Если педант – не слишком умный человек и зануда, у всех, кто учился в школе может возникнуть вопрос: а как же тогда быть с Пушкинским Евгением Онегиным?
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка
Что общего между героем А. С. Пушкина, типичным представителем "золотой молодежи" той поры, модником, думающим о "красе ногтей", дуэлянтом и волокитой, и античным педантом? Кажется, что практически ничего, да и на современного педанта, – человека, придающего чрезмерное значением формальностям он тоже не слишком-то похож (хотя, как известно, был "великий эконом", и читал Адама Смита). В чем же тогда дело? Быть может, "наше все" – Александр Сергеевич (как известно, на всякого мудреца хватает простоты) элементарно не понимал значения этого слова?
Но все дело в том, что сам термин "педант" с ходом времени постепенон менял свое значение, и вдобавок утратил изначальную однозначность. В "Словаре языка Пушкина" упоминается несколько значений слова "педант", и в числе них следующее: "Человек, выставляющий напоказ свои знания, свою ученость, с апломбом судящий обо всем".
Что же, это это уже больше похоже на нашего Евгения, любившего "Коснуться до всего слегка". Примерно о том же говорит и Владимир Набоков, по мнению которого ирония создателя поэмы имеет два главных объекта: поверхностное образование Онегина и невежество «судей» (сразу же возникает вопрос, поставленный другим Александром Сергеевичем, Грибоедовым – "А судьи кто?"), принимающих легкое остроумие или глубокомысленное молчание молодого человека (напомним, что Онегин умел, среди прочего: "С ученым видом знатока Хранить молчанье в важном споре") за свидетельство излишне точного знания.
Тем не менее, для получившего классическое образование Александра Сергеевича "педантизм" Онегина сохраняет очевидную связь с античным образцом (или эталоном?) – хотя речь идет не о педагоге, но все-таки о человеке ученом, или по крайней мере образованным (пусть нигде не учившемся, и обладающем лишь поверхностными знаниями), который любит производить впечатление на окружающих своим умом и эрудицией – и когда говорит, и когда молчит, притом что его знания носили, как и у греческих педантов, по большей части ограниченный, "схоластический" характер, хотя бы просто потому, что он мало что знал о жизни за пределами "Садового кольца" того времени – Невского проспекта ("бульвара") и его окрестностей.
Глава 2. Чапаев и Петька: два педанта
Кто присмотрится повнимательнее к этой породе людей, надо сказать, довольно распространенной, тот найдет, подобно мне, что чаще всего они не способны понять ни самих себя, ни других, и что, хотя память их забита всякой всячиной, в голове у них совершенная пустота. - Мишель Монтень.
Упомянутая выше "удивительная" или парадоксальная логика педанта из анекдотов в большинстве случаев сродни не уму, а глупости. Глупость, и ее носитель – дурак служили главным объектом для насмешек, шуток и анекдотов во все эпохи и у всех народов – во всяком случае, воспитанных на традициях европейской культуры.
"Количество различных сказок о дураках, глупцах и простаках чрезвычайно велико, но это происходит не потому, что в жизни много дураков (следует признать, что этого добра тоже хватает), и что народ хочет их высмеять, – пишет В. Пропп, автор книги "Проблемы комизма и смеха" - Это объясняется тем, что очевидная или разоблачаемая глупость вызывает здоровый и доставляющий удовольствие смеха" (т.е. получается что народ не хочет высмеять дурака, но все-таки разоблачает его глупость, получая от этого удовольствие?).
Тупой, еще тупее
Двое педантов шли по дороге, и один из них по нужде сошел с дороги и задержался. Вернувшись, он увидел надпись, оставленную товарищем на верстовом камне: "Догоняй меня". И приписал внизу: "А ты подожди меня".
"Так догоняй меня догоняй меня меня еще никто
так и не догнал Подожди меня подожди меня От меня никто не убегал" – поется в популярной некогда песни Любови Успенской.
Педант во время плавания попал в бурю; и когда его спутники, чтобы не утонуть, стали привязывать себя к разным снастям, он привязал себя к одному из якорей.
Педанту сказали, что по какой-то лестнице можно подняться на двадцать ступенек. Он спросил: «А спуститься на сколько?»
У педанта родился сын. Его спросили, какое он даст сыну имя. Педант сказал: «Дам ему моё имя, а сам пока поживу без имени».
И по сю пору дурак остается любимым персонажем анекдотов, хотя обрел новые имена, маски и обличья, и вдобавок стал если не умнее, то все-таки хитрее. Педант тоже не чужд порой хитрости, однако и это его свойство всегда носит печать "удивительной логики".
Хитрый педант
Педанту приятель прислал из путешествия письмо с просьбой купить для него книг. Педант об этом не позаботился и, повстречав вернувшегося приятеля, сказал ему: "Твоего письма о книгах я не получал".
Самым удивительным для меня открытием («британские ученые установили») был тот факт, что некоторые анекдоты из «Филогелоса» перекочевали в современный фольклор с минимальными изменениями, дойдя до нашего времени практически в изначальном виде.
Вот один из вариантов популярного анекдота, где книги заменены на деньги, а приятель на родственника ("о времена, о нравы!").
Старик-отец пишет письмо великовозрастному сынку-оболтусу: «Сынок, письмо, в котором ты просишь денег, мы не получали…»
А вот анекдот о двух педантах которые, судя по всему, занялись чуждым для себя, и к тому же весьма опасным делом – военным.
Двое трусливых педантов спрятались, один – в колодце, другой – в камыше. Солдаты спустили в колодец шлем, чтобы зачерпнуть воды; педант подумал, что это спускается солдат, стал просить пощады, и его схватили. Солдаты сказали, что если бы он молчал, они бы прошли мимо него, не заметив. Тогда педант, спрятавшийся в камыше, закричал: "Ступайте же мимо меня, ведь я молчу".
Странно, что беглецы-педанты названы "трусливыми" – по современным представлениям, в бегстве перед лицом противника, если он превосходит вас в количестве или качестве, нет ничего постыдного. Отметим, что сама ситуация с бегством от врагов и попыткой спрятаться в колодце оказалась востребована российским фольклором, в частности, используется в цикле анекдотов о Василии Ивановиче Чапаеве и Петьке.
Василий Иванович Чапаев и Петька спасаются от белых. За неимением других вариантов они забрались в колодец и сидят там. Подходят белые к колодцу и обсуждают: – Куда это они подевались? Может, они в лес пошли? Петька из колодца откликается: – В лес пошли, в лес пошли, в лес пошли… – А может, они уже удрали и мы их не найдем? – не найдем, дем, дем… – А может, гранату в колодец кинуть? – А может, они в лес пошли, в лес пошли, в лес пошли…
Спасаются Петька и Чапаев от солдат. Бегут, бегут, видят колодец, спрятались туда и ждут. Урядник подходит к колодцу, смотрит туда и спрашивает: – Есть тут кто? Чапаев толкает Петьку в бок, мол, изображай эхо. Раздается эхо: – Есть тут ктооо… есть тут ктооо… Урядник кричит: – Сейчас гранату вниз кину! Снова эхо: – Не нааадооо… не нааадооо…
Современные анекдоты, разумеется, смешнее: во-первых, в них действуют хорошо знакомые нам персонажи, а не абстрактный дурак – педант, а во-вторых, если в греческом анекдоте высмеивается откровенная глупость педанта, то в истории о Василии Ивановиче и Петьке "панчлайном" является скорее хитрость героев, впрочем, тоже достаточно незамысловатая (не слишком удачная попытка изобразить эхо).
