Баронет подтолкнул соседа в бок:

– В зале и без того будет жарко. Накал страсти можно потушить методом погружения горсти снега за горизонты лифа…

Послышались одобрительные возгласы. Идея пришлась дворянам по вкусу.

Шипек несколько раз хлопнул в ладоши. Раскатистое эхо от мощных хлопков, казалось, собьёт снежный наст с административного здания. Все испуганно умолкли и в недоумении посмотрели на виконта.

– Предложение превосходит мои самые смелые идеи, – признал Шипек. – Однако мы подзабыли, что глубина выреза не обозначает титул хозяйки.

Несомненно, звучал голос разума, необходимый для разгорячённых юношеских умов.

– Потревоженные прелести высокородной леди взвоют об отмщении, – продолжал рассуждать Шипек, – и храбрец будет призван к ответу. В любом случае, я собрал вас с иной важной целью, – сказанное имело вес, и присутствующие насторожились. – Как всем известно, поклонники Дракона нашли способ проточить ход в тело нашего общества. От стражника я узнал, что алтари вокруг школы были собраны на скорую руку, а в качестве подношений использовались высушенные фрукты, чем демон явно не насытится. Невинные жертвы – вот излюбленная пища Дракона!

Шипек умолк, стало зябко.

Баронет прочистил горло:

– Вы считаете, что новый начальник стражи допустит покушение на учениц Верта?

– Предыдущий так и не нашёл еретиков, – заметил Шипек. – О сохранности жизни юных дев стоит беспокоиться. В толпе легко затеряться, незаметно подать бокал со снотворным, в конце концов, опоить девушку и сманить под любым предлогом! За шумом праздника никто и грома не услышит, не говоря про мольбу о помощи!

Призыв Шипека к дворянскому долгу сработал, собрание забурлило: «Недопустимо!», «Мы обязаны что-то предпринять!».

– В этом году дни бала совпадают с полнолунием. Зверь обязательно высунет морду из логова. Тут-то мы его и прищучим!

Заверение виконта добавило страстям пыла.

– Идти с пустыми руками на демона… – сомневался баронет.

– Как я уже говорил: Дракон питается урюком, а его последователи – трусы, наспех лепящие алтари из золы и глины. Рапиры можно позаимствовать в тренажёрном зале…

– …Там же есть сигнальные рожки!

– Два кратких гудка в случае опасности!

Насколько рьяно общество обсуждало план действий, настолько же Берберис упорно молчал.

Шипек деликатно подхватил его под руку и отвёл на пару шагов.

– Боюсь, что не смогу составить вам компанию, – смущённо пробормотал Берберис.

Ни один мускул на лице Шипека не обозначил эти слова трусостью.

– Нам будет вас очень не хватать, граф.

Освободившись от навязываемых обязательств, мысли Бербериса вновь вернулись к теме вечера, пока ноги несли сквозь снег на урок по математике. Обычно преподаватели сами приходили к ученикам в классы, но для профессора Узва́ра сделали исключение.

По слухам профессору перевалило за сотню лет. Иссушенный кожей и телом, он имел слезящиеся глаза, пигментированные руки, а его пальцы, казалось, состоят из одних фаланг. Узвар был трогателен в своей старости, при этом служил образцом воли, поскольку находил силы вставать поутру, отыскивать у кровати тапочки и предаваться работе.

Однажды Узвар так и явился на занятие – в тапочках, о чём ученики деликатно умолчали. Сегодняшний урок визитом почтило всего пять персон. Чаще источника знаний, учебник по математике служил атрибутом соревнования по остроте рапиры. Учебник Бербериса был цел, а изложенные на страницах формулы обретали смысл по мере пояснения Узвара.

В конце урока профессор сам подошёл к нему:

– Ваша Светлость делает успехи в науке.

Неожиданная похвала зацепила Берберису душу.

– Уверяю, что Ваша Светлость сполна оценит полученные знания, когда сможет контролировать махинации управляющего поместьем.

– Возможно управляющего не будет! – выпалил Берберис и тут же болезненно сжал горло. Откровение слишком долго жило в нём и, надо же, вырвалось перед безобидным профессором!

– Вот как? – Узвар удивился. – Да простит меня Ваша Светлость, я человек старый, а время летит вперёд. Дворяне будут сами заведовать делами…

– Не в этом дело, – долго хранимая на сердце истина упорно лезла через сжатое горло. – Жена моего отца беременна. Снова. Прежде она исторгла на свет трёх дочерей, если следующий ребёнок окажется мальчиком, то титул графа перейдёт к нему, поскольку я… – горловой спазм достиг критической отметки, – незаконнорождённый…

Узвар удручённо покачал головой:

– Простите, Ваша Светлость, я забыл, что ваша матушка не успела обвенчаться до родов.

Семнадцать лет назад дочь приходского священника испустила дух, испустив из себя Бербериса. Граф признал ребёнка своим и взял на воспитание. Годы шли, Берберис рос, а его отец надумал жениться. Новоиспечённая графиня через год разродилась девочкой и в течение пяти лет настрогала ещё двух представительниц Преклетов. Берберис предполагал, что будет ненавидеть сестёр, однако вышло иначе и сёстрам было дозволено не только приставать к нему с расспросами, но также использовать в качестве пони.

Привязанность к малышкам служила своего рода подписью под договором взаимной терпимости между Берберисом и графиней. Но близился срок четвёртых родов, а бал начнётся уже сегодня.

– Позволит ли Ваша Светлость сказать кое-что не связанное с математикой и вообще с наукой? – на поверхности слезоточащих глаз профессора всплыл терпеливый вопрос.

Берберис кивнул.

– Вы молоды и сильны телом, также я имел честь отметить ваш ум. С подобным набором добродетелей Вашей Светлости нечего опасаться за будущее. Вам суждена долгая яркая жизнь! Цените каждый день как величайшую драгоценность. Уж кому-кому, а старику лучше всех это известно.

Уж для кого, а для старика всё давно позади! Он пережил свои страсти и невзгоды, а давать наставления о лёгкости бытия неспокойной молодости, стоя одной ногой в могиле, попросту глупо.

Берберис сухо поблагодарил профессора. Раздражение защипало изнутри – начало дня чересчур насыщенно событиями для спокойной подготовки к вечеру, всё лишнее так и норовит подлезть под ноги, а праздничный камзол по-прежнему нуждается в пришивании пары пуговиц, не говоря про ожидающие чистки туфли. Вещи уже не новы, что сильно печалило Бербериса. Он надеялся на осанку и ледяной взгляд, как на ширму от внимания окружающих.

Зимой темнеет рано, но Верт был готов – лампы накаливания вспыхнули ярче факелов по воле одного рычага. Дорога от корпусов юных леди до административного здания была очищена, молодые господа сами кое-как перебрались через сугробы. Румяные, они приветствовали барышень низкими поклонами на протяжении почти всего пути. Такие же румяные барышни отвечали снисходительными смешками.

Первая бальная ночь проводилась в актовом зале и была посвящена дарам земли: горы фруктов возвышались на столах, с люстр свисали перевязанные лентами пучки мелиссы, а ароматные саше вручались каждому вошедшему в качестве приятного бонуса к вечеру. Юные дворяне дивились замечательному убранству и обсуждали блеск драгоценных камней при искусственном освещении.

Камерный оркестр закончил тихую приветственную мелодию и заиграл увереннее – время для танцев ещё не наступило, однако толпу следовало подогреть. Под переливы скрипок между учащимися стало происходить занятное движение рук – передавались записки. Преподаватели и стража, уловив шорох бумаги, тут же реагировали на звук – Верт гордился репутацией целомудренного заведения. Но в изъятых клочках всё было невинно: предлагались танцы, либо выказывалось восхищение внешним видом.

Берберис стоял у стены, сгорая от стыда за ношенный камзол. Его туфли сверкали свежим лаком, однако давнишние изломы кожи оставались заметны. Из-за повышенной возбудимости обычно бледные щёки графа сегодня отливали пунцовым. Он боялся, что сляжет с нервной лихорадкой до назначенного срока и позволил себе выпить пару бокалов разбавленного вина. Знакомые шепнули ему за каким из столов виночерпий раздаёт самый экстракт напитка, но пробираться к тому месту означало покинуть удобную наблюдательную позицию у входа.