Но вскоре от таких его раздумий и от такой плавной качки не осталось и следа, внезапно началась сильная тряска. Лось, выйдя из леса в предгорный распадок, резко прибавил ходу, отчего бедняга Тимофей стал содрогаться с ещё большей силой. Все его внутренности, бебехи, бока, даже брюшко заходили ходуном и заколыхались, словно холодец на блюде. Однако такая тряска длилась недолго, лось, быстро преодолев предгорье, остановился.

– Ну, вот и всё,… слазь! Дальше пойдёшь сам,… обиталище лесовика за теми горами,… а мне туда нельзя, там для меня прохода нет, там я попросту застряну! Вон, видишь, меж скал узкая тропинка вьётся,… вот тебе туда и надо! Я же свою часть уговора выполнил, довёз тебя, как и обещал,… теперь пришла пора тебе смекалку проявлять,… иди по дорожке она тебя к цели и выведет… – сказал лось, и вновь приклонил ногу, давая возможность Тимошеньке слезть с него.

– Ну что же,… спасибо тебе за всё,… очень ты мне помог,… вот только растряс меня немного,… ну да это ничего, главное я теперь знаю, куда мне идти… – поблагодарил лося Тимофей, и радушно распрощавшись с ним, немного пошатываясь, побрёл по тропинке, пережитая им болтанка пока ещё сказывалась. А лось, проводив его добрым взглядом, развернулся и, сделав всего пару шагов, растворился в горной дымке, словно его и не было.

Однако Тимофей этого уже не видел. Он охваченный своими раздумьями, быстро ступая по тропинке, уверенно взбирался ввысь на горный хребет, чтоб преодолеть его пиковую точку. От одной только мысли о своей возлюбленной Евстегнеюшки у него резко прибавилось сил и энергии, и он почти сразу пришёл в норму от мучавшей его качки. В одно мгновение он почувствовал себя бодрым, ловким, крепким и лёгким в прямом смысле.

За то краткое время пока Тимоша болтался и трясся на лосе, с ним произошли существенные изменения. Бока его чудесным образом уменьшились, щёки опали, а живот вообще исчез, можно сказать, его порядком утрясло. Тимофей заметно похудел, постройнел, и его фигура стала теперь больше похожа на фигуру атлета. Примерно на такую же, какая бывает у борцов в цирке на ярмарке. Как-то однажды ещё в раннем детстве родители Тимоши водили его на такое представление, и он там видел подобных атлетов, видел и запомнил, и сейчас обратив внимание на произошедшие с ним изменения, очень изумился такому сходству.

– Ну, надо же,… а прогулки-то по лесу и вправду идут на пользу, я теперь словно заново родился! Знать, права была Евстегнеюшка, говоря, что мне надо больше шевелиться и двигаться! Ах, какая же она умница, как же мне с ней повезло,… вот только бы поскорей найти её да от старика-лесовика избавить,… спасти мою голубушку,… а уж там мы с ней заживём… – размышлял он, упорно продолжая идти вперёд.

Однако все эти его размышления сыграли с ним злую шутку. Пройдя, таким образом, почти целый час, он и сам не понял, как вновь очутился в густых зарослях. Оказалось, что пока он вот так вот шагал да рассуждал, он успел уже пересечь и сам перевал, и пройти его предгорье, и снова забраться в лес, но только уже в другой лес, в чужой и не знакомый, в тот в котором властвовал старик-лесовик. Тимофей был настолько увлечён своими мыслями что, взойдя на саму вершину перевала, он быстро перескочил на другую его сторону и даже не обратил внимания, какой вид открывается с высоты. А вид оттуда открывался воистину великолепный. Там внизу в долине под горами существовал совершенно другой мир, абсолютно иная реальность.

Там в свете полуденного солнца листва на деревьях играла такими яркими красками, что просто голова кружилась от столь волшебного изобилия цвета. Вся растительность вокруг искрилась необыкновенным изумрудным мерцанием, везде гуляли серебряные блики изумительной красоты. А сама долина была наполнена призрачным лазоревым сиянием, исходившим от раскинувшегося у её подножия огромного безбрежного моря. От его великолепия и размаха захватывало дух, просторы его поражали, такого грандиозного зрелища свет ещё ни видывал. Вода в море была прозрачной и чистой, словно горный воздух на рассвете, а яркие переливы его волн сияли настолько диковинным блеском, что невозможно было оторвать взгляд. Прекрасней этого моря не существовало ничего, и то, что Тимофей попал сюда, было настоящим чудом, ведь до сей поры ни один человек, ни один путник не знал к нему дороги. Тимоша был первым кто преодолев перевал нашёл к нему путь, правда он и сам ещё этого не понял, до того он был поглощён своими мыслями.

Но вот теперь оказавшись в столь невероятном лесу, и немного пройдя по его сияющим кущам, он вдруг явственно ощутил новизну перемен. Он увидел всю необыкновенность этого места, заметил яркость красок, почуял свежесть морских ароматов, и уже было хотел остановиться и насладиться всем этим великолепием, но не успел. Тропинка, по которой он шёл, внезапно оборвалась, и он упёрся в заросший бурьяном тупик, заканчивающийся небольшим холмом с торчащей из него корягой. Тимоша, чтоб оглядеться вокруг, сходу вспрыгнул на эту корягу, но она неожиданно под ним хрустнула, накренилась, и он с треском провалился в какую-то глубокую яму, наполненную мягким валежником и жухлой листвой.

– Ой-ё-ёй! Где это я!? Куда это я попал!? – очутившись на дне ямы, закричал он, и уже было хотел вскочить на ноги, как его устремления были резко прерваны.

– Ты чего это орёшь, словно тебя белка укусила!? Ну-ка потише тут,… не видишь что ли, я сплю,… ишь раскричался,… разбудил меня… – легонько ткнув его лапой, возмущённо прорычал лежащий на листве медведь. Оказывается эта яма вовсе и не яма, а берлога, в которой после обеда отдыхал местный мишка.

– Ах, извините,… я нечаянно сюда упал,… просто шёл по лесу да вот провалился,… и шуметь я больше не буду… – приглядевшись в полумраке, кто рядом с ним, и в какое положение он сам попал, покорно пробормотал Тимоша и застыл в нерешительности.

– Ага,… провалился, значит,… ну что ж, ладно,… бывает такое,… да и ты на меня не серчай, что нарычал на тебя,… сам понимаешь, я тут дремлю, посыпаю, и вдруг ты ко мне словно снег на голову сваливаешься,… ну, так я для порядку и рыкнул! А ты что ж за смельчак такой будешь, что один по лесу разгуливаешь!? И вообще, откуда ты в наших краях взялся!?… Ведь мы-то тут акромя нашего старика-лесовика других людей давным давно не видали… – присмотревшись к Тимофею, мирно спросил медведь. А Тимошенька-то уже привык, что в этом лесу все дикие звери с ним душевную беседу заводят, и, не удивившись ничему, небрежно так молвит.

– Вот и ты, мишка косолапый, сразу про лесовика заговорил! Да здесь почитай все звери мне про него твердят,… а я ведь его и ищу,… хотя мне толком так никто дорогу к нему и не указал,… может, ты меня проводишь!? – вопросом на вопрос дерзко ответил Тимоша.

– Ах, вот как,… прямо так сразу и проводить тебя! Ты мне не говоришь, кто ты есть такой и зачем сюда пожаловал, а я тебя проводи,… нет, так дело не пойдёт! Не хочешь говорить, вот и сиди здесь помалкивай, а я пошёл,… надо будет, сам отсюда вылезешь,… а я тебя вытаскивать не стану… – недовольно фыркнул медведь, и ловко подпрыгнув, одним махом выбрался из берлоги.

– Постой мишка! Прости меня за грубость,… устал я что-то нынче, вот и надерзил,… вытащи меня,… помоги, не бросай одного, а я тебе всё расскажу… – поняв какую нелепую глупость он совершил, взмолился Тимофей.

– Ага, опомнился значит,… осознал, свою ошибку! Ну, тогда молодец,… а то где ж это видано, чтоб в медвежью берлогу провалиться, да ещё и её хозяину грубить! Ну да ладно,… что было, то было,… вижу, парень ты невредный, покладистый,… хотя и с лесными зверьми общего языка находить ты не умеешь,… вот они, наверное, поэтому-то тебе дорогу к лесовику указывать и не хотели,… хе-хе,… ну, и горемыка же ты… – снисходительно усмехнувшись, разжалобился медведь.

– Это да,… это ты точно подметил,… с животными я общаться не умею,… не получается у меня! Не то они меня недолюбливают,… не то я им что-то не так говорю,… а отсюда и все мои неудачи… – тихо вздохнув, отозвался Тимофей.