Поднялся по всем ступеням иерархии высшей школы: от ассистента, доцента и профессора, до заведующего кафедрой микробиологии и эпидемиологии института усовершенствования врачей. Зачем? Социальная лестница для того и существует, чтобы по ней карабкаться. Чем я лучше других. В начале девяностых, увлекшись борьбой с эпидемией дифтерии на Украине, стоял на пороге открытия. Не получилось, надоело побираться: выпрашивать каждую пробирку, каждый реактив. Не знал ни праздников, ни выходных и от этого казалось, что жизнь коротка, что только начинаю жить. Когда однажды утром начали взрываться ракеты, и осколки стали рубить все вокруг.
Вдруг произошло нечто невообразимое: появилась страшная демоническая сила, с которой нельзя вступить ни в какое общение. Внезапно возникнув, она все рушит, сея вокруг буйный хаос, и повлиять на нее невозможно. Нельзя ни понять ее намерения, ни осмыслить чудовищность того, что происходит. Не зря, по Герману Узенеру, демон, ‒ не что иное, как «бог данного мгновенья», возник ниоткуда, и тут же бесследно исчез, оставив после себя руины и горы трупов.
Надо бы написать книгу об этой войне, подумалось ему. Как все было на самом деле, а не то, о чем говорят по радио: «Рашистские оккупанты, это сборище нікчем і покидьків суспільства[[1]]. Они массово сдаются в плен, а перед этим простреливают себе руку или ногу, чтобы не воевать. Мы экстренно прерываем нашу передачу, послушайте, какими аплодисментами встречает Итальянский парламент нашего президента!» И едва ли не десять минут транслируют аплодисменты, гимн Украины или минуту молчания под метроном. Эта, повторяющаяся каждый час панихида, должна зажигать сердца граждан праведным гневом.
И ни слова о том, что происходит, и происходит ли хоть что-нибудь, кроме наших побед на всех фронтах. А главное, где находится этот самый фронт, на котором мы каждый день одерживаем столько побед? И, как там Киев, ‒ захвачен или нет? А может, они сами ничего не знают, долдонят что попало откуда-то из Лондона, лишь бы не молчать? Откуда им знать, что в радиоприемнике на ладан дышит батарейка и вот-вот оборвется единственная нить, связывающая с внешним миром.
Да, об этом надо написать! Только что зародившись, эта мысль завладела им целиком. Ведь кто-то должен противостоять, выплеснувшейся наружу человеческой дикости. Но для кого писать? Для бандарлогов, которые восемь лет своим тявканьем из подворотни: «Війна! Війна! Війна до перемоги!»[[2]] ‒ привели к этой войне? Или для таких же, человекообразных обезьян, которые день и ночь обстреливают нас из всех видов вооружения? Для тех и других, эта книга будет не более, чем туалетная бумага. Они способны ее только обнюхать, прежде чем использовать. Нет, не для них. Надо начать писать эту книгу, чтобы остаться человеком, чтобы не стать таким же скотом.
У человека должна быть цель в жизни, тогда у него будет интерес к ней до конца, ‒ до последнего дюйма. Эта мысль обожгла его своей смелостью, и он принял ее, как открытие истины. Именно теперь, когда все вокруг рушится, и можно потерять все, в том числе и жизнь, он понял, что ничего не потерял, а напротив, нашел смысл, для которого стоит жить.
Не желая мириться с произволом, захлестнувшим Украину, я отбыл в деревню, стал внутренним эмигрантом. Жил на природе, как во сне, пока сама смерть не постучала в окно. То был знак, ‒ пора! Время бежит стремительно и память за ним не успевает, все забывается и канет без следа в реке забвенья Лете. Человек, которому суждено жить во времена диких злодеяний, что творятся на его глазах, обязан об увиденном поведать бумаге. Его долг запечатлеть на бумаге правду о происходящем, чтобы подобное не повторилось, ‒ что было, то может быть снова. Я должен об этом написать и каждая строка в этой книге будет наполнена правдой.
Суть этой войны в ее трагической бессмысленности. Самое чудовищное в этой войне, это полное пренебрежение к человеческой жизни. Людей здесь никогда не ценили, их безжалостно бросали на погибель ради ложных идей. Это обесценило человеческую жизнь, обездушило народ, и он в тупом животном повиновении готов идти на заклание. Глупость и продажность политиков, принимающих судьбоносные решения, ‒ причина этой войны.
Эта книга разбудит спящие сердца, силою слова я заставлю их увидеть весь абсурд и ужас происходящего моими глазами. Казалось бы, все видят одинаково, но это не так. Один, видит святой Грааль, а другой, глядя на него, видит ночной горшок, каждый видит то, что ему хочется видеть. Только Мастер замечает то, чего не видят другие. Надо написать эту книгу так, чтобы ничего из нее нельзя было выбросить, не причинив миру вред.
Но по плечу ли мне это? Да, я смогу! Никто не расскажет об этом лучше, чем я. Он пьянел от сознания своей уверенности в том, что способен осуществить задуманное. Это настоящая работа и правое дело, и насколько это будет интересно. Ведь написать книгу, это все равно, что создать целый мир, наподобие Бога, который создал наш мир из ничего.
Но, что я могу противопоставить современным варварам с их ракетами, танками, самолетами? Слово ‒ мое оружие, лист бумаги, плацдарм для битвы, а правда, ‒ основа основ. А то, что нет электричества, не беда, буду писать днем. Солнце, вот оно, казалось бы, близко, но обезьянам его не потушить.
Глава 10
По огороду бродил аист.
Весной они всегда ходят парами, а этот был один. Он останавливался и подолгу стоял на одном месте, понуро опустив голову с длинным клювом. Тужил. Как-то неуклюже, с натугой, взмахивая крыльями, взлетел, вытянув длинные ноги. Белые крылья у него былиокаймлены черным. Андрей проводил его взглядом, глядя из окна. Без аиста все казалось вымершим, и у него возникло гнетущее ощущение, что он последний человек на земле.
По радиоприемнику передавали новости. Перечисляли, в каких городах Украины улицы с русскими названиями переименовали на украинские. В соответствии с программой деруссификации, исчезли улицы Лермонтова, Достоевского, Чехова. Особенно досталось Льву Толстому, в Киеве никак не могли придумать, на кого из выдающихся украинцев переименовать площадь его имени. С восторгом сообщили, что в разрушенном Чернигове снесли памятник Пушкину. Его открыли в 1900 на средства, собранные черниговцами в честь пребывания Александра Сергеевича в Чернигове, куда он приезжал дважды в 1820 и 1824 годах. Андрей помнил этот памятник, изящный бронзовый бюст, неподалеку от Спасо-Преображенского собора. Чернигов один из самых красивых старинных городов мира, ему более тысячи лет, это колыбель человеческой духовности, человеческой, но судя по всему, ‒ не украинской.
После этого, на все лады стали расхваливать подаренное западными друзьями Украины оружие, убивать которым рашистов «одне задоволення»[[3]]. Эти новости постоянно прерывались напоминанием, чтобы слушатели не забыли оплатить коммунальные платежи, «бо наша країна воює і їй потрібні гроші»[[4]]. Виртуозы ветвистой мысли договорились до того, что это даже хорошо, что у нас все так плохо потому, что хуже уже некуда, значит, скоро будет хорошо. Слушая эти «новости», поневоле начинаешь подозревать, что враг проник в наши ряды. Эти шарлатаны вредят Украине больше, чем интервенты.
Андрей выключил радио и решил больше его не включать. Ему не было дела до этой войны и ее исхода. Русские и украинцы с замечательным упорством убивают и калечат друг друга. Если им так хочется, пусть они этим и занимаются. Ни та, ни другая сторона не собирается садиться за стол переговоров, ‒ только война, война до победного конца и, конечно же, парад в побежденной столице: в Киеве либо в Москве.
Сейчас, это не важно. Даже полная непредсказуемость ситуации, когда каждую минуту тебе на голову может упасть «чемодан», ты и взрыва не услышишь, как тебя не станет, Андрея не волновала. Риск погибнуть усугублялся тем, что и те, и другие, обстреливают ракетами дома мирных жителей. В любой момент каждая из говорящих обезьян, может выстрелить, куда ей захочется, и не почешется при этом. Сейчас его беспокоило другое.
