Со стороны береговой тропинки появилась фигура. МакГрегор не мог сказать кто это, пока пришелец не ступил под свет фонарей, стоявших вдоль перил.
- Вам что-нибудь нужно, маэстро? – хмуро спросил он.
- Нет, Себастьяно, всё в порядке. Иди в деревню, развлекайся.
- Я лучше отработаю пение.
- Конечно, если хочешь. Но ты усердно трудился прошлые недели. Ты заслужил праздник.
- Я лучше отработаю пение, - твёрдо повторил Себастьяно.
Донати покачал головой.
- Делай, как хочешь.
Себастьяно ушёл.
- Здесь он не очень счастлив, - объяснил композитор МакГрегору и Карло. – Он привык к жизни в городе. А его возлюбленная осталась в Павии.
- Это тяжело для юноши его лет, - сказал доктор.
- Да, - согласился Донати, - а её муж так ревнив, что она боится писать.
МакГрегор покачал головой, скорбя над нравами этой страны.
- Почему он не мог найти девушку, что не была бы замужем?
- И погубить девственницу? – спросил поражённый Донати.
- Нет, нет! – запротестовал МакГрегор. – Жениться на ней!
- У него нет денег, чтобы жениться, - ответил композитор.
- Значит, он мог бы воздерживаться, - проворчал МакГрегор, - как ваши священники.
Карло только рассмеялся.
- Кто вам такое сказал?
Изнутри донёсся голос Себастьяно:
All’idea di quel metallo
portentoso, onnipossente…
Снова дуэт из «Севильского цирюльника», который Себастьяно отрабатывал с того мига, как приехал на виллу. МакГрегор уже знал, о чём там поётся – цирюльник Фигаро учил графа Альмавиву, как замаскироваться под пьяного солдата, чтобы проникнуть к дом к Розине, в которую граф был влюблён. Себастьяно пел партию Фигаро и играл на пианино партию Альмавивы.
- Вы думаете, он сможет добиться успеха, маэстро? – спросил МакГрегор.
- У него многообещающие способности, - ответил Донати. – У него тёплый и гибкий голос, он умеет трудится, и у него есть темперамент.
- Темперамент? – уточнил доктор.
- Стойкость, целеустремлённость, тщеславие. Мужество, чтобы отстаивать своё мнение перед театрами и соперниками, скромность, чтобы иметь дело с покровителями и публикой. В сравнении с Орфео… - голос Донати смягчился, - у Орфео был более приметный голос, но не темперамент. Совсем нет.
- Che invenzione, che invenzione prelibata! – пел Себастьяно. Мысль прекрасна, нет сомненья!
- Когда-то мне это нравилось, - заметил МакГрегор, - но когда неделю слышишь это каждый вечер…
- Тише! – встрепенулся Донати. – Слушайте!
МакГрегор прислушался. Сперва в ушах звучало только проклятое «Che invenzione, che invenzione». Но потом у него перехватило дыхание. Кроме бойкого баритона Себастьяно он разобрал и другой голос – высокий и прекрасный. Кто-то пел партию тенора.
Себастьяно замолк. Остался только тенор, но лишь на мгновение. Потом всё началось снова, но уже в по-другому – пылко, маняще, томно:
Un’aura amorosa
Del nostro tesoro
Un dolce ristoro
Al cor porgerà…
МакГрегор, Донати, Гримани, Карло и маркеза слушали как загипнотизированные. Себастьяно появился на террасе и встал рядом с учителем. Доктор поискал взглядом Кестреля и увидел его фигуру на балконе библиотеки – свет очерчивал силуэт. Джулиан смотрел направо, вдоль фасада виллы, в сторону южной террасы. МакГрегор понял, что пение доносится оттуда.
Un’aura amorosa
Del nostro tesoro…
- Ему всегда нравился Моцарт[61], - тихо проговорил Донати.
- Кому? – требовательно спросил Гримани.
- Орфео, синьор комиссарио. Это Орфео.
Глава 22
Волшебство пропало. Гримани и Карло пронеслись по террасе к южной стороне виллы.
- Кестрель! Маэстро Донати говорит, что это пел Орфео! – крикнул МакГрегор.
Фигура на балконе пропала. Минуту спустя Джулиан присоединился к доктору на террасе. Он ловко запрыгнул на перила, снял с крюка на колонне фонарь и спрыгнул обратно. МакГрегор уже собирался бежать к южной террасе, но увидел, как Кестрель направился к северу, вдоль берега озера.
- Куда ты идешь?
Кестрель не ответил. Доктор нагнал его.
- В той стороне нет ворот, - запыхавшись, напомнил он.
- Он мог оставить на берегу лодку, - ответил Джулиан, - или попытать удачу, добрались сюда вплавь.
Они сбавили шаг и в свете поднятого Кестрелем фонаря осмотрели насыпь. На гальке не было лодки, не обнаружилось и пловца. На озере ещё были видны праздничные лодки, слышались смех и песни. Затеряться среди них для Орфео не составит труда.
Кестрель и МакГрегор почти добрались до пещер на северной стороне, когда Джулиан остановился у маленького, чахлого деревца на краю насыпи. В свете фонаря МакГрегор увидел полосу белой ткани, бантом повязанную на одну из веток. Кестрель быстро её осмотрел, а потом развязал и спрятал в карман фрака.
- Это что-то значит? – спросил доктор.
- Может быть. Дерзну предположить, что комиссарио Гримани тоже захочет это увидеть in situ[62], но я не могу рассчитывать, что оно останется здесь до его прихода.
- Зачем кому-то это забирать?
- Это зависит от того, зачем было это здесь оставлять.
- Ты думаешь, Орфео убегал, но перед тем, как спрыгнуть с насыпи, остановился, чтобы привязать какой-то обрывок ткани аккуратным бантом? Зачем, чёрт побери, ему это делать?
- Мой дорогой друг, я не знаю. Возможно, его повязал вовсе не Орфео. Возможно, он побежал на юг, к воротам сада. Возможно, он пьёт кофе в гостиной виллы. Но если он сбежал этим путём, он мог оставить это в знак того, что сумел сбежать.
МакГрегор покачал головой в недоумении.
- И что нам теперь делать?
- Пройти до пещер, а потом вернуться, и узнать, не повезло ли другим больше нас. Я не вижу смысла бесцельно бродить по саду. Орфео мог временно спрятаться, но рано или поздно, ему придётся уходить – по земле или по воде, если отмести вариант, что он сдастся. Значит, нужно следить за берегом и воротами сада.
- Кажется, звучит разумно.
Краткая прогулка привела их к пещерам.
- А ты не думаешь, что он мог спрятаться там? – спросил МакГрегор.
- Так он бы сам загнал себя в ловушку. Но мы проверим.
Кестрель приподнял алые лозы и, освещая себе путь фонарём, зашёл в ту большую, круглую пещеру, что именовалась Салоном. МакГрегору уже показывали эти пещеры, но солнечным утром. Сейчас, в кромешной тьме, фонарь лишь узкой полосой прорезал мрак, позволяя видеть лишь участки покрытой шрамами серой стены. Внезапно свет выхватил бледное лицо с распахнутым ртом, и МакГрегор едва не подпрыгнул. Но это оказалась лишь гротескная голова, вырезанная в сухом бассейне у стены. Изо рта у фигуры торчала насадка, отчего казалось, что существо сейчас начнёт играть музыку.
Кестрель повёл фонарём вокруг, но никого не увидел. Он подошёл к люку в центре пещеры.
- Заперт. Я так и думал. Такой ночью, как эта, нашлись бы охотники украсть вино из погреба.
- Ты не думаешь, что у Орфео мог остаться ключ?
- Так это или нет – неважно, потому что у нас ключа нет. Пойдёмте, посмотрим, не вытянул ли Гримани козырь.
По пути назад они наткнулись на Франческу и Валериано. Они прогуливались – женщина льнула к певцу, опираясь на его руку обеими своими. Валериано в свободной руке держат фонарь с поднятыми заслонками, что освещал им путь. Увидев Джулиана и МакГрегора, пара резко остановилась.