Кроме того, МакГрегор постоянно говорил о своих пациентах. В Женеве он заявил, что не поедет дальше, и Джулиан не мог не чувствовать облегчения. Тем не менее, он сказал, что доктор не может покинуть Швейцарию, не полюбовавшись на Альпы. МакГрегор возразил, что видел шотландское высокогорье, и этого будет достаточно для кого угодно. Да и чем вообще одна гора отличается от другой? На этом Джулиан сдался. Насколько он мог судить, путешествие не принесло его другу совершенно ничего. Его упорная преданность работе могла восхищать, но Кестрель не мог не жалеть человека, что столько упускает. Возможно, сам он был слишком чувствителен к красоте, но лучше быть таким, чем слушать пение мадам Пасты или смотреть на Собор Парижской Богоматери и не чувствовать ничего.

Голос МакГрегора вернул его в настоящее.

- Опять это убийство? – спросил он, указывая на груду газет на подоконнике.

Джулиан кивнул.

- Сегодня появились свежие новости, но не так много, как я надеялся. В итальянских газетах тяжёлая цензура, а швейцарским мало известно. Впрочем, они не могут просто молчать. Да и как такое возможно? Это же сюжет для оперы, готовый готический роман – если бы всё случилось в другой стране, в это было бы невозможно поверить.

- Какая-то чепуха. Как такого знатного человека, как этот Лодовико Мальвецци, могли застрелить так, чтобы это открылось только четыре с половиной года спустя?

- Власти объявили, что у него был сердечный приступ.

- И нашёлся врач, что засвидетельствовал это? – возмутился МакГрегор.

- В австрийской Италии, мой дорогой друг, свидетельствовали и о намного более удивительных вещах.

- Но зачем скрывать убийство? – МакГрегор вскочил и принялся мерить комнату шагами – он всегда так делал, когда они с Кестрелем бились над очередной загадкой. Джулиан будто вернулся в прошлое. – Власти должны были понимать, что они сами связывают себе руки и пожалеют об этом, когда дойдёт до расследования.

- Даже не знаю, смогу ли объяснить вам, какой была Италия в те времена. Я бывал там и помню атмосферу страха и подозрений – долгие задержки и обыски на границах, постоянную полицейскую слежку, аресты людей, вроде Сильвио Пеллико, величайшего из ныне живущих итальянских драматургов, или философа Мельхиора Джойи. Радикалы плели заговоры и поднимали восстания, а австрийское правительство твёрдо решило их подавлять. Насколько я смог понять из этих газет, убийство Лодовико Мальвецци сочли политическим, и дерзну предположить, что власти побоялись, что оно может разжечь целое восстание.

- Похоже, они совсем ума лишились.

- С правительством такое случается, - пожал плечами Джулиан. – Отец рассказывал мне о том, как после Французской революции, в Англии всюду мерещились якобинцы – политические собрания разгоняли, людей обвиняли в измене просто за мнение, неприятное для правительства. Но у нас хотя бы есть парламент и некая видимость свободы. Итальянские правители могут поступать почти как им заблагорассудиться.

МакГрегор рассеянно поднял свою чашку с блюдцем и принялся пить невкусный чай.

- Как же выплыла правда об убийстве?

- Газеты написали, что две недели назад старуха, готовившая маркеза к погребению, лежала на смертном одре и покаялась, что в теле была дыра от пули, о которой она поклялась молчать. Я полагаю, для миланских властей это была очень неудобная правда. Вероятно, они не собирались хранить тайну долго, но чем дольше не могли найти преступника, тем тяжелее было бы признать, что скрывают убийство. Подозреваю, что теперь для них делом чести станет поймать убийцу или того, кого получится выдать за убийцу. Маркез был верным другом австрийцев, а они не так популярны в Милане, чтобы пренебрегать долгом перед друзьями. Кроме того, семья Мальвецци уже устроила им настоящий ад. Ведь власти даже не сказали, что Лодовико был убит, а теперь его брат требует объяснить, почему Орфео – тот английский певец, о котором я вам рассказывал – до сих пор не найден, и что полиция будет с этим делать.

- А что они могут сделать?

- Я думаю, они перевернут небо и землю в поисках Орфео, но успех им может принести один только дьявол – они ведь не знают, ни настоящего имени этого человека, ни его внешности. И, конечно, за четыре с половиной года он мог уехать куда угодно.

- А может кто-нибудь описать его?

- На вилле жило двое слуг, садовник и его дочь. Первый уже мёртв – кажется, то был настоящий сердечный приступ – а девушку власти потеряли. Учитель пения, маэстро Донати, слеп, а его слуга Тонио Фарезе, исчез на следующий день после убийства.

- Ну и дела! – покачал головой МакГрегор. – Тогда они никогда не найдут Орфео. Проще отыскать слона на луне!

- Что же, я бы сказал… - начал Джулиан.

- О, Господи! – простонал МакГрегор. – Я узнаю́ этот взгляд! Ты уже решил взять эту уже запутанную сеть и навязать на ней гордиевых узлов!

- Я просто предполагаю, - мягко сказал Джулиан, - что власти, газеты и родственники Мальвецци пропускают самую интригующую возможность.

- Какую это?

- Что Орфео не убивал маркеза.

- Но он сбежал сразу после убийства и как сквозь землю провалился. Если бы ему было нечего скрывать, он был так себя не вёл.

- У человека могут быть причины скрываться, кроме совершенного убийства. Но меня интересует не столько то, что я читал об Орфео, сколько то, что я знаю о родственниках маркеза. Мальвецци – очень неспокойная семья. Лодовико никогда не ладил со своим сыном. Он жестоко поссорился с его женой, после того, как она сбежала с певцом Валериано. С братом они по разные стороны политических баррикад. А вторым браком он женат на очень молодой и, говорят, очень красивой женщине, которая могла быть не прочь овдоветь.

- Откуда ты так много знаешь о них?

- В Италии это знают все. Итальянцы непохожи на нас – они не стыдятся и не сдерживают своих страстей. Мы опускаем полог над нашими любовными историями и семейными неурядицами. Итальянцы же любят и ненавидят беззастенчиво. Я не подозреваю никого из родственников маркеза больше других – я никогда их не встречал. Но с маркезом я был знаком.

- Был знаком? Когда?

- Несколько лет назад, когда жил на континенте.

- И что он за человек?

Джулиан задумался.

- Он был настоящий колосс – больше шести футов росту, широкоплечий с гривой тёмных волос с сединой на висках, крючковатым носом и почти золотыми глазами. Высок ростом и так полон жизни, что удивительно, как один кусочек свинца мог выбить её из него. И горд как Люцифер. Впрочем, он забывал свои вельможные предрассудки, когда встречал кого-то, кто искренне бы любил музыку. Если торговец фруктами вразнос или слуга в кафе мог сказать что-то хвалебное о гаммах Каталани или трелях Веллути, он становится его другом. Я был очень молод и не знал в Милане почти никого, но я кое-что понимал в музыке – это давало мне возможность подолгу говорить с ним.

- Он определённо произвёл на тебя впечатление.

- Я думаю, он производил его на всех своих знакомых. Ещё я думаю, что он был из тех людей, которые наживают врагов, потому что не дают пощады тем, кто перейдёт им дорогу.

- И возможно он сделал себе врага из этого Орфео, - сказал МакГрегор.

- Возможно. Газеты почти ничего не говорят об их отношениях или причинах, по которым Орфео мог бы убить его.

- Что же, должен признать, что ты меня заинтересовал. Очень хорошо, что ты едешь в Италию – там ты узнаешь, чем всё кончилось, и сможешь мне написать.

- Да, - весело сказал Джулиан. – Я дам вам знать, что произойдёт.

МакГрегор прямо посмотрел ему в глаза.

- Кестрель, о чём ты думаешь? Что ты намереваешься делать?

- Что же, как вы помните, у меня есть некоторый опыт в расследованиях…

- Если ты хочешь сказать, что находил ответ там, где пасовали даже ищейки с Боу-стрит, то да, помню.

- …и потому, поскольку я как раз собираюсь в Милан, то предложу свои услуги полиции или семейству Мальвецци.

- Услуги семейству… А если в попытках оказать услугу, ты найдёшь убийцу в рядах семьи?