Резонный вопрос. У знати были городские особняки, а также отдаленные земли, похожие на маленькие королевства. Кроме того, они все чаще держали более удобные загородные поместья близ столицы, такие как поместье кин Боарфорд, где началась эта трагедия.

— Я считаю, что он вырос где-то на южных склонах Вороньего хребта, хотя в последние годы он жил с родственниками в Истхоме.

— Хм. Я скорее надеялся на городскую мышь, не считая его блужданий по горам. Нам не повезло. Городской волк? Звучит немного противоречиво. — Он взглянул на Освила. — А может, и нет.

Освил понятия не имел, как на это ответить.

— Вы когда-нибудь охотились на волков?

— Несколько раз, когда они спускались с холмов в голодный сезон.

— Такие зимы, как эта?

— Странно, но не так много. Зима — плохое время для копытных, ослабляющее их, но именно по этой причине более легкое для хищников, которые охотятся на них.

— Вы их поймали? Ваших волков?

— О, да! Мы сделали коврики из шкур.

Пенрик сменил позу, опустившись на колени, двигаясь, поворачиваясь, одновременно посылая стрелы в мишень. Одна стрела пролетела мимо, и он пробормотал ругательство.

— За это я бы получил затрещину.

— От любящего отца? — сухо спросил Освил.

— Ага. Или от старого Фена, его ловчего. Он обучал отца. Они по очереди приседали мне на уши. Оба настойчиво требовали, чтобы добыча была убита первым же выстрелом, если это возможно. Сначала я думал, что это благочестивое милосердие к зверям Сына Осени, но в конце концов понял, что никто не хочет преследовать раненого зверя. Даже я, после того как попробовал несколько раз.

Утомленный беготней мальчишка поплелся назад, передавая стрелы с плохо скрываемым вздохом. Пенрик встал в стойку и снова поднял лук.

Соломенная мишень загорелась.

Мальчик испуганно взвизгнул. Освил отпрянул назад.

— Что за!.. Дез, мы не поджигаем дичь! — Пенрик просто выглядел обиженным. Он опустил лук и сердито уставился на оранжевое мерцание, весело светящееся в сумерках.

— Что это было? — Освил старался говорить ровным голосом, с трудом не позволяя ему сорваться в крик.

— Дездемона считает, что мои охотничьи навыки неэффективны. Кроме того, ей скучно, и она тоже хочет участвовать. — Он вздохнул и вернул незаряженную стрелу в колчан. Его рот открылся и издал беззвучный смешок. Он раздраженно добавил: — Я не знаю, как Ручия терпела тебя, правда, не знаю.

Пенрик снял с пояса кошелек, порылся в нем и протянул монету мальчику, который теперь дрожал, как беспокойный пони.

— Тренировка окончена. Иди.

Мальчик сбежал, как только его пальцы сомкнулись на плате, пару раз обеспокоенно оглянувшись через плечо во время поспешного отступления во двор гостиницы.

Освил задумался, какому богу он должен молиться об удаче в своей погоне. Не то чтобы какой-нибудь бог когда-либо отвечал на его мольбы, будь то на коленях у кровати в детстве или потом в Храме. Он мрачно уставился на заплетенную светлую косу колдуна, бледную в сгущающихся тенях, когда тот снял тетиву с лука и упаковал свое снаряжение, а затем последовал за ним обратно внутрь.

Деревня Линкбек лежала в верховьях одноименной долины и в вилдийском представлении Освила должна была выглядеть скопищем убогих ферм скорее со вздыбленным каменистыми пастбищами, чем с с хлебными нивами. Однако коровы были достаточно тучными, амбары большими и прочными из валунов и потемневшей древесины, дома в том же стиле, со светлыми камнями, разбросанными по их покрытым деревянной черепицей крышам. Чрезмерно высокие горы мрачно нависали над долиной, их вершины белели по-зимнему, в то время как дорога в долине все еще была пропитана осенней грязью под хрустящей замерзшей коркой. Стремительная зеленая вода пенилась под деревянным пролетом, давшим поселению его название.

Волшебник направил свою лошадь к лошади Освила, когда они подъехали к окраине, если полдюжины домов на этой стороне реки можно было назвать так величественно.

— Так каков ваш план? — поинтересовался Пенрик — очень дипломатично, так как это было его планом.

— Начнем с местного жреца, — пожал плечами Освил. — Такие пастыри, как правило, лучше всех осведомлены о народе и узнают все новости. — Которых, как он подозревал, в этой глуши было не так много, но Пенрик оказался прав в том, что незнакомцы выделялись: несколько сельчан, работавших по своим местам, обернулись, чтобы посмотреть, как отряд проезжает мимо. Сержант гвардии учтиво и успокаивающе приветствовал их.

Пенрик откашлялся.

— Возможно, лучше сначала не упоминать о моем роде занятий. Или мой ранг. В подобных местах в первом случае я оказываюсь занятной новинкой вроде танцующего медведя, а во втором получаю либо устрашающее почтение со стороны сельского клира, либо всяческие жалобы на начальство, которое пренебрегает ими. Как будто они могут привлечь меня в качестве своего посланника.

И ни то, ни другое не ускорило бы расследование Освила.

— Тогда как мне вас назвать?

— Полагаю, ваш помощник, — склонил голову Пенрик. — Ваш местный проводник. Это не будет ложью.

Это казалось странной сдержанностью со стороны молодого человека, который, казалось, достаточно гордился своим положением во дворце принцессы-архижрицы. Лучше, предположил Освил, чем излишнее чванство, которое иногда наблюдается у тех, кого недавно повысили до задач, превышающих их предыдущее влияние. Они проехали по мосту и свернули на главную улицу, где вскоре нашли местный храм. Он был построен в стиле, мало чем отличающемся от амбаров и домов — из валунов и темного дерева, хотя более высокий и шестигранный. Небольшая толпа собралась под широким портиком, тянувшимся по всей длине фасада, и Освил резко остановил свою лошадь, вскинув руку, чтобы остановить свою группу. Еще через мгновение Освил спешился, чтобы проявить почтительность. Пенрик последовал его примеру, подойдя, чтобы встать рядом с ним и посмотреть.

Похороны были в процессе и достигли своей самой деликатной стадии — ожидания знака от бога или богов. На носилках, украшенных вечнозелеными ветвями, лежала закутанная фигура. Во главе стоял мужчина средних лет в пятицветных одеждах жреца — нет, служителя, судя по единственному шнуру на его левом плече. По его сигналу то, что явно было семьей покойного, отступило с дороги, чтобы встать вдоль стены, а священные животные и их грумы, ожидавшие сбоку, насторожились.

У молодого человека на плече сидел ворон, явно предназначенный в качестве представителя Отца. Юноша, несомненно, его близкий родственник, держал на поводке медно-рыжую собаку, ее длинная шерсть была расчесана до шелковистого блеска, и она явно была символом Сына. Длинноногая девушка ухватилась за поводок толстого белого пони, его мохнатая шкура была вычищена так хорошо, как только можно было сделать в это время года, он выглядел вполне уместно в роли животного Бастарда. Женщина постарше прижимала к себе безмятежную кошку, отмеченную только зеленой лентой Матери на шее, а самая младшая из них, девочка, сжимала извивающегося котенка, возражавшего против такой же голубой ленты Дочери.