Рисуется единственный выход: Леху пока попридержать – потянуть время, а самому крепко подумать, что делать с этим чертовым схроном. Вот, блин, задачка так задачка!
– Приехали.
Басмач остановился возле «Чырвоной вежи». На парковке уже стоял «гелендваген» Витька. Надо полагать, он ждет их внутри заведения.
– Что надумал? – спросил Леха, настырно возвращаясь к единственной волновавшей его теме.
– Я с утра не жрамши. Пойду чего-нибудь в топку брошу, а то язва разыграется, – придерживаясь избранной тактики «ни да, ни нет», ответил Кама. – Ты пока с фотографиями вопрос реши. За столом договорим.
Басмач досадливо прикусил губу, но подчинился и, высадив минского гостя, отправился распечатывать фотки.
Ресторан «Чырвоная вежа» располагался в бывшей водонапорной башне, что в самом центре Бобруйска. Очень долго она стояла заброшенной, но 13 лет назад ее отреставрировали и превратили в «предприятие общественного питания с широким ассортиментом блюд».
Кама поднялся на лифте на самую верхотуру бывшей башни, в обеденный зал под прозрачным стеклянным куполом. Витек сидел за одним из столиков, с чашкой кофе. Кама присоединился к нему, заказал чай и… овсянку – насчет язвы это была не шутка. Но даже пережевывая кашку, он думал, думал, думал…
Когда в зале появился Басмач, Кама был уже готов к серьезному разговору.
– Фотки. – пояснил Леха, положив на стол конверт, и опустился на свободный соседний стул. – Так, что скажешь? – не удержался он, чтоб не напомнить о больном.
– Леша, серьезные дела суеты не терпят, – покончив с овсянкой и перейдя к чаю, снисходительно заметил Кама и прибавил, обращаясь к Витьку: – Ты перекури покуда.
Здоровенный детина, Витек был из тех, кто предпочитает лишним знаниям спокойный сон. Он послушно встал из-за стола и со словами «Я в машине подожду» направился на выход.
– Кто, кроме нас с тобой, знает, где схрон? – поинтересовался Кама, проводив взглядом удаляющегося Витька.
– Никто.
– Оно и ладно – целее будет, – одобрительно промолвил Кама. – Поляку скажешь, цена подходящая. Пусть готовит бабло и транспорт. Товар можно будет забрать через неделю. Раньше не получится. Я завтра отъеду на пару дней в Москву. Подвис там один вопрос. Без меня – в лес ни ногой. Вернусь – обкашляем, что и как. Подготовимся, чтоб не спалиться. Все понял? Вот и хорошо, – в ответ на утвердительный кивок Басмача заключил Кама.
Девять месяцев в году черт-те что в природе творится. Ну ладно еще осенне-весенняя непогодь с серостью, слякотью и прочими ненастными безобразиями – никуда от этого не деться. Так и зима уже как-то не очень на зиму похожа: то едва ли не плюс, и все тает, а то мороз, и сугробы в рост человека. Все, как манны небесной, ждут лета, и, пожалуйста: на носу июль, и этакая вот фигня! Рассуждения такого свойства недвусмысленно навевала на Павла Андреевича, проплывавшая за окном машины утренняя Москва. Причем, проплывавшая, в буквальном смысле: конец июня ознаменовался похолоданием с невиданным количеством осадков. И теперь город тонул в потоках воды, потому как ливневая канализация традиционно оказалась не готова к разгулу стихии, подначил про себя коммунальщиков Павел Андреевич. Вот и тонем помаленьку, продолжал рассуждать он.
«Форд» остановился напротив здания московского главка, и полковник полиции Букреев покинул с недавних пор полагавшийся ему служебный автомобиль. Здесь, на Петровке, 38, он проработал 28 лет. Начинал оперуполномоченным уголовного розыска, вскоре стал старшим опером, потом опером по особо важным делам, возглавил отдел, и теперь вот, уже второй месяц как пересел в кресло начальника Управления уголовного розыска – то бишь прославленного МУРа. Поскольку должность генеральская, а очередное звание – лишь вопрос времени, необходимого бюрократической машине министерства, чтобы соответствующие бумаги прошли все положенные инстанции и превратились в приказ о присвоении полковнику Букрееву чина генерал-майора.
Только блестящие перспективы карьерного роста полковника не больно-то воодушевляли, а вернее сказать, чем дальше, тем больше угнетали. Оперативную работу он знал, понимал и любил. А вот в начальственных играх-интригах, в которые его, хочешь не хочешь, помаленьку затаскивало руководство главка, ощущал себя рыбой вне среды естественного обитания, то есть на суше. В должности начальника УУР он пробыл еще всего ничего, но уже ощутил усталость от нее, постоянно отбрыкиваясь от разного рода начальственных полунамеков, сигналов и недомолвок, имевших целью объяснить ему, простофиле, что перед законом, само собой разумеется, все равны, но надо быть готовым к тому, что есть и те, кто значительно равнее.
Пока он держался по отношению ко всем этим подковерным играм стойко. Что будет дальше, как пойдет служба – только время прояснит. Он с ностальгией вспоминал свою бурную оперскую молодость, когда ему сам черт был не брат, и даже если кто-то из больших начальников принимал решение, идущее вразрез с его представлениями о законе и справедливости, то его вины в этом не было. Он разыскивал и ловил злодеев. Что с ними происходило дальше – извините, все вопросы – к следствию и суду.
Даже уже будучи уже начальником убойного отдела, а он семь лет в этой должности оттрубил, Букреев пытался сохранять свой статус. Иногда ему это удавалось, иногда не очень. Теперь же статус обязывал прислушиваться, принюхиваться, да и вообще держать нос по ветру. Он перекочевал в стан тех, кто принимает решения и отдает приказы, а стало быть, и сам порой обречен бездумно подчиняться решениям и приказам, спускаемым сверху. С такими примерно мыслями Букреев прошел через КПП, дальше – через центральный вход и, миновав лифты, по своему обыкновению поднялся по мраморной лестнице на третий этаж пешочком. Привычка – старую собаку новым трюкам не обучишь.
Раскланявшись в приемной с секретарем Алевтиной Васильевной, вошел в кабинет руководителя Управления уголовного розыска. Он и раньше частенько сюда наведывался, но в ином качестве: то для доклада, то для получения начальственного втыка за служебные прегрешения, а случалось – и нередко – приглашался для вручения чего-нибудь памятного, вроде почетной грамоты или ценного подарка. Всяко бывало. Четверть века с гаком отпахать в сыске – это вам не шваброй гвозди забивать.
Рабочий день начался как обычно, с беглого ознакомления со сводкой происшествий за прошедшие сутки. По большому счету, интерес представляли только ночные события, потому как с работы Павел Андреевич вчера ушел в полдесятого вечера и обо всем приключившемся в столице на тот момент был осведомлен – имел привычку «держать руку на пульсе». Пробежав глазами сводку, Букреев ничего, требующего безотлагательного вмешательства, не обнаружил. Настроение стало понемногу улучшаться.
Он заглянул в ежедневник. Удивительное дело, но на сегодня ничего загодя запланированного там не значилось. Руководить МУРом – дело хлопотное, и такие вот моменты выдаются крайне редко. Понятно, что долго этот тайм-аут длиться не может. Букреева, как тертого-перетертого, хоть и бывшего, но опера, событийный вакуум всегда немного настораживал. Когда завал в делах – понятное дело, чего уж хорошего, но коли все тихо – тоже непорядок.
Однако как есть, так есть, и, покуда начальники отделов совещались с личным составом, попутно раздавая всем сестрам по серьгам, в деятельности полковника Букреева образовалась пауза. А когда тебе полста два, и мозг активной деятельностью не занят, да еще и в багажнике твоего человеческого и профессионального опыта много чего поднакопилось, в голову помимо воли приходят такие мысли, что сам диву даешься.
Сейчас вот Павел Андреевич вдруг отчего-то вспомнил как, будучи еще зеленым оперком, впервые выехал в составе группы на место преступления.
Дело было летним утром в парке «Сокольники». Кругом – рукотворный лес с зелеными лужайками. Небо голубеет. Солнышко светит. А среди берез, на травке, раскинув руки в стороны и глядя в бездонную высь широко раскрытыми остекленевшими глазами, лежит парень, молодой, красивый и… мертвый. Характерный внешний вид усопшего наталкивал на мысль, о его принадлежности к только набиравшему тогда силу спортивно-рэкетирскому сословию: косая сажень в плечах; бритый затылок; сбитые кулаки, привычные к мордобою. К тому же из-под распахнутой легкой куртки виднелась рукоятка заткнутого за пояс «ТТ», которым убиенный, определенно, воспользоваться не успел.
