Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Артур умер. Ваш брат умер. – Он будто бросал мне обвинения, кривя тонкие губы.

– Когда? – задал я единственный вопрос, пришедший в голову.

– Три дня назад. Курьер только что прибыл из Ладлоу. Артура замучила простуда. Чахотка. Не знаю толком.

Он удрученно покачал головой и растерянно развел руками.

– Вы отправили его туда, – услышал я собственный голос, странный, чужой. – Вы отослали его в Уэльс, в тот ужасный замок.

Отец выглядел больным и постаревшим. Я видел перед собой сморщенный кожаный мешок с костями.

– Ему нужно было научиться повелевать… – вяло возразил он.

– Или умереть. Конечно, ему не удалось выжить в вашем холодном Уэльсе. Он никогда не отличался крепким здоровьем. И он не хотел ехать.

«Артур умер… Артур умер…» – эти слова стучали в моей голове, словно дождевые капли по оконным стеклам.

– Верно. Я отправил его в Уэльс. – Серые глаза отца словно остекленели. – И по-видимому, поступив так, я сделал вас королем.

Я и не подумал о последствиях того, что случилось: Артур умер, теперь корона моя.

– Все в руках Господа, – машинально произнес я.

Эту фразу обычно говорили священники, когда происходило какое-либо бедствие.

Отцовские глаза странно выпучились, и он шагнул ко мне с поднятой, точно для удара, рукой.

– Вы смеете полагать, что Господь предназначил вам трон?!

– Я лишь имел в виду… – начал я, но оплеуха не дала мне закончить.

– Артур умер, а вы живы! – выкрикнул он. – Я ненавижу Бога! Ненавижу Его! Я проклинаю Его!

Я испугался, что в холодном кабинете сейчас появится дьявол во плоти и утащит короля в ад. По утверждению церковников, такое наказание грозит всем, кто оскорбляет Бога. Но ничего не произошло. Мне суждено припомнить и это тоже, но гораздо позднее…

Вдруг королева – я не заметил ее в глубине кабинета – стремительно подошла к нам.

– Прекратите! Время ли спорить и обвинять друг друга в смерти Артура? – повелительно произнесла она.

Ее лицо было мокрым от слез, волосы свисали спутанными прядями, но громкий голос звучал решительно и твердо.

– Он обидел меня! И Всевышнего, – запоздало пробормотал я с интонацией праведника, ожидая, что матушка отругает отца, но вместо этого она повернулась ко мне.

«Все теперь разглядывают меня», – сердито подумал я, словно вдруг ужасно устал от такого внимания…

– Вы будете королем, Генрих. Неужели сейчас, став наследником трона, вы настолько довольны собой, что чувствуете себя в безопасности? Ведь вам также угрожает гибель, и спастись от нее трудно. Ваше теперешнее положение не защитит вас, а, напротив, сделает уязвимым.

Она приблизилась и глянула на меня в упор. Внутренний голос вдруг помимо воли отметил сумеречный цвет глаз матери, и они навсегда запечатлелись в моей памяти.

– Теперь смерть будет охотиться и за вами, – продолжила она. – Вы не знаете, что она обожает наследников. Это ее любимая пища. Отныне она возьмет вас на заметку. Сумеете ли вы перехитрить ее?

Всего несколькими словами мать посеяла в моей душе такой страх, что в течение всего времени, что я правил страной, мне не удавалось заглушить его.

Потом она обратилась к тому, кому прежде во всем уступала и перед кем обычно хранила молчание.

– Вы обезумели от горя, – сухо произнесла она. – И даже не соображаете, что говорите. Вы же не хотели обидеть Генриха, вашего единственного сына, и даже не помышляли ни о чем подобном?

Он слабо кивнул.

Я вошел в этот кабинет вторым сыном правителя Англии, готовящимся принять священный сан, а покинул его единственным наследником и будущим королем. Любому дураку понятно, что после этого все изменилось, что и говорить. Наверное, первым делом вы учтете внешние обстоятельства: улучшился мой гардероб, преобразились жилые покои, появились новые учителя. Все так, но величайшая перемена произошла почти мгновенно, в сущности, еще до того, как я вышел от короля.

Когда я направился к выходу из кабинета, дворцовый страж распахнул передо мной дверь и застыл в поклоне. Я едва доставал до плеча этого рослого парня. Когда он выпрямился, я заметил, что его глаза, устремленные на меня, выражают особую тревогу. Он боялся меня, этот здоровенный, сильный вояка, вернее, боялся того, кем я мог оказаться. Ведь он совсем не знал меня, а я должен был стать его будущим королем.

Никто при дворе раньше не замечал меня, но теперь я повсеместно ловил на себе столь же тревожные взгляды. Они словно говорили: «Что он за человек? Надо ли нам опасаться его?» И я привык не смотреть в глаза людям, чтобы не видеть их настороженности. Ни пользы, ни покоя не приносит знание того, что твое существование угрожает заведенному порядку.

Все кругом приноровились к отцовской воле и, наблюдая за Артуром в течение пятнадцати лет, успели изучить его характер. Но Генрих оставался темной лошадкой…

– Ваше высочество, – сказал стражник с фальшивой ухмылкой.

Эта гримаса была еще хуже опасливого взгляда, хотя их породила общая причина. Вяло махнув рукой, я прошел мимо гвардейца.

Никто отныне не будет откровенен или искренен со мной. Вот какова была главная метаморфоза моей жизни.

Произошли, конечно, и хорошие перемены. Отныне мне надлежало жить при королевском дворе, моего церковного наставника сменил отошедший от дел посол. Мне позволили заниматься танцами и даже наняли француза для обучения манерам, принятым в том обществе, что славилось изяществом и совершенством (вы бы только послушали, как витиевато он изъяснялся). У меня появились собственный оркестр менестрелей и новый учитель музыки, ознакомивший меня с ее теорией и композицией, для моих занятий даже привезли из Италии орган. Я познакомился с детьми лордов, моими ровесниками, и впервые в жизни завел друзей-приятелей.

Кое-что, разумеется, мне совсем не нравилось: мне запретили участвовать в любых «опасных» затеях – к примеру, в охоте и рыцарских турнирах, – ведь отныне мою персону следовало оберегать от малейшей вероятности несчастного случая. В результате я торчал дома, с завистью наблюдая из окна за играми моих сверстников, а если и выходил к ним во двор, то стоял в сторонке, что казалось еще обиднее.

Меня поселили в смежных с королевскими покоях, поэтому я не мог никуда улизнуть и никто не мог прийти ко мне, миновав кабинет его величества. В определенном смысле он спрятал меня так же надежно, как одну из тех прекрасных дам в «Смерти Артура», коих заключали в башни их отцы. За исключением того, что при жизни короля никто не мог спасти меня из заточения и даже просто приблизиться к моей драгоценной персоне.

А долго ли еще проживет мой отец? Ему всего сорок пять, и выглядит он вполне здоровым. Возможно, король просидит на троне еще лет двадцать, и все это время я буду затворником под его присмотром. Смогу ли я выдержать это?

Несколько месяцев после смерти Артура отец вел себя совершенно замкнуто, почти не интересуясь происходящими вокруг событиями. Как и прежде, он часто призывал для развлечения лютниста. Но неумелая игра этого не слишком способного музыканта только раздражала меня. Однажды я вышел со своей лютней и предложил отцу послушать меня. Он вяло согласился, и я исполнил несколько написанных мной мелодий. Но вскоре стало ясно, что король вовсе не слушает музыку, и тогда, перестав играть, я тихо вышел. А он продолжал смотреть в окно и даже не подал вида, что заметил мой уход.

Глупо, но я огорчился. Мне явно стоило поумнеть.

По распоряжению отца я осваивал иные премудрости. Ежедневно меня приходил воспитывать престарелый посол. Его звали Стивен Фарр, более двадцати лет он прослужил Ричарду III и Эдуарду IV, а потом и отцу в посольствах Нидерландов, Бельгии и Люксембурга, Франции и Испании, а также отстаивал интересы Англии перед папой и императором. Округлое розовощекое лицо моего наставника явно не соответствовало его преклонному возрасту – Фарр был уже на восьмом десятке. Однажды я упомянул об этом.

18
{"b":"873959","o":1}