Дип тщательно пережевывал кунжутные бублики, которые пекла хорошо знакомая нам тейзе[2]и каждое утро продавала их в красной тележке в двух шагах от дома – напротив итальянского бистро «Isola». Не было ни дня (за исключением воскресенья), чтобы она не заняла свой почетный пост, позволявший богемным жителям обленившегося района Бомонти вести типичный для стамбульцев образ жизни – начинать утро с хрустящего симита и тысячи кунжутных зернышек на нем.

– Ты ничего не романтизировала, дорогая. Я думаю, тебя подставили. Виноваты другие… – наконец заговорил Дип и тут же приступил к огненной аджуке, ложку которой непременно съедает на завтрак каждый уважающий себя стамбулец. Местные женщины верят, что ее состав гарантирует «идеальный уклад» на супружеском ложе. Кто бы мог подумать, что особая пропорция перечной и томатной паст в сочетании с орехами и несколькими другими ингредиентами дают ошеломляющий эффект первой брачной ночи даже спустя десятилетия совместной жизни. И так повелось, что в холодильнике каждой добропорядочной домохозяйки не всегда можно отыскать банку свежего йогурта, однако кясе[3]аппетитной аджуки, тщательно затянутой пищевой пленкой, всегда будет стоять на самой почетной полке.

Не имея сил наблюдать за нескончаемым актом чревоугодия собственного мужа, я отодвинула баночку и взглядом потребовала объяснить конспирологическую теорию с недоброжелателями. Дип недовольно поморщился.

– Я хочу сказать, что ты тут ни при чем. Уже задолго до тебя миф о сверхпривлекательности стамбульских мужчин будоражил женщин. Ты видела турецкие сериалы? Это же не кино, а ода мужской красоте и отваге. Вот все и стягиваются в Стамбул, рассчитывая на любовь с первого взгляда с кареглазым красавцем, – на этих словах он эффектно пригладил ладонью бровь, видимо, ощущая себя членом клуба стамбульских ловеласов.

Чмокнув в нахмуренный лоб рассудительного супруга, я поспешила одеваться.

– Теперь понятно, что нужно сделать! – пыталась докричаться я до него из спальни. – Мне нужно узнать все-все-все о стамбульской любви и написать об этом совершенно правдивую книгу. И тогда я смогу спокойно спать, не волнуясь о тех, кто по незнанию бросился на поиски счастья!

С того дня вся моя жизнь была подчинена пикантнейшей из тем, которую я намеревалась изучить во всех тонкостях, пусть даже и слишком интимных. Я стала чаще заглядывать в чужие окна, внимательно наблюдать за парочками на улице и даже прислушиваться к скрипу матраса соседей сверху, потому что все это казалось мне чрезвычайно важным в будоражащем исследовании любви по-стамбульски. Есть ли в ней что-то, ради чего стоит преодолевать тысячи километров по воздуху и воде, дабы оказаться в объятиях мужчины своей мечты? Конечно, смущал гендерный аспект изучаемой темы:

союз любящих сердец рассматривался исключительно в ситуации, когда жениха представляла турецкая сторона и никак иначе. Решив, что эта особенность вполне укладывалась в определение статистической закономерности, я решила не обращать на нее внимания и продолжила свое романтическое исследование.

Вооружившись любимым блокнотом фирмы Moleskine, я отчаянно ринулась в водоворот интриг, влечений, слабостей и пристрастий, которыми кипели улицы, дома, квартирки под протекающими крышами и роскошные апартаменты в резиденциях с видом на море. Стоило мне оставить детей в школе, как я что есть силы жала на педаль газа своего преданного «Санта Фе» и летела навстречу людям, которые, будто умело расставленные актеры, всегда оказывались в нужном месте и в нужный час. Иногда мне везло настолько, что даже не приходилось никого ни о чем спрашивать, так как местные жители прекрасно читают по глазам. Подслеповатые старушки сами заводят разговоры о милом прошлом, женщины средних лет грустно вздыхают, повествуя о проказниках-мужьях, виновных ни в одной измене и ни в одном предательстве; мужчины, боясь сболтнуть лишнего, сторонятся подобных бесед и все же порой выдают самые сокровенные тайны, которые легли в основу многих сюжетов. Все эти люди, герои моих историй, прошли увлекательный путь, а за ними следовала я – как оказалось, ничего не смыслившая в любви и совершавшая ошибку за ошибкой.

Тем временем быт, состоявший из ранних подъемов и завтраков, поездок в школу и обратно, нескончаемых пробок на главных дорогах и еще более утомительных заторов в узких мощеных переулках, окончательно поглотил меня и отвлек от занимавших ранее мыслей. Пробегая мимо заведения, в котором впервые встретила девушку Лизу, я ловила себя на мысли, что должна поскорей разобраться в вопросе, в котором, казалось, сама ничего не смыслила. Если бы только истинная любовь была так проста, как мы о ней думаем, разве стали бы ей посвящать трактаты, романы, сонеты и даже раздел философии, изучающий это противоречивое чувство.

Начавшийся сезон каштанов окутывал мою жизнь густым терпким дымом. Непроглядное марево, поднимавшееся над ярко-алыми прилавками улыбчивых «кестанеджи»[4], возвращало в мысли о детстве – о печеной картошке на костре и жареных тыквенных семечках. Чистка каштанов давалась непросто: обжигая пальцы, я с трудом отделяла лопающуюся кожуру от золотистой мякоти, кое-где опаленной до черноты – обуглившиеся кусочки казались самыми сладкими.

– Бери всегда угольки, – учил меня мудрый каштанщик, когда я, неопытная, несколько лет назад выбирала ровнехонькие сыроватые плоды. – В каштанах, как и в любви: чем больше шероховатостей, потертостей, тем веселее!

И хотя в моей картине мира любовь не входила в число развлекательно-увеселительных категорий, идея торговца каштанами казалась свежей и ободряющей.

Между тем межнациональные отношения, казалось, преследовали меня повсюду: в соседнюю квартиру заселилась молдаванка с женихом из Артвина[5]; классный руководитель дочери объявил о помолвке с девушкой из Сибири; голубоглазая блондинка с той-пуделем из соседнего дома приехала из Беларуси, чтобы выйти замуж за кареглазого эрзурумца Бору; иностранные коллеги мужа одна за другой влюблялись в местных мачо и создавали чудесные семьи с не менее чудесными малышами. Международные браки здесь были так популярны, будто их скрепляли сразу на небесах, и лишь потом новобрачные нескончаемыми шеренгами тянулись в Evlendirme Dairesi[6], где получали ярко-красные свидетельства о браке в цвет турецкого флага.

Дип, как и все остальные в моем окружении, увиливал от любой беседы на эту тему, так как я обсуждала межэтническую экзогамию за завтраками, обедами и даже во время ужина умудрялась вставить пару слов про возрастающий процент смешанных браков, что вызывало неподдельный интерес восьмилетней Амки, которая уже всерьез подумывала о замужестве.

– Мне кажется, тебе стоит прекратить копаться в чужом белье. Сколько еще ты будешь разбирать не касающиеся тебя темы? – как-то заметил Дип, готовясь ко сну. Он медленно расправлял балдахин, который служил нам сеткой от комаров, атаковавших еженощно. – Если стамбульцам нравится жениться на иностранках, пусть женятся – это их дело, кого пускать в свой дом, а кого нет.

– Но ты не спешишь впускать в нашу кровать комаров, – заметила я и скрепила края москитной сетки заколкой-крабиком, чтоб те не раздвинулись.

– Комарихи пьют кровь, а женщины – нет. Хотя… – он многозначительно посмотрел на меня, после чего залез под полог и принялся демонстративно похрапывать, чтобы я больше его не беспокоила.

– Но не все же народы охотно женятся на чужестранках. Вот, скажем, древние персы или египтяне вообще никого не принимали в семьи…