Тайным коридором пробралась коварная во дворец и исчезла в покоях Королевы. От быстрой ходьбы дыхание ее прерывалось. Рукой держалась она за саднящие ребра. Однако, прежде чем принять прежний облик, Королева открыла заветную шкатулку из слоновой кости и достала волшебное зеркало.

— Speculum, speculum. Dei gratia.^[4] Что ты видишь?

— Я вижу вас, моя госпожа. А еще вижу все, что происходит в ваших землях. И я вижу гроб.

— Кто лежит в гробу?

— Не вижу. Должно быть, Бианка.

Старуха (которая на самом деле была прекрасной Ко-ролевой-Ведьмой) опустилась на высокий стул у бледно-зеленого с темноватыми разводами окна. К травам и снадобьям, приготовленным заранее, чтобы снять заклятие, наложенное Люцифером, Королева даже не прикоснулась. Яблоко, убившее Бианку, поливали святой водой…

Королева-Ведьма достала Библию и открыла ее наугад. С испугом прочитала она первое слово, попавшееся ей на глаза:

«Resurcatbr^[5]

ГРОБ БИАНКИ БЫЛ сделан из молочного стекла. От тела девушки исходил едва различимый белый дымок, похожий на тот, что поднимается от костра, если на него плеснуть водой. Кусочек яблока, пропитанного святой водой, застрял в горле несчастной. Святая вода жгла тело девушки изнутри, подобно огню, оттого-то оно и дымилось.

Когда же выпала холодная ночная роса и тьма окутала землю, дым, окутывавший тело мертвой, впитал в себя весь ее холод. Потом мороз разрисовал узорами стенки внутри гроба, а вскоре гроб и вовсе превратился в прозрачную глыбу льда, внутри которой лежала Бианка.

Растопить этот лед не могли ни сердце девушки, ни тусклый свет вечных сумерек, царивших под зелеными сводами. Под толщей льда красавица выглядела еще прекраснее, чем при жизни: волосы черные как вороново крыло; кожа белая как снег; губы алые, как кровь.

Колдовские деревья склонили ветви, скорбя по своей повелительнице.

Шли годы.

У семи деревьев вновь отросли ветви, образовав полог над гробом. Глаза ужасных тварей превратились в сочащиеся соком наросты. Сок драгоценными изумрудными каплями падал в траву возле гроба.

— Кто это лежит под сенью деревьев? — спросил Принц, случайно оказавшийся на поляне, затерявшись в чаще густого леса.

В лунном свете сверкали его золоченые шлем и доспехи. Белый плащ принца, расшитый золотом и красным и черным шелком, искрился сапфирами. Его белая лошадь топтала копытами бесцветные цветы, но их упругие стебли всякий раз вновь распрямлялись. На луке седла висел щит Принца, не совсем обычный щит. С одной стороны его была отчеканена морда льва, с другой — мордочка ягненка. Увидев Принца, деревья застонали, раскрыли дупла ртов…

— Так это и есть гроб Бианки? — спросил удивленный Принц.

— Оставь ее с нами, — хором попросили деревья.

Они потянулись, пытаясь высвободить свои корни.

Земля задрожала. Гроб из ледяного стекла сдвинулся, и

огромная трещина пробежала по его крышке. Бианка закашлялась, и кусочек яблока выскочил из ее горла… А потом гроб разлетелся на тысячи осколков, и Бианка привстала. Она внимательно посмотрела на Принца и улыбнулась ему.

— Добро пожаловать, любимый, — сказала девушка.

Бианка встала, тряхнула волосами и направилась прямо к Принцу, восседавшему на белой лошади. Казалось, что девушка идет по огромной пурпурной комнате. Но вот комната стала алеть, будто впитьюая кровь Бианки. Потом комната пожелтела и наполнилась плачем, разрывающим душу девушки. Бедняжка дрожала всем телом, сердце ее учащенно билось, подгоняя ее. Она побежала. Вот Бианка превратилась в ворона, потом в сову. И, наконец, в ослепительно белую голубку. Белую как снег. И не было в этой птице ничего черного и ничего алого. Голубка села на плечо Принца и спрятала голову под крыло.

— Теперь все начнется сначала, Бианка, — тихо прошептал Принц, сняв ее с плеча. На его запястье белел шрам: когда-то это запястье было пробито гвоздем.

Птица-Бианка улетела, прорвалась через крышу леса. Она нырнула в окно цвета нежного вина… и очутилась во дворце. Ей опять было семь лет… Королева-Ведьма — ее новая мать—повесила ей на шею распятие.

— Зеркало, что ты видишь? — спросила Королева-Колдунья.

— Я вижу вас, моя госпожа, — ответило зеркало. — А еще я вижу все, что происходит в ваших землях. Я вижу? Бианку.

ТРИ ЧЕРНЫХ ПЯТНА скользили по выжженному солнцем небу — три стервятника медленно кружили в вышине. Что-то лежащее внизу, в пустыне, манило их, обещая роскошный пир…

Поднявшись на дюну повыше, Сайрион увидел колодец, но к вечному облаку пыли, повисшему над пустыней в этот раз был подмешан дым.

Сайрион остановился посреди склона дюны — темная фигура на фоне бледной пустыни. Его большой капюшон — неотъемлемая деталь одежды любого кочевника, был надвинут на самые брови, защищая голову от палящего солнца. Он не заметил никакого движения среди травы на краю колодца и возле одинокого сожженного дерева. Маленькая хижина, приютившаяся рядом, тоже была сожжена. Обломки дома еще дымились, хотя огонь почти потух. Между ними и деревом лицом вниз лежал мертвец, а вокруг него валялись маленькие мертвые создания, которые издали казались бело-красными пятнами. И только подойдя поближе, Сайрион понял, что это голуби.

Однако непонятно было, что же сдерживает стервятников в небесах. Ведь на земле их ждало великолепное угощение. Однако раз они держались в вышине, на то существовала причина. Очевидно, сверху они видели кого-то живого и потенциально опасного, скрытого от Сайриона за дымящимися развалинами.

У Сайриона был выбор. Он мог повернуться и уйти. Хотя это было бы не лучшим решением, потому что у него не осталось воды, и он пол дня шел, чтобы добраться до колодца.

Привычным движением Сайрион вытащил меч из красных кожаных ножен, потом вновь стал спускаться по склону дюны, направляясь к колодцу. Он постарался сделать вид, что не замечает дымящихся руин.

Беззаботно воткнув меч в песок, Сайрион потянул двумя руками кожаное ведро из колодца. И тут он краем глаза заметил какое-то движение. Мгновение назад между обломками хижины и колодцем никого не было, а теперь…

Сайрион поднял голову.

Он не знал человека, появившегося словно из-под земли, но его личность не вызывала сомнений. Рыцарь восседал на белом мерине, и с ног до головы был закутан в белые, расшитые серебром одежды, под которыми можно было ясно видеть стальную кольчугу, а поверх искрился снежно-белый табард. Шлем из отполированной до блеска стали с перекрестьем, вертикальная планка которого располагалась на месте носа, а горизонтальная — под глазницами, сильно напоминал маску. А над шлемом покачивался гребень перьев. На щите всадника был герб — белый голубь. Значит, он из Рыцарей Ангела, которых иногда называли «голубями». А еще они были известны, как Белые Всадники.

Взглянув на всадника Сайрион продолжал спокойно поднимать ведро с водой из колодца. Он даже улыбнулся.

— Позволишь мне напиться, мой друг?

Рыцарь, несмотря на жару, напоминал огромный кусок льда. Выслушав просьбу Сайриона, он не шевельнулся. Даже конь его не повел ушами.

— Но должен сказать, — обезоруживающе добродушно продолжал Сайрион, — не слишком почетно зарубить человека, ударив сзади, а потом спалить его дом, не говоря уж о голубях…

— Как тебя зовут? — неожиданно спросил рыцарь.

Отчего-то у Сайриона возникло желание соврать Белому Всаднику. Однако он не стал этого делать.

— Сайрион.

— Откуда ты родом? Ты из Кайрома?

— Скорее всего… — тут Сайриона вновь охватили сомнения. — Нет.

— Ты одет как кочевник, но у тебя бледная кожа. Ты кому-нибудь служишь?

— Никому.

— Ты знаешь, что крепость Клов лежит к северо-западу отсюда, всего в половине дня пути?

— Точно, — согласился Сайрион. — Но там твой дом, а не мой.