– Ставьте лестницы!
Наверху стены раздались крики, пальба прекратилась, смола и бомбы больше не падали. Все новые партии монахов из других монастырей прибывали к стене, разбирали лестницы и тащили их к подножию. Лестницы были сколочены с таким расчетом, чтобы на одной перекладине могли уместиться четверо бойцов.
– Ставьте лестницы!
Некоторые монахи и монахини в испуге поворачивали назад и брели к флибустьерам. Их убивали выстрелом из пистолета в упор.
– Ставьте лестницы!
Защитники форта с ужасом смотрели, как понукаемые флибустьерами монахи, словно большие муравьи, заполнили подножие крепости, а затем начали карабкаться на стены. За ними лезли пираты с ножами в зубах.
Раздался приказ, стрельба вспыхнула с новой силой. Черные и коричневые рясы бесформенными комьями падали вниз. Испанские солдаты, стиснув зубы, безостановочно били в упор, несмотря на умоляющие вопли святых отцов и их искаженные страхом и смертной мукой лица. Но первые флибустьеры уже перемахивали через парапет.
Тремя неделями позже Морган мог обозреть с площадки цитадели, которую он избрал своей резиденцией, все пространство покоренного города. Пуэрто-Бельо казался вымершим. Валявшиеся повсюду трупы были похоронены уцелевшими горожанами или расклеваны стервятниками. Черные птицы все еще зловеще кружились стаями над лесом: туда флибустьеры свозили на дрогах своих товарищей, умерших от желтой лихорадки. Судя по их количеству, москиты Пуэрто-Бельо грозили нанести захватчикам больший урон, чем мушкетные пули и пороховые бомбы испанцев.
Позже Морган обмолвился, что пуще всего его поразило во время штурма крепости поведение старого Кастельона. Прижатый к стене цейхгауза, губернатор свирепо отмахивался окровавленной саблей, отказываясь сдаться:
– Лучше умереть как солдату в бою, нежели быть повешенным как трусу!
– Я не вешаю таких людей, как вы!
Жена и дочь губернатора, стоя на коленях рядом с Морганом, лицом к герою, заклинали его не умирать. Тщетно – клинок Кастельона разил всех, кто к нему приближался.
Морган отвернулся:
– Застрелите его.
Впоследствии он говорил, что отдал этот приказ скрепя сердце. Что же касается приказов по поводу «привлечения» монахов и монахинь к штурму цитадели, то об этом он даже не упоминал: война есть война. Ни словом не обмолвился он и о пытках, которым подвергли жителей, чтобы выведать у них местонахождение тайников: дознания были в обычае у флибустьеров. Между тем точные детали этих мучительств стали известны, поскольку некто Джон Стайл, рядовой моргановского войска, участвовавший, как и остальные его коллеги, в дознаниях, позже не выдержал укоров совести и обратился к премьер-министру Англии со своего рода исповедью. Описанные там страсти совершенно невыносимы, и поверить в них можно, лишь если вспомнить, что зрелище публичных пыток, казней и валявшихся на улицах трупов было привычным для людей того времени.
Морган весьма сердился, что дознание затянулось на столь долгий срок. Нет, не из внезапно проснувшейся чувствительности, а просто потому, что строил расчет на куда более короткую экспедицию. Его разведывательная служба, составленная из испанцев-дезертиров, беглых рабов, купцов и портовых девиц, дала ему самые точные сведения о топографии местности, но ему забыли сообщить (хотя, по сути, ему полагалось бы знать это самому), что богатства появлялись в Пуэрто-Бельо по прибытии каравана из Панамы. Лишь в это время становилось явью сказочное зрелище – слитки золота, сложенные на улице, как кирпичи. Ну а коль скоро он оказался в городе в неурочное время, пришлось обратиться к испытанному старому способу – выкупу. История выкупа в Пуэрто-Бельо имеет свою особенность и даже целое продолжение. Вот как развивались события.
Морган (в гневе оттого, что золота не оказалось на месте). Общий выкуп за город – 100 000 пиастров. Если их не заплатят, город будет предан огню, а все жители до единого перебиты.
Хор оставшихся в живых горожан. У нас ничего нет, ваши люди выгребли все подчистую, до последнего дублона. Позвольте, мы пошлем двух уважаемых граждан за выкупом к губернатору Панамы.
Морган. Ладно. Даю вам две недели.
Еще до истечения назначенного срока адмиралу докладывают, что из Панамы в направлении Пуэрто-Бельо движутся крупные силы во главе с губернатором доном Агустином де Бракамонте. Морган посылает им навстречу сотню флибустьеров, которые внезапным ударом из засады обращают испанскую колонну в бегство. Следует обмен письмами.
Бракамонте. Если вы немедля не уберетесь восвояси, вы об этом пожалеете.
Морган. Пустые угрозы. Посмотрите, что случилось с вашим войском. Я сам мечтаю поскорей покинуть эти края, где люди мрут от лихорадки. Но мне нужен выкуп.
Бракамонте. Ни единого песо. Я не собираюсь платить из казны короля за город, проспавший появление врагов.
Постскриптум. Буду признателен адмиралу Моргану за присылку образцов оружия, с помощью которого ему удалось захватить столь крупный город.
Это послание было доставлено разряженным испанским офицером, которого Морган принял с подобающим почтением. Загадочный постскриптум (ирония? почесть?) нисколько не удивил адмирала. Он вручил офицеру пистолет и несколько пуль:
– Вот оружие, которым я взял Пуэрто-Бельо. Соблаговолите попросить дона Агустина подержать этот пистолет у себя ровно год. Затем я сам явлюсь за ним. В Панаму.
Вызов, посланный с двенадцатимесячным упреждением, был стратегической ошибкой. Но Морган наслаждался своим триумфом, и ему хотелось поиграть с испанцем в кошки-мышки. Однако Бракамонте тут же дал знать, что не желает быть мышью.
Посланец вернулся от него с золотым кольцом:
– Губернатор просит адмирала Моргана принять это золотое кольцо взамен пистолета. Это избавит его от необходимости появляться в Панаме, ибо дон Агустин велел передать адмиралу Моргану: пусть он не тешит себя надеждами, что в Панаме у него все сойдет столь же гладко, как в Пуэрто-Бельо.
На этом диалог окончился.
Морган надел золотое кольцо на палец. Оно красовалось на нем и в тот день, когда он с верхней площадки цитадели смотрел на город, а переводя взгляд на дивную бухту, видел девять своих кораблей, готовых отплыть с добычей. Последнюю составили 250 000 золотых пиастров, сокровища церквей и монастырей, ювелирные изделия, драгоценные камни и богатые ткани, плюс множество другого товара, плюс триста рабов. 100 000 монет как по волшебству появились из-под земли после того, как Морган объявил, что Бракамонте отказался дать хоть один песо из казны; при этом флибустьерский командующий оставил свой ультиматум в силе.
Делили добычу, как повелось, на Коровьем острове, сделав там остановку на обратном пути. Оргия, устроенная по прибытии в Порт-Ройял, превзошла длительностью и размахом все, что пиратское гнездо знало до тех пор. Содержатели таверн не могли сдержать радость, подсчитывая ежеутренне суточную выручку, и умильно глядели на тела пропойц, напоминавшие неподвижностью трупы Пуэрто-Бельо; всклокоченные девицы запихивали монеты в матрасы; ростовщики и торговцы не спали ночи напролет, заполняя приходные книги; они наняли особую охрану из отборных молодцов для присмотра за битком набитыми складами. Губернатор сэр Томас Модифорд глядел на своего адмирала с восхищением, в котором сквозило некоторое опасение.
– Никогда еще подобная добыча не появлялась в Порт-Ройяле, – сказал он. – Богатство нашего острова разом возросло по меньшей мере на треть.
– Надеюсь, об этом никто не сожалеет.
Морган недвусмысленно намекал на огромный куш, отваленный сэру Томасу.
– Меня немного беспокоит ваша переписка с Бракамонте, – сказал губернатор, меняя тему. – Я имею в виду объявленное вами намерение отправиться в Панаму. Вам ведь известно, что Лондон договорился с Испанией о своего рода передышке. Я получил инструкцию продолжать нападать на их галионы, но не трогать владений на суше.
