- Да. Полагаю, я немало вырос в его глазах, когда он узнал, что меня ищет полиция целой страны. Но когда он осознал, что я собираюсь сам отправиться в их когти, он был потрясён. Это противоречила каждой догме его кредо.
- А что скажут твои лондонские знакомые об этих эскападах в роли Орфео?
- Скорее всего, подробности всего случившегося никогда не поймут даже в Милане. Когда они доберутся до Лондона, они будут едва напоминать правду. Всё будет казаться пустой забавой, на которую я пустился из-за пари.
- Люди могут захотеть услышать твоё пение, - предупредил МакГрегор.
Джулиан пожал плечами.
- Я скажу, что бросил петь, когда узнал, что теноры носят фланелевые шейные платки и корчат невыразимые гримасы, когда берут любую тону ниже высокой «Си».
- Такими остротами ты сможешь отделаться от своих лондонских друзей. Но я знаю, что ты искренне говорил маэстро Донати, что для тебя значило пение. Как с таким даром ты можешь его бросить?
- Меня к этому не приучали. Моя мать выступала на сцене, но она умерла родами. Отец воспитывал меня как джентльмена, пусть и жил в стеснённых обстоятельствах.
МакГрегор кивнул.
- Ты рассказывал, что семья отвергла его из-за этого брака. Ты хочешь сказать, он бы не одобрил, если ты бы стал певцом?
- На самом деле, он мог бы обрадоваться, - задумался Джулиан. – Он всегда говорил, что у матери был прекрасный голос.
- Так что же тебя останавливает?
- Это не занятие для джентльмена.
- Ты хочешь сказать, что позволишь Божьему дару уйти впустую, потому что это не понравилось бы людям из лондонских гостиных?
Какое-то время Джулиан молчал. Он подошёл к открытому окну и смотрел, как деревья купаются в лунном свете, а на востоке мерцает озеро.
- Когда мне было девять или десять, мы с отцом отправились отнести несколько рукописных страниц книготорговцу на Патерностер-роу. Отец стал писателем после смерти матери. Он переписывал тексты красивым почерком, переводил, составлял указатели – брался за любую работу, что давали книготорговцы. Это было в январе – в холодный и ветреный день. Отец тогда закутался в старый плащ и залатанные ботинки, а на плечи накинул побитую молью зелёную шаль. У него был синий нос и пальцы – я видел это в прорехах на перчатках. Каким жалким казался я, один Бог знает.
Мы шли по мостовой, когда увидели, как в книжную лавку заходит джентльмен. Это был солидный и явно обеспеченный человек в плаще с пелериной, чёрной фетровой шляпе и блестящих гессенских сапогах. «Это же Рэнтем! – воскликнул тогда отец. – Я знаю его по университету!» Он поспешил к джентльмену с распростёртыми объятиями. Мистер Рэнтем оглянулся. Я различил на его лице удивление, потом узнавание, а потом – неловкость и отвращение. Не успел отец дойти до него, как тот перешёл улицу и сделал вид, что не узнал своего знакомого.
Не так давно сын этого человека попытался вступить в «Уайтс» – самый престижный джентльменский клуб Лондона, как вы можете знать. Какое решение его ждало, было неочевидно, но я использовал своё влияние.
- Ты не позволил принять его?
- Мой дорогой друг, это было бы проявлением злобы. Нет, напротив – и теперь он у меня в долгу. Это была месть.
МакГрегор уставился на него.
- Но ты не можешь провести всю жизнь, мстя за оскорбления своего отца, - неуверенно произнёс он.
- Почему нет? Так я коротаю время. И время от времени раскрываю убийства.
МакГрегор мрачно покачал головой. Наконец, он спросил:
- Что теперь, когда расследование закончено?
- Я полагаю, наша компания быстро распадётся. Гримани хочет вернуться в Милан как можно скорее, чтобы собрать все лавры за расследование и изложить свою версию событий. Маркеза вернётся в миланский высший свет, а де ла Марк будет ухаживать за ней, пока у него не найдётся более важных дел. Валериано займёт место во главе семьи Мальвецци вместе с Франческой. Я предупрежу их пристально следить за Никколо – у Карло три сына, и было бы слишком беспечно надеяться, что они не похожи на него. Флетчер пойдёт за Лючией куда угодно и не будет об этом сожалеть. Если у Сент-Карра есть мозги, он поедет дальше один и научится жить своим умом. Вы же вернётесь в Англию, я считаю.
- И после Италии это будет просто прекрасно, спасибо тебе. Но что будешь делать ты?
- Я не знаю. Быть может, поеду туда, где ещё не бывал – скажем, в Испанию.
- Я бы не прописывал тебе такого лекарства, - МакГрегор подошёл к окну, где стоял Джулиан и встретил его взгляд своими спокойными, карими глазами. – Сейчас у тебя болит сердце так же, как болело у меня, когда ты убедил меня ехать на континент с тобой. А сейчас я говорю, что лучше всего для тебя будет вернуться в Англию.
Где-то среди далёких холмов мальчишеский голос затянул крестьянскую песню.
«Пастух, - подумал Джулиан. – Уже почти рассвет. У него такой чистый и уверенный голос. Где в этой стране деваться от музыки?»
- Мне нужно кое-что объяснить, - тихо сказал он. – Я говорил вам, почему не хочу становится певцом. Но с того дня, как я вернулся на виллу, я сожалел каждый день. Я думал, что сделал правильный выбор, вернувшись в Англию. Но сейчас я больше в этом не уверен.
- Я уверен, - ответил МакГрегор.
Джулиан удивлённо посмотрел на него.
- Нет, я не одобряю, что ты посвятил свою жизнь битвам своего отца. Я не могу поверить, что ты этого хотел. Но теперь я понимаю, что на сцене ты не был бы счастлив. Маэстро Донати сказал, что у тебя нет темперамента, и он был прав. Ты помнишь, как говорил мне, что петь на публике – это всё равно, что оказаться голым перед толпой незнакомцев? Тебе бы это никогда не подошло. Ты самый одетый человек, которого я знаю. Тебе нравится быть на публике, но только пока публика видит то, что ты готов показать. Став певцом, ты бы вкладывал душу в каждое выступление перед всем миром. Ты по-своему отважен, Джулиан, но не так. И ты достаточно мудр, чтобы понимать это.
Мальчик всё ещё пел. Джулиан прислушался к нему лишнюю секунду, а потом закрыл окно и на миг с теплотой положил руку МакГрегору на плечо.
- Все в порядке, мой дорогой друг. Едем домой.
Примечание о языках
«Программа-переводчик немного барахлит… Возможно, тебе попадаются итальянские словечки. Извини»
- Ребекка Крейн, Assassin’s Creed 2
Четвёртый роман о Джулиане Кестреле переносит нас в Италию и сталкивает с соответствующим языком. В первых трёх книгах действие происходило в Англии, и подразумевалось, что все герои говорят на английском, лишь изредка вворачивая французскую фразу или щеголяя латынью. В таких условиях я, без сомнений заменяя английский текст и речь русскими, оставлял кусочки иных языков, как есть, лишь снабжая сносками, – если персонажу в оригинале хочется козырять своими познаниями, он должен делать это в переводе.
Однако «Дьявол в музыке» ставит нас в иную ситуацию. Сама Кейт Росс в примечании указывает, что хотя книга написана на английском, нам предлагается представлять, что герои общаются на итальянском, а отдельные вкрапления самого итальянского нужны для придания происходящему колорита и встречаются лишь в тех разговорах, что персонажи ведут беседы на английском. Однако кроме обычных фраз и слов, в авторском тексте и речи встречается и то, что в науке о переводе называют реалиями, то есть слова и выражения, обозначающие предметы культуры, а также устойчивые выражения, содержащие такие слова, – например, обращение «signor», должности «comissario» и «podesta», блюдо «polentina». В таких условиях невозможно следовать единой системе перевода – если переносить все итальянские слова на русский, потеряется замысел автора, а если все бережно сохранять, у читателя начнёт рябить в глазах от многочисленных «signor» и «marchese» латиницей на каждой странице.
