанами, нужно заниматься торговлей, даже если твоей стране и нечего предложить»[58]. На итальянской карте говорилось, что в Малакке есть «гвоздика, ревень, слоновая кость, драгоценные камни, жемчуга, ароматы, фарфор и прочие продукты, многие из которых поступают издалека и следуют в Китай»[59]. Луиш де Камоэнс, бывавший на Востоке и прославивший его в своих стихах в конце XVI века, возвещал читателям:
А вот торговлей славная Малакка,
Куда купцы всегда спешат без страха
[60].
В начале XV века правитель Малакки обратился в ислам. К концу века обращений стало больше, чему благоприятствовали династические браки или сам процесс распространения ислама: суфийские миссионеры разъезжались в разные стороны из каждого города, в который прибывали. Вероятно, именно из Малакки ислам распространился на Яву, а Ява, в свою очередь, в начале следующего века послужила полигоном для исламизации Тернате – острова в составе Молуккских островов, откуда миссионеры проследовали далее. Провинциальные правители гарантировали приток доходов к дворам султанов в обмен на ничем не ограниченную власть. «Нам, наместникам, – говорил знатный малаец в одной из хроник, – нет никакого дела до вас… Мы делаем то, что считаем нужным, не беспокоя монарха своими проблемами. Он лишь пользуется достигнутыми нами добрыми плодами»[61].
За Малаккой лежали еще два кусочка пазла Магелланова мира: сказочные «острова Пряностей», откуда поставлялась большая часть мускатного ореха, мускатного цвета и гвоздики, и группа островов, впоследствии ставшая Филиппинами и располагавшаяся на пути в Китай. Магеллан не побывал ни на одном из архипелагов во время службы в «Португальской Индии», но хорошо знал о них из адресованных ему писем и разговоров, которые, вероятно, вел в Малакке. Пожалуй, в то время гвоздика была самым дорогим в мире растительным продуктом на вес. На ее выращивании специализировались пять островов: Тернате, Тидоре, Мотир, Макан и Бакан. Согласно португальскому аптекарю Томе Пирешу, который официально отвечал за закупку корицы в начале XVI века (и которого мы еще встретим далее), общее производство составляло около 6000 бахаров в год. Непонятно, что это значило, поскольку точный вес бахара неизвестен, но примерно около 450 фунтов, или чуть более 200 килограммов. Так или иначе, покупатели могли получить баснословный доход: в Малакке гвоздику продавали по цене в 70 раз больше, чем та, за которую она покупалась на Тернате. Гвоздичные деревья вырастают до 12 метров высотой, в дело идут высушенные нераскрывшиеся цветочные почки. Лучший аромат получается, если собрать почки прямо перед цветением: в это время они из белых становятся зелеными, а потом красными, после чего их сушат или коптят на продажу[62].
Мускатный орех и мускатный цвет (мацис) – семена и присемянники
Myristica fragrans соответственно – поступали в основном с островов Банда, расположенных несколько южнее, за островом, ныне известным как Серам. Оба товара – «плоды, которые мы так любим», как писал Томе Пиреш – ценились в Европе одинаково высоко, но мускатного ореха в целом было больше. Согласно тому же Пирешу, жители островов Банда соглашались продать бахар мускатного цвета только в том случае, если покупатель брал и семь бахаров мускатного ореха. Мускатный орех перед продажей сушили и коптили, в то время как мускатный цвет вялился на солнце, притом из алого он становился желтым. До прибытия португальцев только малайские торговцы и сами жители островов Банды торговали этими пряностями на месте, в то время как всем остальным приходилось приобретать их уже у перекупщиков[63].
Место произрастания пряностей долго было покрыто тайной. Вплоть до XIV века в китайских источниках не было и признака понимания: в географических справочниках товары сопоставлялись с центром их приобретения. Первое свидетельство проникновения китайцев на острова относится к 1349 году, в первом китайском тексте, где упоминаются острова Банда, сообщалось, что «купцы, которые… торгуют в Западном океане, везут с собой такие товары, как гвоздика и мускатный орех… и возвращаются с товарами в десять раз более ценными»[64].