– Ладно, давай документы, – сказал я и обернулся к пациентке, – что случилось, лапа моя?

– Болит очень «справа» сверху. И отдаёт под ребро. Рвота два раза, и температура, которую не мерил никто – отрапортовала пигалица на каталке.

– Это что же это делается, – начал говорить я и улыбнулся девочке на каталке, которая испуганно на меня смотрела, в оба огромных глаза, – пациент чётко всё мне рассказал, без лишних «прелюдий», а скорая, по дороге, даже градусник в рот пациентке не пропихнула. Куда это годиться?

– Современная медицина не совершенна, уважаемый, – начали ржать друганы, – и тут уж, опыт не «пропьёшь», как бы мы не хотели. То, что у неё в желчном пузыре камень с грецкий орех, это даже ежу понятно, а уж что там говорить про нас, матёрых волков, медицинского разлива…Так что, хирург дорогой, в путевом листе распишись, и иди так сказать, потроши жертву, Чикатило…

– Пациентку мне не пугайте, уроды – ворчал я, подписывая листы и одновременно набирая номер ординаторской.

– Наташа, давай мне быстренько, организуй номер одноместный, да сама помойся. Будем нынче чуток смотреть, что внутри у дамы – сказал я в трубку.

– Всенепременно исполняю, Александр Степанович. Другана вашего, еврея недоделанного, который спит на диване, будить изволите?

– Без него ну никак не обойтись. Если только пациента решит водочки испить, вместо укольчика. Литра этак три. Чтобы в «зерро» так сказать впасть, и в «нирвану» упасть.

– Не, я столько не выпью. Стошнит – сказала Катя.

– Леонида в операционную, со всеми его ампулами. Мы поднимаемся – сурово сказал я, и положил трубку. Время шуток закончилось, пациента к операции готова, улыбается, и мне уже, судя по глазам, вполне доверяет. «Что и требовалось доказать» – сказал я и мы поехали с ней к лифту.

Привычно переодеваясь перед операцией, я мысленно пожелал всем удачи. Операционная бригада этой ночью радовал меня своим профессионализмом, и я был твердо уверен, что «пигалица», которая лежала у меня на столе, на данный момент, находится в очень надежных руках. О том, что у нее существует камень, который весьма неудачно пророс там, где он не должен был быть, она конечно же не знала. Но винить пациента в том, что он не знает свою собственную анатомию, пожалуй, всё – таки не стоит. " Никто ни в чем не виноват" – подумал я, и насвистывая свою любимую мелодию, направился в операционную.

– Друзья мои, как же я счастлив, что оказался среди вас в этой бесконечной ночи. Разделите со мной трапезу, после проделанной работы, и успокойте душонку мою, своим профессионализмом и компетенцией. Да прибудет с нами острый скальпель и хорошая синтетика. Приступим – пропел я и продемонстрировал свою причастность к «таинству» хирургической братии, путём поднятых рук в натянутых латексных перчатках.

– Уважаемый Александр Семенович! Как же счастливы мы бесконечно, что можем себе позволить работать с таким изумительным «трубадуром», который умеет не только балагурить как в цирке, но еще и виртуозно оперировать, своими бесконечно длинными пальцами. Мы разделим с тобой трапезу, и эту изумительную, творческую ночь, а также готовы испить чарку, после проделанной работы. И да прибудет с пациенткой сладкий анестезиологический сон, и она поделится с нами смирение и успокоением, часа на два, дабы руки бы у нас не дрожали, а коленки не трещали – пропел Лёнька, старинный и проверенный приятель, и по «совместительству» анестезиолог.

– Коллеги и соратники, – вступила в диалог операционная медсестра, – приступайте пожалуйста к операции. Пациентка спит, операционное поле раствором намыто. Вперёд…

Какое-то время все сосредоточились на Кате. Маленькое, хрупкое тельце на столе вызывало у всех жалость. Но команда действовала слаженно, и щадящая холецистомия, которая была выбрана для данной пациентки, позволила не испортить кожу. Три маленьких отверстия, вместо большой раны. Щадящая операция – правильный выбор. Я гордился собой, выводя дренаж из брюшной полости. Дело сделано.

На следующее утро, во время обхода, я обнаружил, что моя ночная пациентка лежит вполне отошедшая от наркоза, и даже пытается сесть. Я осмотрел послеоперационные рубцы, и, сделал все необходимые записи в истории болезни, решил, что необходимо поговорить с ней.

– Катя, ситуации которая произошла сегодня ночью, является твоей ошибкой. Нельзя есть столько пищи, не впрок, никогда голоден. Хорошо, что мы открыты круглосуточно, и готовы помочь пациентам, которой неправильно питаются. А представь ситуацию, что нас рядом не было бы. Это жутко. До утра ты не дожила бы. Подумай хорошенько, стоит ли тебе следующий раз, так рисковать собой. Надеюсь, я тебя хорошенько напугал. И ты будешь любить себя и свой собственный организм. И помни, медицина спасает и предотвращает. В нее необходимо верить, и прислушался к ней. А сейчас ложись отдыхай, все у тебя будет хорошо.

– Александр Степанович, простите меня пожалуйста. Я правда не знала, что мое обжорство так сильно может повлиять на мой организм. Я же всегда все делаю в прок. Мои коллеги по работе всегда относились к моей привычке с осторожностью. Дядя Федор, сказал, что мое поведение похоже на поведение девочки из блокадного Ленинграда. Войны нет, а то что впрок пропихнуть охота себе в организм, именно ее напоминает. Я детдомовская, и мне это простительно. Там нас едой не очень баловали.

– Я понял тебя Катя, но в принципе, что случилось – то случилось. Давай сейчас будем слушать только меня, и делать определенные выводы. После того как мы закончим с тобой лечение, я отправлю тебя в санаторий. Увы, отсутствие желчного пузыря «больно» скажется на твоей диете. Уже нельзя будет употреблять: жареного, копчёного, соленого и сладкого. Ты будешь жить там в истечении месяца, и у тебя будет очень много занятий по восстановлению. Мы забрали из организма очень важный орган. Без него жить можно, но очень осторожно. В каждом организме, Катя, независимо от того, кто ты: человек, собака, кошка или другое какое – либо животное, не предусмотрены лишние органы. И когда хирург отнимает из организма орган, который уже не может спасти, это приводит к огромному стрессу в том самом организме. Ему нужно помочь, чтобы перестроиться. Я не пугаю тебя, просто хочу помочь.

– Спасибо, Александр Степанович! Я очень рада, что попала именно к вам вчерашней ночью. Я буду стараться больше не допускать подобных ошибок.

– Это здорово, поговорили мы с тобой хорошо. А теперь ложись, и хорошенько выспись. А я пошел проведывать других пациентов, которые нуждаются во мне.

Я взял свои медицинские истории, и привычно пошёл осматривать пациентов. Какое – то смутное беспокойство слегка цепляло меня, как будто царапнуло. Стандартная ситуация. Вчерашний ребенок, который не умеет правильно питаться. Не потому что капризен или избалован. Таких я видел тысячу. А именно детдомовской девочка, которую просто не научили орудовать ложкой. Она не виновата.

Через два дня, когда готовил свою маленькую пациентку к выписке, я позвонил своему приятелю, который являлся заведующим отделением санатория имени "Чкалова", чтобы определить её на специальные диеты столы. Поговорили с ним по ней, определились с дальнейшей тактикой лечения, и пожелали друг другу хорошего дня. Провожали Катю всей бригадой. Она очаровала всю больницу своей детской непосредственностью и любовью к гепарду. Рассказывала нам, как кормит огромного зверя, не боясь его клыков и когтей. Мы со своей стороны, восхищались её мужественностью и храбростью. Тепло, которое исходило из неё, окутывало нас всех. И мы искренне желали ей здоровья. Молодой человек, который приходил к ней с регулярностью дня и ночи, приносил ей куриные бульоны, протёртые овощи и различные фруктовые морсы и пудинги. Кисель и бананы. Спрашивал нас, как ухаживать за ней, и беспокоился о здоровье. Мы отвечали, и радовались за неё. Парня она нашла себе замечательного, и из таких выходят отличные мужья и отцы. Он забирал её, держа за ручку, как маленькую. Я умилялся, и даже был немного «сконфужен». Я никогда так тепло не относился к своим женщинам. У него это явно лучше получалось. Есть чему поучиться. Хотя…Мне и не попадались такие, как она. Всё больше стервозные, и далеко не наивные. Гепарда они с рук кормить явно не будут. Эх, сам виноват.