Откровение пришло ей с рассветом. Заскрипели шестеренки древнего механизма, что-то затрещало в вышине, и на потолке открылся люк, позволяя увидеть небо. Тусклый зеленоватый налет сумерек растворялся в огненных всполохах восходящего солнца. Небо светлело, отдалялось, становилось пронзительно-синим.

На крыше застрекотала вертушка. Угодивший в ловушку ветер гремел, спускаясь по трубе, и вырвался белесым туманом из отверстий у алтаря. Вот он, покровитель Веломри, незримый и безымянный – Ветер. Тот, что дует с запада и приносит семена бурь и ураганов. Имя ему – свободный полет, и нет для него молитвы иной, чем растворение в воздушных потоках, вознесение над суетой и созерцание гармонии жизни, что струится по жилам мироздания.

Когда отец вернулся на следующее утро, Лайсве рассказала о своем откровении. Он рассмеялся, решив, что она снова выдумывает небылицы. Поделиться мыслями и чувствами она могла лишь с Ветром, когда тайком пробиралась на самую высокую башню в замке, залезала на ветхую крышу и наслаждалась пьянящим ощущением свободы. У нее словно вырастали крылья, и она неслась по небесным просторам, то камнем падая к земле, то поднимаясь выше облаков. Самые чудесные моменты в ее жизни.

Однажды, когда отец собрался в очередной поход против демонов, Лайсве заметила, что он направляется к святилищу, и упросила взять с собой. Отец согласился, только когда она пообещала, что пробудет там до рассвета молча и не двигаясь, чтобы не мешать. Открыв люк в потолке и запалив на алтаре свечу, отец опустился на колени, чуть подался вперед, склонил голову на грудь и поднял правую руку, сложив три пальца вместе. Устав наблюдать, Лайсве в точности повторила его позу и закрыла глаза.

Мысли копошились, точно мыши в соломе: толкались, перебивали, мешали услышать и понять что-то важное. Ей хотелось выкинуть их, как ненужный хлам, но они продолжали лезть в голову. Лайсве сосредоточилась на дыхании, на ритмичном стуке сердца, пытаясь очиститься. Когда зудящее желание пошевелиться уже почти превозмогло терпение, она услышала это. Ни с чем не сравнимую песнь Ветра, через которую с ней будто говорил сам бог. Лайсве не понимала его речей, но была очарована умиротворяющей мелодией и теплым, обволакивающим все естество светом. Застыла в этом удивительном состоянии, пока отец не тронул ее за плечо. Открыв глаза, Лайсве почувствовала себя как никогда бодрой и счастливой. Свеча на алтаре давно догорела, а через люк сочились ласковые солнечные лучи. Пришло время уходить.

В тот раз отец вернулся раньше обещанного срока и выглядел очень довольным. Никогда еще Охота не проходила так гладко – его отряд не потерял ни одного воина. После, каждый раз, когда намечался поход, отец водил Лайсве в святилище, просил помолиться на удачу в битве и нарекал своим талисманом. Отцовские друзья шутили, что с такими способностями ей прямой путь в настоятельницы храма Матери Ветров, Белой птицы Умай. Богиня эта отвечала на молитвы женщин, защищала мужчин в битвах и возвращала их домой после походов. Однако лорд Веломри считал такую судьбу недостойной своей дочери, да и Лайсве мечтала о большой и чистой любви в замужестве. К тому же сама Умай, если верить легендам, вкусила счастье в браке с Небесным Повелителем.

Лайсве не знала, приносили ли боги удачу отцу, но в святилище ей нравилось. После проведенной там ночи пропадали все ее тревоги и сомнения, приходила спокойная уверенность.

Вот и в этот, последний, раз Лайсве надеялась, что Ветер поможет ей. Отец отпер замок большим ключом, который носил на шее вместе с родовым знаком – гербовой подвеской в виде горлицы с мечом в когтях. Лайсве прошла вперед, опустилась на колени и сложила руки на груди.

– Знаю, ты покровитель воинов и защищаешь их в битве, а до женской доли тебе нет дела, но сегодня я… в последний раз… в последний раз обращаюсь к тебе с просьбой. Потом я приму бога-покровителя моего мужа и вряд ли еще заговорю с тобой, но сейчас… Молю, дай мне свою защиту и подари удачу, не позволь ударить в грязь лицом и опозорить наш род. Я хочу… понравиться жениху и его семье, хочу, чтобы они меня приняли и полюбили, как любит моя семья. Помоги, прошу, ведь других покровителей меня лишили.

Ветер не ответил даже легким дуновением. Видно, он и вправду не властен над подобными глупостями.

– Тогда просто храни отца и Вейаса. Он такой шалопай… – По ее щеке пробежала слеза. А ведь обещала себе не плакать!

– Скорее! Нельзя заставлять гостей ждать, – позвал из-за двери отец.

Застрекотала труба, выпуская облачко голубоватого тумана. Он оплелся вокруг ее запястья браслетом и тут же растаял. Это благословение?

– Идем же! – Не выдержав, он распахнул дверь и потянул Лайсве наверх.

Отец вел ее под руку по алой ковровой дорожке между расступившимися гостями. Лайсве с трудом признавала серый и скучный парадный зал. В новенькой хрустальной люстре и светильниках на стенах трепетало пламя свечей, радужные блики кружились на потолке, словно оживляя нарисованных на нем павлинов и цапель. Подновленные дубовые панели матово поблескивали на задрапированных голубым бархатом стенах, а на самых видных местах красовались огромные гобелены со сценами из семейных преданий. Укрытые белыми скатертями с красной обережной вышивкой столы ломились от блюд в золотой и серебряной посуде: рябчики в сметане, перепела в клюквенном соусе, фаршированная яблоками утка, тушеные кролики, копченые кабанчики, карпы, осетрина, печеные овощи, гусиные паштеты и, конечно же, пирог с живыми голубями внутри. О «небольшом» сюрпризе для гостей отец предупредил загодя, опасаясь, чтобы Лайсве от страха не свалилась в обморок. Будто она испугалась бы таких глупостей, как птицы в пироге!

Помпезность угнетала. Отец никогда не устраивал празднеств и не любил принимать гостей, предпочитая скромное уединенное существование. Да и в этом зале господа бывали лишь изредка, когда Совет ордена вынуждал отмечать победы хотя бы в кругу близких знакомых. Но сегодня, чтобы соответствовать такой обстановке, нельзя совершить ни одного промаха. Все смотрят на нее – и даже фигуры на гобеленах, как будто ждут ее малейшей ошибки. Дышать глубже! Не показывать страха! Какая же долгая эта дорога!

В дальнем конце зала на небольшом возвышении ее ждал жених. Невысокий, пухлый, совсем некрепкий, почти холеный, одетый в короткие ореховые бриджи и такой же кафтан до колена без украшений и бантов. Из-под него выглядывал голубой камзол с накрахмаленным кружевным жабо. На ногах – коричневые ботфорты из грубой кожи. Каштановые волосы были стянуты на затылке в тугой пучок. Зеленовато-карие глаза насмешливо прищурены, на щеках виднелись несколько едва заметных шрамов. От бритья, что ли?

Лайсве надеялась, что он будет старше. Как говорят, для мужчин постарше молодость жены важнее всего. Что там Бежка советовала? Улыбаться. Улыбаться, даже если на душе скребут кошки и с помолвки хочется бежать, как от самого страшного демона.

Они остановились у возвышения. Отец подтолкнул ее в спину. Лайсве присела в реверансе и подняла голову.

– Йорден Тедеску, весьма польщен знакомством, – промурлыкал жених и прижал ее ладонь к губам. – По дороге я много слышал о вашей красоте и грации, но реальность превзошла все ожидания. Вы просто фея, чудесная фея!

Говор-то какой гавкающий! Лайсве захотелось отшатнуться или хотя бы отереть ладонь. Но это было неправильно, никто не должен заметить ее неприязнь. Она улыбнулась так, что рот свело судорогой, и обернулась к отцу. Тот повел плечами и крепко сжал ее руку. Внушал спокойствие? Лучше бы подсказал, что делать.

– Вы тоже… очень мужественны, – с трудом выдавила из себя Лайсве.

После нудного представления жениха со всеми положенными регалиями и удивительно скупого родительского благословения отец вручил самым знатным лордам подарки в знак уважения и жестом пригласил к столу.