Гримани открыл первый паспорт и просмотрел его.

- Хьюго Патрик Флетчер, рождён 8 июля 1799 года, - он смерил Флетчера взглядом. – Вы именно того возраста, которого сейчас должен быть Орфео.

- Ничего не могу с этим поделать, - ответил тот.

- Где вы были с декабря 1820-го по март 1821-го года?

- О, Господи, - Флетчер провёл рукой по своим жёстким каштановым волосам. – Дайте подумать. Я помогал одному натуралисту в Берлине с книгой, которую он писал. Мы закончили в конце 1820-го, и я бродил по Франции и Германии полгода.

- Вы не приезжали в Италию?

- Нет, тогда нет.

- Но вы бывали здесь прежде?

- Да, чуть позже. Я жил в Берлине, преподавал английский и изучал естественные науки. Во время каникул я путешествовал. Я бывал в Италии один, нет, два раза. Я вернулся в Англию в прошлом декабре, когда умер мой отец.

- Почему вы приехали в Италию сейчас?

- Потому что лорд и леди Сент-Карр, управляющим у которых состоял мой отец, попросили меня сопровождать их сына на континенте, - он добавил с нажимом. – Они были под впечатлением, что Италия – это цивилизованное место, которое стоит увидеть каждому джентльмену.

- Вы увидите, что Италия – это самое цивилизованное и гостеприимное место для тех, кто приезжает с добрыми намерениями. Кто-нибудь может подтвердить ваше местонахождение в первые месяцы 1821-го года?

- Я так не думаю. Я был сам по себе. Но если я хорошо подумаю, то смогу вспомнить кого-нибудь, - он беспомощно развёл пальцы, - это было очень давно.

- Если бы я был вами, - заявил Гримани, - я бы попытался вспомнить. Где вы были прошлым вечером в десять часов?

- На празднике.

- Это недостаточно точно.

- Это самое точное, что я могут сказать. Я ходил повсюду, искал… - он оборвал себя.

- Да?

- Искал того же, что и все – веселья, песен, танцев и так далее.

- Вы были одни?

- Да, - Флетчер ухмыльнулся, - иногда даже наставник должен отпускать вожжи.

- Это уж слишком, Хьюго! – запротестовал Сент-Карр. – Сперва ты бранишься, что я ушёл один и заставил тебя искать меня всю ночь, а сейчас говоришь, что хотел побыть один!

- Беверли, - напряжённо ответил Флетчер, - я думаю, ты должен позволить мне отвечать на вопросы.

Гримани впился в Сент-Карра ледяным взглядом.

- Куда вы отправились, когда ушли на праздник в одиночестве?

- О, я был везде и всюду. Я прекрасно поладил со всеми – особенно с солдатами.

- Просто удивительно, чего можно добиться, раскошелившись на пару бутылок вина, - пробормотал Флетчер.

Гримани всё ещё не отрывал глаз от Сент-Карра.

- Где вы были в десять вечера?

- Послушайте, - смешался юноша, - я не думаю…

- Отвечайте на вопрос. Где вы были в десть вечера?

- Я не знаю. Я не думал о времени.

- Кто-нибудь может засвидетельствовать ваше местоположение примерно на этот час?

- Я так не думаю. Я всё время знакомился с новыми людьми, я не знаю, кем они были или откуда появлялись. И мне не нравится и половина того, на что вы намекаете!

- Беверли! – рявкнул Флетчер. – Думай прежде, чем говорить!

- Но, Хьюго, он выставляет меня лжецом! Он думает, что я бродил здесь прошлой ночью и пел!

- Бога ради, Беверли! – Флетчер простёр руки. – Он думает, что ты убийца! Если ты – Орфео, то можно прозакладывать всю Ломбард-стрит против яичной скорлупы, что ты убил маркеза Мальвецци!

У Сент-Карр отвалилась челюсть.

- Я убил его? Да я его даже не встречал!

- Считать, что Беверли – это Орфео, просто глупо, - обратился Флетчер к Гримани. – Он слишком молод.

Гримани открыл паспорт Сент-Карра.

- Беверли Персиваль Сент-Карр, - прочитал он, немного запинаясь на английских именах, - рождён 9 апреля 1803 года, - он смерил юношу взглядом. – В начале 1821-го года вам было почти восемнадцать. Это достаточно, чтобы голос сломался. И было бы только естественно прибавить себе возраст, чтобы маркез Мальвецци не считал вас юнцом и думал, что вы можете отвечать за себя.

- Но я этого не делал! – воскликнул Сент-Карр. – Меня здесь не было! Я никогда прежде не приезжал в Италию! И вот что я вам скажу – я сюда никогда больше и не приеду. Я и понятия не имел, что здесь так могут обращаться с человеком.

- И вы умеете слушать музыку, - продолжал Гримани, - и я, как я понимаю, в вашей стране вы можете считаться джентльменом.

- Считаться! – взорвался Сент-Карр. – Нет, в самом деле, это…

- Уймись, Беверли! – Флетчер схватил его за руку.

- Где вы были с декабря 1820-го года по март 1821? – не останавливался комиссарио.

- Я должен отвечать? – спросил Сент-Карр своего наставника.

Флетчер с беспокойством посмотрел на Гримани.

- Если вы не ответите, - предупредил комиссарио, - вас возьмут под стражу. В Соладжио не слишком уютная тюрьма. Крыша там протекает, узники спят на соломе, и им не дают покоя крысы. Но если вы хотите туда отправится, это не моя забота.

- Он может это сделать? – ослабевшим голосом спросил Сент-Карр.

- Почему вы обращаетесь к нему? – рявкнул Гримани. – Вы здесь по моему приказу. Ваши паспорта у меня. Можете ли вы сомневаться, что если я сочту нужным, то прикажу солдатам схватить и запереть вас – на день, на неделю, на сколько потребуется – и что это будет исполнено?

Сент-Карр сглотнул и ничего не сказал.

- В последний раз, - сказал Гримани, - где вы были в первом квартале 1821-го года?

- Я жил в Кентербери с колотушником.

Занетти сбился.

- Колотушником? Что это значит, простите?

- Наставником. Старый сумасброд, что вколачивает вам в голову знания прежде чем отправиться в университет, чтобы ты не слишком выделялся среди прочих.

- Вы жили в доме этого человека? – спросил Гримани.

- Да. Нас было трое учеников, что бубнили латинские глаголы и тому подобное.

- Долго вы прожили у него?

- Я не помню точно. С осени 1820-го до лета 1821-го.

- Как звали этого колотушника?

- Хоукинс. А других учеников – Уайтфилд и Нойес.

- Как их личные имена?

- Я не помню. Мы не использовали их.

- Можете ли вы доказать, что были в этом Кан-тер-бёри с колотушником в то время, когда Орфео был здесь?

- Нет, конечно, нет. Остальные могут поручится за меня, но их здесь нет.

- Верно, - согласился Гримани, - их здесь нет.

- О, ради любви Господа! – вмешался Флетчер. – Не думаете ли вы, что Беверли сбежал от учителя и добрался до Италии?

- Для начала я даже не знаю, жил ли этот человек у учителя. И вы этого не знаете. Вы сказали, что тогда вас не было в Англии.

- Но я бы знал, пропади Беверли на несколько месяцев! Его родители бы написали.

- Возможно, они хотели это скрыть, - предположил комиссарио, - или сами не знали. Колотушник мог побоятся сказать им, что их сын пропал. Или он мог сам послать синьора Сент-Карра в Италию, как агента карбонариев. Карбонарии вербуют сторонников везде, в том числе, в Англии.

- Из всех нелепых… - Флетчер начал расхаживать по комнате, но понял, что его окружили солдаты. Он повернулся к Гримани, и его гнев сменился мольбой. – Синьор комиссарио, вы должны понимать, что вам нужен не Беверли. Он слишком молод и пустоголов, чтобы оказаться карбонарием, не говоря уже об убийце. Он не умеет петь, он учился только разбирать музыку, чтобы заглядывать дамам в декольте… прошу прощения, маркеза.

Беатриче склонила голову с едва заметной улыбкой.

- Верните ему паспорт, - умолял Флетчер. – и позвольте уехать в Швейцарию. Я останусь здесь.

Гримани только отмахнулся от такого предложения.

- Почему вы приехали в Соладжио?

- Мы искали тихий и спокойный сельский край, - иронично отозвался Флетчер.

Гримани встал.

- Этот допрос окончен. Вы можете идти. Когда вы понадобитесь мне снова, я за вами пошлю.

- И вы думаете, мы будем сидеть, сложа руки, пока вы не убедитесь, что среди нас нет Орфео? – спросил Флетчер. – Как можно доказать неумение петь? Если я фальшиво прокаркаю несколько строк, вы можете сказать, что это притворство. Это тупик, из которого я не вижу выхода.