В. Я. Пропп назвал В. Г. Белинского «Основоположником науки о народной поэзии» (Пр. С. 14). «Для Белинского, – писал учёный, – песня прежде всего есть создание художественного гения народа» (там же). При этом он учил видеть в них не только художественный вымысел, но и обнаруживать в них следы тех или иных общественных условий, в которых они создавались.

Так, анализируя былину о новгородском богатыре Василии Буслаевиче, В. Г. Белинский обращал внимание на неверность утверждений о том, что Василий Буслаевич был просто-напросто пьяницей и драчуном. Чтобы понять истинную природу Василия, учил В. Г. Белинский, мы должны увидеть в его конфликте в новгородцами вовсе не пьяную драку, а проявление классовой борьбы, характерной для времени, когда былина о нём создалась. Он писал: «С самого начала поэмы (термин былина ещё не употреблялся. – В. Д.) вы видите существование в Новгороде двух сословий – аристократии и черни, которые не совсем в ладу между собой» (Пр. С. 429).

В академической науке в области былиноведения сложилось четыре школы – мифологическая, миграционная, историческая и эстетическая.

Главой этой школы у нас стал Фёдор Иванович Буслаев (1818–1897). В 1838 г. он окончил словесное отделение Московского университета. С 1847 г. он профессор Московского университета. Ему принадлежит множество трудов. В своих суждениях о сказках и былинах он выдвинул на первый план их мифологическое происхождение.

Былинные богатыри истолковывались Ф. И. Буслаевым как потомки языческих богов. Сами эти боги олицетворяли те или иные природные стихии – землю, воду, воздух и т. п. Задачу исследователя былин он видел в том, чтобы обнаружить в том или ином богатыре его божественного предка. Такую задачу стал ставить перед собой и Орест Фёдорович Миллер (1833-1889) – выпускник историко-филологического факультета Петербургского университета.

В докторской диссертации «Илья Муромец и богатырство Киевское» (1870) О. Ф. Миллер довёл мифологическое истолкование былин до крайнего предела. Выразительный пример – истолкование боя Ильи со своим сыном Сокольником. Оказывается по О. Ф. Миллеру, что за этим боем кроется борьба бога-громовника с тучами, которые сам же он и порождает.

К мифологической школе примкнул и известный собиратель русских сказок Александр Николаевич Афанасьев (1826-1871). Как и О. Ф. Миллер, он возводил образ Ильи Муромца к богу-громовику. «Окованный зимней стужей, он сидит сиднем (т. е. не заявляет себя в грозе). Но вот чудесные странники, калики (весенние дождевые тучи), напояют его живительной влагой – дождём. Тогда он обретает силу, которую и направляет против злых демонов зимы и мрака. Его стрелы, которыми он поражает Соловья-разбойника, – стрелы-молнии. Свист Соловья – завывание зимних ветров, и т. п.» (Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. М.-Л., 1966. С. 30).

Эта школа (В. В. Стасов, Г. Н. Потанин, А. Н. Веселовский, ранний В. Ф. Миллер и др.) направила свои усилия на обнаружение сюжетов русских былин в зарубежном эпосе.

В статье «Происхождение русских былин» (1868) Владимир Васильевич Стасов (1824–1906) искал истоки русских былин и сказок у восточных народов – Средней Азии, Индии, Ирана и др. Его выводы о заимствовании былинных и сказочных сюжетов от восточных народов звучат оскорбительно для русских былинных сказителей и сказочников: «Одним словом, как в отношении состава, так и подробностей, наши былины – довольно тощий и сильно кастрированный экстракт восточных поэм и песен, и притом точно такой же, как и наши сказки» (там же. С. 32).

Подобные измышления получили гневную отповедь со стороны Ореста Миллера, который имел крайне славянофильские взгляды.

Если В. В. Стасов и Г. Н. Потанин искали истоки русских былин на Востоке, то А. Н. Веселовский – на Западе. Он считал, например, что Чурила Пленкович переселился на Русь из Италии. Он явился в Киев, чтобы «изумлять своих более грубых соседей блеском своих культурных привычек и обстановки» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. М., 2015. С. 277).

В. Ф. Миллер считал, что сюжет «Садко» был заимствован новгородцами от эстонцев и финнов. Он писал: «Сюжет, известный в эстонском и финском фольклоре, перешёл к новгородцам. Но поскольку у русских одной из самых популярных была собст венная сказка о морском царе, то заимствованная версия сюжета приняла форму былины» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. Былины. М., 1897. С. 297).

Эта школа (В. Ф. Миллер, Л. Н. Майков, С. М. Соловьёв, Н. И. Костомаров и др.) выдвинула на первый план проблему соотношения былин с реальными историческими событиями, которые происходили в Древней Руси.

Главой исторической школы в былиноведении по праву считают Всеволода Фёдоровича Миллера (1848–1913). В 1870 г. он окончил историко-филологический факультет Московского университета и стал в дальнейшем учёным мирового класса. Его «Очерки русской народной словесности. Былины. I–XVI» (М. 1897. – 464 с.) написаны так, будто их автор – наш современник. Никаких архаизмов! Он поражает своих читателей колоссальной эрудицией и очаровывает их блеском своего изящного стиля. Читая его очерки о богатырях, начинаешь по-настоящему понимать, как высок был уровень былиноведческой мысли в XIX в.

Свою задачу В. Ф. Миллер видел в том, чтобы сквозь призму былинных песен восстановливать те или иные исторические события. Он был убеждён в том, что сквозь былинную призму можно в какой-то мере рассмотреть и конкретных участников этих событий, ставших прототипами былинных героев.

На очень богатом материале В. Ф. Миллер усиленно искал прототипы русских богатырей. В результате пришёл, в частности, к выводу о том, что прототипом Добрыни Никитича был дядя киевского князя Владимира по имени Добрыня, прототипом Алёши Поповича – Александр Попович, который участвовал в битве на реке Калке в 1223 г. И т. д.

По поводу прототипа Добрыни Никитича В. Ф. Миллер писал: «Исходя из древней, внесённой в летопись, пословицы Добрыня крестил огнём, а Путята мечом и из сообщаемого отрывком Якимовской летописи рассказа о насильственном крещении нов городцев воеводами Владимира Добрыней и Путятой, я предположил, что предание о борьбе Добрыни с язычеством приняло впоследствии шаблонные черты боя героя с змием, являющимся олицетворением диавола, язычества и всего нечистого. Подтверждение такого толкования былины я находил как в новгородском местном предании о змияке и перюнском ските, так и в отдельных деталях былины: купание Добрыни (креще ние), в Пучайной (т. е. р. Почайне, при устье которой в Днепре совер шилось крещение киевлян), в отчестве Забавы Путятичны, последнем следе летописного воеводы Путяты, избавленного Добрыней от нападе ния новгородских язычников, в приёмах борьбы Добрыни (шляпа земли греческой) и проч.» (Миллер В. Ф. Очерки русской народной словесности. М., 2015. С. 220).

Леонид Николаевич Майков (1839–1900) изложил свою позицию в книге «О былинах Владимирова цикла» (1863) следующим образом: «Содержание былин Владимирова цикла хотя и вымышленное, но представляется в обстановке, заимствованной из положительной истории, и поэтому хотя между сюжетами былин есть и такие, которые можно возвести к эпохе доисторического сродства индоевропейских преданий, тем не менее всё содержание былин, а в том числе и эти древнейшие предания представляются в такой редакции, которая может быть приурочена только к положительно-историческому периоду. Поэтому необходимо всмотреться в главные исторические данные, встречаемые в былинах Владимирова цикла» (там же. С. 38).

Л. Н. Майков не был крайним «историцистом» в былиноведении. Он считал, что стремиться к установлению прототипов у русских богатырей бессмысленно, поскольку эти богатыри – плод художественной фантазии. Он писал об Илье Муромце: «Илья существует не в истории, а в одном эпосе» (Аникин В. П. Русское устное народное творчество. М., 2001 (сокращённо – Ан.). С. 302).