— Я не собираюсь вмешиваться в дела мэра. Так что если это все…

Отец скрестил руки и отступил назад, чтобы освободить путь к входной двери.

Я могла бы сказать Кейру, что это будет ответ моего отца. Его этические нормы были безупречны, и это была одна из причин, по которой я так старалась соответствовать им.

Как будто он пытался помочь только ради выгоды моего отца, Кейр медленно покачал головой.

— Не говорите, что я вас не предупреждал.

Его глаза поднялись к моим, вышибая весь воздух из моих легких, как из дырявого воздушного шарика.

— Это угроза?

Я вырвалась из объятий Кейра и посмотрела на отца. Я никогда не слышала такой жестокости в его голосе.

Кейр поднял руки в знак капитуляции.

— Просто напоминаю вам, что когда будет назначен новый комиссар, избавиться от него будет гораздо сложнее. Правительственная волокита и прочая ерунда.

— Опять же, не моя проблема.

— А вот это уже не похоже на известного спасителя города.

Кейр не был готов сдаться. Я не была уверена, впечатлена я или раздражена.

Отец пристально посмотрел на него. Воздух стал перенасыщен удушающей демонстрацией силы, ни один из мужчин не хотел отступать.

Кейр, наконец, уступил с ухмылкой.

— Полагаю, я сам найду выход.

Его глаза в последний раз поймали мои, прежде чем он повернулся к двери.

Смотреть на его удаляющуюся фигуру было все равно что наблюдать, как исчезает береговая линия, когда я уплываю в море. Мне хотелось позвать его обратно и заставить остаться, чтобы не потерять то ощущение легкости, которое он создал. Но я знала, что это желание безрассудно и противоречит всему тому, над чем я работала, как если бы я съела целую пиццу после недели правильного питания — только гораздо более катастрофично. Кто-то вроде Кейра Байрна разрушил бы картину моей жизни. Почему я вообще думала о нем?

Я потрясла головой, надеясь вернуть здравый смысл, а потом пошла обнять отца.

— Прости за это, — пробормотала я. — Я не должна была впускать его.

— Я удивлен, что ты это сделала. От него не очень-то исходят доброжелательные флюиды.

Я подняла бровь с издевкой. — Я старалась не осуждать.

Папа рассмеялся и поцеловал меня в лоб.

— Рад тебя видеть, Ро. Я всегда могу рассчитывать на то, что ты скрасишь мой день.

Мне хотелось, чтобы эти слова принесли мне радость, а не сжимали тиски вокруг моей грудной клетки.

— Плохой день? — Спросила я.

— Нет, просто длинный. Ты останешься на ужин?

Я бросила на него расчетливый взгляд.

— Зависит от обстоятельств. Что будет?

— Думаю, у Мелоди уже готовая лазанья в духовке.

Облизнув губы, я закрыла глаза в предвкушении пикантного блюда.

— Я так понимаю, это значит да?

— Думаю, я могу включить это в свое расписание, — поддразнила я.

— Как будто ты будешь заглядывать сюда ради чего-то другого.

— Ауч!

Я улыбнулась, зная, что улыбка никогда не достигала моих глаз, и уже не в первый раз задаваясь вопросом, могут ли мои родители это заметить или они не видят разницы.

2

— Я уже начала думать, что тебя сбил автобус. Это было единственное объяснение, которое я могла придумать.

Нарисованная карандашом бровь моей бабушки выгнулась.

Моя бабушка по отцовской линии с трудом передвигалась, но все еще была остра как стрела. Если я кого и боялся в своей семье, так это ее. Лучше бы я подвел свою собственную мать, чем разочаровал бабушку Байрн. Если моя мать, Бренна, была твердой, но понимающей, то авторитет Наны был абсолютным.

— Никаких автобусов, Нана. Просто немного задержался.

Я поцеловал ее в щеку, заработав неохотную улыбку. Если бы она только знала, насколько все хуже. Я не забыл и даже не случайно опоздал. Я сидел в машине у дома губернатора и раздумывал, не пропустить ли мне ужин, чтобы выследить Роуэн Александер.

Я знал, что у губернатора есть дочь, но не предполагал, что столкнусь с ней. Я читал о ней в рамках своего исследования, посвященного ее отцу. Двадцать два. Богатая. Безупречное лицо, наложенный макияж на каждой ее фотографии. Мне было интересно, спала ли она в этой чертовой косметике. Возможно, она состоит в женском обществе, и ей никогда в жизни не говорили нет. Заканчивает последний курс Нью-Йоркского университета со степенью по политологии и, несомненно, мечтает пойти по стопам отца.

По крайней мере, я так себе это представлял.

Я ошибался.

Она оказалась совсем не такой, как я ожидал, и это несоответствие грызло меня. Кто была эта девушка, и почему она была такой чертовски… контролируемой? Ее реакция вызвала во мне отклик, который я не мог проигнорировать. Это было вынужденное спокойствие, которое я знал слишком хорошо. На протяжении многих лет мне не раз говорили, что я мертв внутри. Слишком отстраненный. Слишком бесчувственный. Я знал, что это не так. У меня были свои причины быть таким, каким я был, и поэтому мне было бесконечно любопытно узнать Роуэн.

Что сделало ее достаточно холодной, чтобы встретить незваного гостя вдвое больше ее, не дрогнув при этом ни на йоту? Я сидел в машине и наводил о ней справки, не найдя ничего примечательного, кроме парня с членом-карандашом, который, вероятно, не знал, что такое клитор, не говоря уже о том, где его найти.

Мне пришлось бороться с желанием проследить за ней до дома и узнать о ней все, что можно. Наклоняла ли она голову и спешила по тротуару или держала подбородок поднятым, осмеливаясь встретиться с кем-нибудь взглядом? Взяла ли она такси или спустилась в метро вместе с остальными жителями города? У входа стоял единственный черный внедорожник ее отца. Почему он не настоял на том, чтобы она воспользовалась услугами личного водителя? У них были средства.

У меня было так много чертовых вопросов, и я знал, что если подожду, пока она покинет трехэтажный особняк своих родителей в Верхнем Ист-Сайде, то смогу узнать массу информации, проследив за ней до дома. Желание сделать это было почти неудержимым. Почти.

Если бы не тот факт, что женский контингент семьи Байрн запланировал ужин в доме Пэдди и Наны на этот вечер, я бы не стал бороться с желанием последовать за Роуэн. Вместо этого я собрал в кулак все свое самообладание и поехал к бабушке и дедушке. Если бы я пропустил ужин, я бы никогда не узнал о его исходе. Такие ужины у нас были только раз в месяц. Как старший сын старшего сына, семья ожидала от меня примера.

Нана махнула рукой в сторону кухни.

— Думаю, девочки уже почти все приготовили. Ты можешь сесть рядом со мной и рассказать, чем ты занимался.

Нана и Пэдди приехали из Дублина, когда были подростками, и все еще говорили с акцентом. Они, наверное, могли бы поработать над тем, чтобы избавиться от него, если бы захотели, но мои гордые ирландские бабушка и дедушка никогда бы не подумали о таком кощунстве. Я рад, что они этого не сделали. Услышав лирическое звучание ее слов, я вспомнил приятные воспоминания о времени, проведенном в их доме.

Она повела нас в столовую, и я последовал за ней, опасаясь дальнейшего выговора. Пэдди был лидером нашего бизнеса на протяжении десятилетий, но именно Нана управляла семьей. Никто не перечил Нане Байрн. Если бы не она, моя нелюбовь к светским приемам, скорее всего, не позволила бы мне посещать эти ужины, но когда она была рядом, это было невозможно. К счастью, я приучил окружающих меня людей не ожидать от меня многого в плане разговоров.

Клан Байрнов разросся почти до трех десятков человек, и это только те, кто произошел от Пэдди и Наны Байрн. У Пэдди было четыре брата и три сестры. Все пять братьев в свое время занимались бизнесом вместе с ним, но двое были убиты, один уехал за женой в Ирландию, а другого посадили в тюрьму.

Наша семья была единственной оставшейся опорой наследия Байрнов и одной из немногих ирландских семей, переживших разгром организованной преступности в семидесятые и восьмидесятые годы. Пэдди был проницательным. Он приспособился и удержал семью на плаву. Теперь мы стояли на пороге новой эры процветания. Богатство пришло с лихвой, но мы все еще считались одной из слабых преступных группировок. Теперь все менялось.