Дни быстро летели. Мы с Петром и Вартаном, спасаясь от городской духоты, пару раз съездили на Чарвакское водохранилище, которое появилось в результате строительства каменно-насыпной плотины.

После разрушительного землетрясения 1966 года Ташкент и окрестные посёлки начали отстраивать заново и, чтобы решить проблему нехватки электроэнергии, построили Чарвакскую ГРЭС. Искусственное озеро затопило близлежащие земли и скрыло под слоем ила и воды многие исторические памятники. Зато голубая гладь воды, в которой отражаются изумительной красоты горы и возможность отдохнуть от суеты городской жизни на живописном берегу с лихвой компенсируют потерянное. В озеро впадают три реки: Угам, Чаткал и Пскем, которые весной наполняют его водой доверху. Летом это великолепные бурлящие потоки, а зимой воды в них мало, но можно любоваться ущельями, по которым они протекают…

13 августа я проснулся рано утром, и приведя себя в порядок, приехал в штаб 40-й Армии и поднявшись на второй этаж, подошёл к двери с номером двадцать семь. Постучал в дверь и, спросив: «Разрешите?», зашёл в кабинет. Комната была небольшой. Прямо у входа стоял первый стол, за которым, склонившись над бумагами, сидел молодой капитан, на его стуле висел китель с погонами с четырьмя звёздочками на каждом, а на петлицах блестели общевойсковые эмблемы, такие же были у военнослужащих мотострелковых войск. За его спиной у окна стоял второй стол, за которым никого не было.

— Товарищ капитан, здравия желаю! — поздоровался я с офицером. — Разрешите представиться?

— И тебе не кашлять, — с недоумением посмотрел капитан на стоящего перед ним в гражданской одежде молодого человека, — представляйся.

— Младший лейтенант Соколов, переводчик языка пушту, представляюсь в соответствии с предписанием для распределения к дальнейшей службе.

— Почему не по форме одеты? — решил построить меня штабной офицер.

Легенду об этом я придумал, ещё когда меня посетила мысль не тащиться в офицерской форме по солнечному Ташкенту, потея от здешней жары и многочисленных патрулей комендатуры.

— В аэропорту чемодан мой потеряли, ищут. — И я честными глазами посмотрел на военного чиновника.

— Да? Что-то часто у переводчиков чемоданы с формой теряются, ты на моей памяти уже пятый такой, — с ехидной улыбкой проговорил капитан.

Я молчал, спокойно размышляя о том, что «ни хрена ты мне кэптан не сделаешь и дальше Афгана не пошлёшь».

— Ладно, давай сюда предписание, удостоверение личности офицера, отпускной билет. Отметки на отпускном о постановке и снятии с учёта по месту проведения отпуска все есть?

— Так точно. — Я даже в Сочи не поленился заскочить в комендатуру и поставить печати.

— На тебя уже есть запрос из спецназа ГРУ, официально 7-й ОМСБ (отдельный мотострелковый батальон), а по сути 186-й Отдельный отряд специального назначения, — и с ухмылкой спросил: — Как, товарищ младший лейтенант, коленки не затряслись?

— Никак нет, товарищ капитан. — Знал бы ты, родной, что когда-то мне уже приходилось топтать афганские хребты, дрожать, но не от страха, а от холода, опускающегося на землю с заходом солнца, сжимая заледеневшими пальцами цевьё автомата. В отдельных провинциях Афганистана днём температура доходит до +45+50 градусов Цельсии, а ночью падает до минусовых температур, и вода во фляге превращается в лёд…

— Вылет через два дня из военного аэропорта «Тузель». С собой лишние вещи не брать. Разрешается две бутылки водки, пару блоков сигарет. Остальное, в том числе автомат, получишь в части.

На следующий день я поехал в аэропорт Ташкента встречать своих товарищей по языковой группе. У меня были их домашние телефоны и позвонив по межгороду, удалось по говорить со всеми. К моему удивлению прилетали они все в один день, при чём заранее не договариваясь.

Из аэропорта мы дружно поехали в штаб армии, где каждый из них получил своё распределение.

Кроме меня в войска специального назначения попал командир нашей языковой группы Султанов, Костя Колпащиков и Женя Горохов, среднего роста, светловолосый, с серозелёными глазами на всегда приветливом лице парень. Вся группа у нас была дружная, ещё во время учёбы мы старались все праздники и дни рождения отмечать вместе, чему завидовали остальные наши однокурсники. Ещё четверо наших друзей были тоже распределены в ГРУ, но только в ОСНАЗ, радио и радиотехническую разведку, и им предстояло прослушивать радиоэфир и ловить переговоры наших врагов. И только Володьку Лебедя назначили служить в военную прокуратуру.

На правах старожила я показал друзьям Ташкент, и через день мы все уже сидели на пересылке в военном аэропорту «Тузель», который ещё назывался «Ташкент Восточный» и был построен в 1983 году.

Почти все офицеры, прапорщики и вольнонаёмные, прибывающие в Афганистан, проходили через этот пересыльный пункт, который состоял из двух двухэтажных бараков с трёхъярусными солдатскими кроватями. Койки были заправлены солдатскими одеялами и те, вылет которых по какой-либо причине задерживался, коротали время здесь.

Наш вылет тоже задерживался, поэтому, сбросившись оставшимися финансами, отправили гонцов за водкой и закуской. У меня денег не осталось, перед отъездом я зашёл к Ирине Васильевне и поблагодарил их с Петром за тёплый приём, отдав пятьдесят остававшихся у меня рублей. Конечно, деньги хозяева брать категорически отказывались, но я сказал, что они мне в ближайшее время не понадобятся, и настоял на своём.

Из закуски наши гонцы купили два арбуза, нагревшихся на солнце, и много бутылок водки, которая тоже была тёплой.

К тому времени, когда за нами пришёл дневальный и сообщил, что пора идти на посадку в ждущий нас ИЛ-76, мы уже все были серьёзно пьяны, но, захватив вещи, прошли через таможню и пограничников к самолёту. Часы показывали два ночи.

Нам достался стандартный военный транспортник с лавочками вдоль бортов, а по центру были закреплены два БТР-80.

Мягко взлетев, наш самолёт набрал высоту и, устремившись в звёздное небо, полетел в Кабул.

В Кабуле я расстался с товарищами. Со мной остался только Костя Колпащиков. Остальные поехали и полетели на новые места службы.

А через день и мы с Костей на Ан-22 приземлились в Кандагарском аэропорту «Арианна».

Все вылеты совершались в ночное время, чтобы обезопасить самолёты от попадания ракеты из переносных зенитных ракетных комплексов. В это время американцы уже поставили моджахедам почти четыре тысячи ракет «Стингер», и все самолёты, взлетая и садясь на взлётную полосу, использовали ЛТЦ (ложные тепловые цели), ловушки, чтобы запутать ракету и перенаправить её для поражения одной из ловушек.

Мы прилетели под утро. Высадив нас на взлётной полосе, самолёт покатил в сторону ангаров, а Костя, я и ещё человек двадцать прилетевших офицеров направились к аэропорту.

Нам оставалось пройти метров четыреста, когда я вдруг услышал звук, чем-то похожий на комариный писк.

— Бегом! Мы под обстрелом! — закричал я и мы с Костей побежали в сторону здания аэропорта.

Метров сто сзади нас раздался оглушительный взрыв. Я толкнул Костю, падая на бетонные плиты аэродрома, и над нашими головами просвистели осколки разорвавшегося снаряда. Вскочив, мы побежали дальше и уже забежали в здание, оглядываясь назад, когда ещё несколько разрывов накрыло взлётку. Полный офицер, задыхаясь от одышки, бежал последним и не добежал метров двадцать. Он продолжал бежать даже без головы, когда режущая кромка осколка перебила ему шейные позвонки, отбросив голову куда-то по ходу движения…

Молодой лейтенант, остановившийся рядом со мной, побледнел, прикрыл рот рукой и отвернулся в сторону, пытаясь сдержать рвотные рефлексы.

Найдя спокойное место на территории аэропорта, мы с Костей присели.

— Какая страшная смерть, — Костя обхватил себя за голову, — был человек, и нет его. А ведь его где-то ждёт семья…

«Да, нелепая смерть», — подумал я и сколько не напрягал память, не мог вспомнить подобного случая в своей прошлой жизни. Многие события, происходившие сегодня, уже отличались от тех, которые я помнил. Да и разве могло быть иначе, ведь в этот раз со мной был чёрный кинжал.