- Синьор Кестрель, вы арестованы именем императора Австрии и вице-короля Ломбардо-Венеции, - он повернулся к солдатам. – Заковать его в наручники и бросить в тюрьму!

- У нас нет ордера! – замялся Занетти.

- Я отвечаю за это! – зарычал Гримани.

- По какому обвинению я арестован? – спросил Джулиан.

- За препятствование полицейскому расследованию.

- Правда? – де ла Марк весело поднял брови. – А я думал, что раскрытые мистером Кестрелем убийства оказали расследованию какую-никакую помощь.

- Должен сказать, - с сочувствием обратился к Гримани доктор, - Я понимаю, что вы хотите разорвать Кестреля на части. Мне это чувство знакомо. Он провёл нас всех в танце, какого я прежде не видел. Но он не преступник. И у него есть могущественные друзья – например, маркез Мальвецци.

Валериано вошёл к непривычную себе роль, подобно опытному исполнителю, которым и был.

- Конечно, мне предстоит обсудить это с вице-королём.

- А мне – с британским консулом, - вставил Сент-Карр. – И послом.

- Я уже слышал о ваших знакомых! – выплюнул Гримани. – Дьявол со всеми ними! – он махнул рукой. – Отведите его в тюрьму!

- Синьор комиссарио, - пробормотал Джулиан. – Не будет ли вам немного неловко объяснять генеральному директору полиции, что ваш главный подозреваемый был вашим соратником в расследовании?

- Вы никогда не были моим соратником! Я терпел вас – и не более!

- Не думаю, что генеральный директор увидит это в таком свете. Вы можете сделать вид, что с самого начала раскрыли во мне Орфео, но подозревали, что я невиновен, а потому держали здесь, как непосредственного свидетеля последних дней маркеза Лодовико.

Ноздри Гримани раздувались. Джулиан ждал. Всё это время он остро ощущал присутствие маркезы в углу комнаты, но не видел её. Наконец, он набрался смелости и повернулся к ней. Но голос Гримани вернул его назад.

- Прежде чем я что-нибудь решу, я хочу получить ответы. Почему вы сбежали в ночь убийства маркеза?

- Я ничего не знал об убийстве. Я услышал о том, что маркез мёртв лишь спустя несколько дней. Мы с ним несколько раз ссорились, и я решил, что наши характеры разняться настолько, что мы никогда не станем ладить.

- Вы продолжали практиковаться?

- Нет.

- Почему, если ваш голос бы многообещающим?

- Мне было бы непросто найти учителя, способного сравниться с маэстро Донати, - сказал Джулиан более спокойно. – И я никогда так и не принял идею выступать на сцене. Меня захватил энтузиазм маркеза, гениальность моего наставника и собственная любовь к музыке.

- Вы выказываете такое почтение к маэстро Донати, - усмехнулся Гримани. – Тогда почему бросили его в ночи, даже не попрощавшись?

- Вы правы, - печально признал Джулиан. – Это было вопиющей невежливостью. Прошу прощения, маэстро.

- Ты его получил, сынок, - в голосе Донати слышалось едва различимое веселье.

Джулиан испытал прилив привязанности.

«Мой дорогой маэстро, - подумал он, - вы всегда знали, что я что-то скрываю!»

- И всё же, - задумчиво сказал Донати, - мне жаль, что обучение пошло прахом.

- Вовсе нет, маэстро. Вы научили меня не только петь, но и слышать и понимать музыку, чего я не умел прежде. Вы научили меня тому, что такое быть артистом. Я навсегда запомнил это и благодарен вам.

- Я бы хотел узнать, какие приёмы ты ещё помнишь. Ты не практиковался, но твой голос обрёл лучшую форму, нежели я ожидал.

- Вынужден признать, - сказал Джулиан, - что я всё же практиковался.

- Я так и думал, - сказал Донати с улыбкой. – Но где?

- В гротах. Я заходил туда, когда отправлялся на прогулки ещё до того, как смерть Ринальдо загнала нас в дом.

- Так вот зачем ты проверял, слышен ли звук, издаваемый в гроте, снаружи! – воскликнул МакГрегор. – Ты уже тогда задумал этот розыгрыш с серенадой в саду?

- Нет. Это пришло мне в голову, когда комиссарио Гримани сказал, что расследование не движется, а граф Карло предложил нанять ищеек для поисков Орфео в Англии. Теперь мотивы Карло очевидны. Но его предложение было разумным само по себе, если не знать, что Орфео невиновен – а это знал только я. Я не хотел, чтобы наша компания разбилась, и не собирался тратить силы на охоту в Англии. Так что я решил дать всем понять, что Орфео здесь.

- Но зачем ты тогда писал ищейкам и просил помощи? – спросил МакГрегор.

- Мне нужен был предлог, чтобы уйти в библиотеку, пока все будут на террасе. Также я решил, что в долгу у Вэнса и должен предупредить его, что если поиски Орфео в Англии и правда начнутся, там не найдут и выеденного яйца. Я бы нашёл способ неявно передать это в письме.

- Но сынок, - сказал Донати, - если ты не собирался изначально отвлекать всех серенадой, зачем ты практиковался в гроте?

- Маэстро, - просто ответил Джулиан, - как я мог вернуться в это место и не захотеть петь?

Донати улыбнулся.

- Я хочу знать, - продолжил Гримани, - как вы, маэстро смогли провести больше десяти дней под одной крышей с синьором Кестрелем и не узнать в нём Орфео.

- В это нет ничего удивительно, - немедленно ответил Джулиан. – Маэстро Донати знал меня, как ученика-певца без гроша в кармане, и вряд ли ожидал, что я перерожусь в денди. Кроме того, представляясь ему как Джулиан Кестрель, я был нездоров, и простуда помешала ему узнать мой голос.

- Очень удобное совпадение, - отрезал Гримани.

Джулиан печально улыбнулся.

- Небольшая понюшка табака в носовом платке очень помогла мне устроить это совпадение. За это, маэстро, я также прошу вашего прощения. Я не мог рассказывать вам о том, что предпринимал, а если бы меня раскрыли, я хотел, чтобы ваше незнание об том, кто я, было искренним. Конечно, я был обескуражен, узнав, что вы едете на виллу с нами. Нельзя вечно изображать простуду. Мне оставалось только избегать вас и надеяться на лучшее.

Но, конечно, Донати довольно быстро раскусил его. Джулиан понял это, когда композитор рассказал, что велел Себастьяно никогда не оставлять его одного. Донати доверял Джулиану достаточно, чтобы не выдать его, но боялся, что доверие будет предано и потому дал понять – он начеку. В ответ Джулиан посоветовал Себастьяно держать под рукой заряженный пистолет, таким образом, советуя вооружиться против себя самого. Кажется, композитор принял это за жест доброй воли, которым это и было.

В воспоминания вмешался Гримани.

- Куда вы отправились после того, как покинули виллу в ночь убийства?

- Я бродил в горах около недели, а потом пробрался в Швейцарию через Лугано.

- Откуда у вас такая резкая любовь к горам?

Джулиан улыбнулся.

- Я решил, что это полезно для здоровья.

- Каждый ваш поступок попахивает тайнами и интригами. Гримани переводил взгляд с одного лица на другое, но потом вернулся к Джулиану. – А история месье де ла Марка о протеже графа д’Обре? Это были вы?

Джулиан помолчал миг.

- Граф д’Обре и правда много для меня сделал.

- Он печально известный либерал, - сказал Гримани.

- У него слишком много вкуса, чтобы быть печально известным хоть за что-то.

- Как бы то ни было, он был либералом. Он послал вас в Италию шпионить на себя и, возможно, помогать карбонариям.

- Граф д’Обре – не разжигатель революций. У него был открытый, пытливый ум, что создал ему репутацию либерала среди ярых роялистов из предместья Сен-Жермен. Но каковы бы не были его взгляды, он не навязывал их мне. Он строго советовал держаться подальше от итальянской политики.

Гримани повернулся к де ла Марку.

- Вы знали, что синьор Кестрель – это и есть протеже графа д’Обре, чьё имя вы отказались называть?

- У меня не было и тени такой мысли, - де ла Марк рассмеялся. – Но я могу представить, мистер Кестрель, как вы старались сохранить самообладание, когда я рассказывал о графе и его протеже! Должно быть, вы сочли это очень забавным, mon vieux. А может и нет. Рискну предположить, что вы пережили одну-две не слишком приятных минуты, гадая, уж не вспомню ли я имя этого протеже и не выдам ли вас. И, конечно, вы должны были передать такие сведения комиссарио Гримани, даже рискуя тем, что он будет искать этого человека. Если бы раскрылось, что вы утаили такую важную улику, люди бы задумались, почему.