– Вот и спроси у древних египтян, – подавляя зевок, посоветовал Дип. – Может, они объяснят, почему бежали от жен-иностранок… В Стамбул как раз мумию Тутанхамона привезли. С твоими способности, уверен, ты ее легко разговоришь, – с этими словами он окончательно погрузился в дрему, а я принялась искать в телефоне детали о заезжей выставке из Египта.

Древняя история занимала меня с раннего детства. Свою роль в зарождавшемся чувстве преклонения перед загадочным миром фараонов и их великолепных спутниц сыграл кинематограф, подбрасывавший одну за другой картины о проклятиях гробниц и бесстрашных археологах. Все фильмы непременно заканчивались страстным поцелуем главных героев на фоне белесых, но величественных пирамид. Мне хотелось так же: бродить по лабиринтам древних некрополей, разгадывать тайны, а после утомительных приключений тонуть в объятиях привлекательного археолога под надзором прекрасной богини Бастед. В энциклопедии, которая покрывала мои потребности в познаниях о Древнем мире, богиня изображалась в виде знойной красавицы с головой кошки, что было вполне по-стамбульски. Любовь местных женщин к пушистым четвероногим безгранична и маниакальна. Они носят избалованных четвероногих охотниц на руках, как если бы те были изысканным аксессуаром. Кошки же, словно священные жрицы, охотно соглашаются на роль всеобещающего амулета, защищающего от неудач и приносящего исключительно радость и везение.

Размышляя о кошках в Древнем Египте и современном Стамбуле, я вспомнила об очаровательной Томбили – ее памятник уже который год красуется в азиатском районе города Кадыкей. В глазах скульптора Севаля Шахина кошка должна была пребывать в блаженной позе, радуя глаз проходящего, – такой он ее и изобразил. Подобную леность едва ли могли себе позволить древнеегипетские прародительницы. Хотя кто знает, как бы вела себя женщина-кошка Бастед, окажись она в Стамбуле…

Итак, на следующий день в десять ноль пять я уже блуждала по затемненным залам с древнейшими экспонатами, вокруг которых кружила аура загадочности и пугающей мистики. Ритуальные сосуды и золотые приборы, изысканные украшения и элементы одежды, колесницы, троны, столы и стулья – все, что тысячи лет назад принадлежало молодому фараону, теперь предстало во всем своем великолепии перед чудаковатыми представителями двадцать первого века. Разглядывая маски с изображением Тутанхамона, я виновато признавалась ему в полной несостоятельности человеческого рода: мы до сих пор вели войны, теряли друзей и не находили любовь…

Подойдя к одинокой мумии, печально покоившейся в открытом саркофаге, я принялась увлеченно рассматривать ее черты: как бы кощунственно это ни выглядело со стороны, но мне хотелось распознать в ней нечто, что указывало бы на милый нрав и доброе сердце. Само сердце, судя по информационным табличкам у экспонатов, лежало тут же, в закупоренном алебастровом кувшине под названием «канопа». Если бы фараоны знали, что спустя столетия их бренные тела, лишенные духа, будут выставлять на всеобщее обозрение, отказались ли бы они от помпезных и дорогостоящих церемоний погребения в величественных пирамидах? Не лучше ли им было покоиться в никому не известном невзрачном склепе, где тебя никогда не отыщет претенциозный археолог и не растащит по частям по самым знаменитым музеям мира?

Тусклый свет нервно подергивался, и это легкое дребезжание неисправных осветительных приборов придавало еще больше таинственности и без того напряженной атмосфере. Неожиданно мумия подмигнула и странно скривила рот в безуспешной попытке улыбнуться. Я задрожала от увиденного и принялась озираться по сторонам: был ли кто-то еще свидетелем этого чуда?

Женщина средних лет справа сосредоточенно пыталась всковырнуть кусочек сердолика с церемониального блюда, парочка чуть поодаль с восхищением читала историю о любви Эхнатона и Нефертити, а прямо за моей спиной трое несносных мальчишек раскачивали статую самки бегемота. Один из братьев, выкрикивая что-то нечленораздельное, тянул ее за морду вниз, другие же толкали что есть силы сзади, так что каменный постамент ходил ходуном, что ничуть не смущало их мать, которая, облокотившись о витрину с драгоценностями супруги фараона, пользовалась моментом и весело болтала по телефону. Очевидно, заигрывание со мной мумии заметить никто не мог, и я снова принялась изучать таинственный саркофаг, от которого во все стороны разлетались притягательные флюиды. Фараон манил, и я готова была бежать к нему хоть в само царство Анубиса[7], проделав непростой путь на папирусном челноке по нескончаемому Нилу, – чего бы мне это ни стоило!

За спиной послышались спешные шаги: молодая служащая в строгом брючном костюме синего цвета и бейджем на груди невероятно быстро преодолела расстояние от потайной двери в стене до несчастной статуи гиппопотама, схватила болтавшегося на ней мальчишку за руку, других ловко подхватила под мышку и двинулась к выходу, где передала их безответственной матери. Вернувшись, она деловито осмотрела статую, слегка поднажав бедром, придвинула ее ближе к стене и, оправив борта жакета, посмотрела на меня.

– Вы видели, что эти негодяи вытворяли с нашей Таурт?[8]Еще немного, и она рассыпалась бы на мелкие кусочки. А я отвечаю головой за каждый экспонат. Представьте, их мать даже не извинилась…

Я сочувствующе покачала головой и принялась снова всматриваться в застывшее выражение фараона.

– Думаете, оживет? – неожиданно спросила женщина и рассмеялась. Затем она хозяйским движением обернула развернувшиеся концы ритуальных бинтов вокруг высушенных пальцев мумии, похлопала ее по худосочному бедру и принялась пристально рассматривать лицо, которое несколько минут назад подмигивало и улыбалось. Наконец, она послюнявила палец и собрала несколько лишних крошек с обездвиженного тысячелетиями лба, а я ощутила приступ подкатывающей тошноты.

– Мне эти мумии уже во сне снятся. Знаете ли, куратор выставки – та еще работка… Столько разговоров, рекламы, денег потрачено… И все ради этого, – и она совершила кощунственно-пренебрежительный взмах рукой в сторону фараона, к которому я уже успела слегка прикипеть душой.

– Вы считаете, древняя история не стоит этих усилий? – разочарованно и с обидой за Тутанхамона поинтересовалась я.

– История, может, и стоит, но эти копии, – и она вздернула типичный стамбульский нос, которые здесь направо и налево раздают во всех эстетических клиниках города. Рассматривая ее идеальный профиль, я не сразу восприняла услышанное, однако, осознав сказанное, едва не вскрикнула и даже отскочила от фальшивой мумии.

– Но ведь это нечестно… Люди приходят посмотреть на настоящие артефакты, а здесь подделки!

– В защиту выставки скажу, что подделки качественные. Хотя, думаете, меня это устраивает? Я столько лет училась, а теперь занимаюсь какими-то репликами – удовольствие то же, что и от женатого ухажера: по ночам интересно, а утром понимаешь, что завтракать все равно одной придется, – и от обиды она легонько ткнула пальцем несчастного фараона, который, впрочем, был обыкновенной куклой.

Мгновенно потеряв интерес к экспонатам, я решила раскланяться с откровенной кураторшей и поблагодарила за честность.

– Спасибо, что рассказали, а то я уже возомнила, будто мумия подмигнула, – от неловкости я покраснела и начала нелепо заикаться.

– Это еще ничего! Вчера одна дама здесь заявила, что является потомком Восемнадцатой династии Египта и потребовала выдать ей вон то ожерелье – якобы она чувствует с ним связь.

– И как вы поступили?

– Я поступаю всегда одинаково в таких случаях: нажимаю вот на эту кнопочку рации, и охрана моментально решает любую проблему, – говоря это, она поднесла наманикюренный пальчик к большой кнопке сбоку, как будто собиралась использовать этот прием и сейчас.