«Реагируй. Строй диалог. Вспоминай слова».

‒ Уверен, бесследно бы для Якова эта встреча не прошла. Не знаю, сумел бы он быстро взять себя в руки и дать достойный отпор. ‒ Глеб подцепил кусочек помидора, но вместо того, чтобы поднести его ко рту, достроил пирамидку из огурцов на краю тарелки. ‒ Но тут в дело вмешалась ты.

«О, черт, разморозься уже, Шацкая!»

‒ Честно говоря, твое появление вогнало меня в настоящий ступор. Не ожидал… Действительно, не ожидал. И ты, ‒ он заглянул ей в глаза, ‒ всего за несколько секунд сумела защитить Якова лучше, чем делал я все эти годы.

‒ Прости. ‒ Даня сильнее выпрямилась, спина заныла.

‒ Не стоит извиняться. Пожалуй, ты лучше всех приспособлена к этой жизни.

‒ Я так не думаю.

‒ Хмм… ‒ Глеб соорудил еще одну пирамидку из овощей на противоположной стороне тарелки.

Дане вдруг пришло в голову, что, возможно, Глеб Левин никогда не был в особом восторге от ресторанной еды ‒ как бы превосходно она ни была приготовлена. Он и сам отлично готовил, и, наверное, именно в пище, приготовленной в домашних условиях, находил особую прелесть. Глеб взял на себя огромную ответственность и начал свой путь с самых низов. Время, что он проводил вместе с Яковом. Ужины, что они разделяли в тесной маленькой квартирке. Все эти воспоминания были по-настоящему дороги Глебу.

И Даниэла Шацкая не тот человек, что имеет право омрачать их прошлое.

И их будущее.

Никто не вправе делать это. Никто.

‒ Знаешь, я даже рад, что ты вмешалась. ‒ Глеб провел рукой по волосам, не особо заботясь о сохранности укладки. ‒ Взяла и поставила их на место. А Амалия выглядела… подавленно. В общем, победа за тобой, Даниэла.

‒ Сомневаюсь.

‒ Нет, не сомневайся. Уверяю, за тобой. Что ж, ‒ он поднял стакан, ‒ довольно занятная идея. Я имею в виду, представиться девушкой Якова. Ян не любитель фильтровать свою речь, но твое заявление мигом сгубило всю его систему аргументации. И все же… Это ведь лишь ради хорошего спектакля? Вы не встречаетесь?

‒ Нет. Не встречаемся.

Напряжение явно покинуло Глеба. Он даже как-то по-особому встрепенулся, будто был рад скинуть с себя покров давящих мыслей и предположений.

‒ Рад это слышать. Просто зная об особом отношении Якова к тебе, я почему-то надумал себе всякого…

‒ Мы переспали.

Стакан выскользнул из рук Глеба и со стуком рухнул на стол. Упал ровно и даже не треснул. Только взболтавшаяся вода выплеснулась на поверхность и немедленно собралась в несколько маленьких озерец.

Нет, Даня не собиралась рубить с плеча. Нет, не хотела ничего рассказывать. Она планировала этот разговор по-иному.

Не так. Не после всего.

Но в последний момент передумала.

Пусть все это было одной большой глупостью. Но напоследок она могла лишь так выказать ему свое уважение.

Правдой.

‒ Это шутка?

‒ Нет. ‒ Даня до последнего держала непроницаемое выражение, но при виде боли, мелькнувшей на лице Глеба, ей захотелось исчезнуть. Сердце сжалось. Теперь и этот человек был ей небезразличен, и мучить его было тяжелым выбором ее погрязшей во тьме души. ‒ Это случилось в вечер спонсорской вечеринки. В новой квартире Якова.

‒ Почему?

‒ «Почему»? ‒ Даня откинулась на спинку стула и грустно улыбнулась. ‒ Причина в том… Потому что… Он… мне нравится.

‒ Ты… ‒ Голос Глеба сошел на нет. Рука с остервенением прошлась по лицу, неизвестно что утирая. ‒ Ты говорила, что между вами только деловые отношения.

‒ Говорила.

‒ Ты лгала?

‒ Себе.

Глеб встал и, обогнув стол, навис над ней. Уперся ладонями в спинку стула по обе стороны от ее головы и наклонился ниже. Кончики их носов соприкоснулись. Он смотрел в глаза Дани и молчал.

‒ Ты даже нормально выразить чувства себе не позволяешь.

‒ Что?.. ‒ Даня сжалась, заметив, как сбоку мелькнула его рука.

Глеб провел большим пальцем по ее левой щеке. И показал повисшую на кончике пальца слезинку.

‒ Почему ты плачешь? Этой своей неудавшейся попыткой плача… Почему? ‒ Он говорил с ней, не отодвигаясь ни на миллиметр. Даня даже чувствовала, как от его сильного тела исходит жар. ‒ Жалеешь об этом?

‒ Не знаю. ‒ Она тоже не отрывала от него взгляд.

‒ Ха… ‒ Глеб опустился ниже и прижался лбом к ее плечу. Их щеки соприкоснулись. ‒ Он дорог мне. Ты дорога мне. И что будем делать?

Даня молчала.

‒ Забавно. Знаю, насколько ты не щедра на эмоции, и мне лестно осознавать, что мы с Яковом стоим одной твоей драгоценной слезинки.

Она сжала губы.

‒ Прости.

Глеб поднял голову. А потом приблизил к ней свое лицо. Его губы почти коснулись ее.

‒ А я не подхожу? Могу ли стать тем единственным? Я буду заботиться о тебе и дарить счастье. ‒ Он шептал ей это прямо в губы. ‒ Ты всегда будешь защищена. И любима.

«Знаю».

‒ Нет. ‒ Даня коснулась его руки на своем плече. ‒ Прости.

Глеб улыбнулся. А затем медленно отодвинулся.

‒ Ему уже есть восемнадцать. ‒ Он цыкнул и издал ненатуральный смешок. ‒ Я не могу натравить на тебя полицию.

‒ А очень хотелось, да? ‒ Ее смешок тоже был далек от искреннего выражения чувств.

‒ Пожалуй, нет. Только запереть где-нибудь без вмешательства посторонних.

‒ Какие-то опасные игрища. ‒ Даня выдохнула. На новый смешок ее не хватило. ‒ Эти чувства ‒ такая выматывающая штука.

‒ Согласен.

Они помолчали еще немного.

‒ Знаешь, Даниэла, его невозможно ни к чему принудить.

Даня вопросительно уставилась на Глеба. Он приблизился и положил ладонь на ее макушку.

‒ Яков хотел этого. С тобой. И уверен на все сто, что инициатива исходила от него.

Даня ощутила, как розовеют щеки.

‒ О, надо же, эмоции! ‒ Глеб присел перед ней на корточки, внимательно рассматривая ее. ‒ Красиво. Очень. Жаль только, не я их вызвал.

‒ Прости.

‒ Извинения не особо меня утешают.

‒ Прости.

‒ Вот опять. Я злюсь. И я обижен. И расстроен. ‒ Он выдохнул и качнул головой из стороны в сторону, словно разминая шею. ‒ Однако я видел, что Яков с каждым днем становится мягче. И все это после твоего появления в нашей жизни. Он ‒ мой единственный родной человек. И я хочу, чтобы он был счастлив. Я, черт возьми, работал над этим последние годы.

‒ Мне жаль.

‒ Это ведь тоже вариация извинений? Прекращай. ‒ Глеб прошел до другого конца помещения. ‒ Как же порой удручает, что я больше не тот безбашенный студент, которому и море по колено. В итоге с девушкой меня обошел мой же маленький племянник… А я ведь обычно не веду себя так. И смотри, на кого теперь похож. Жалуюсь и ною. Отвратно.

‒ Да уж, заботиться о семье не так уж просто.

‒ Вот, понимаешь меня. ‒ Глеб вернулся на изначальную позицию и пристально уставился на нее. ‒ Ясно. Я понял… Тогда Якову придется хорошенько постараться, чтобы сохранить это чувство и эти отношения. Я ведь буду рядом. И могу включиться в игру, если он оплошает. Короче, ты должна понимать, что опыта у меня намного больше…

А вот это уже и правда походило на тон разобиженного студента. Даня подавилась смешком. Она ничуть не сомневалась, что никто из пассий Глеба никогда не видел на его лице это по-детски искреннее выражение эмоций и эти тональности недовольства.

«Черт. Он классный. И по-настоящему хороший. Плохо. Плохо дело, Шацкая».

‒ Глеб Валентинович.

Он нахмурился, явно удивившись резкому переходу на формальный тон.

‒ Я увольняюсь.

Глеб ей не поверил. Или, вернее, просто отказался поверить.

«Я не подпишу приказ. Сначала ты должна десять раз подумать. А, может, и сотню. Тебе необходимо на пару дней уехать? Хорошо, не вопрос. Я дам тебе эти свободные дни. Однако не пытайся что-то решать с ходу».

Даня предприняла попытку объяснить ему ситуацию, даже хотела высказать все, как есть.

«Уезжаю. Так решила. Точка. Еще раз простите».

Бесполезно.

Глеб и слушать ее не стал.