***

— Я отказываюсь работать с ним.

Министр закипел, как чайник, покраснев лицом так, что почти сливался с моим шарфом. Я расслабленно сидела напротив, закинув ногу на ногу, с ботинок каплями стекала талая вода, оставляя на полу грязные лужи.

— Милочка, вы, верно, забыли, что подписывали документы! — его морщинистые губы украсила елейная улыбка, и мне прямо в лицо прилетела бумага с моей собственной подписью. Я схватила её, глаза забегали, цепляя строчку за строчкой:

«…Согласие на передачу всех сведений… Полное содействие Министерству магии Великобритании…»

Чёрт, да это же тот самый документ, который я даже не успела тогда прочитать! Рассвирепев, пригвоздила чёртову бумагу к столу. Хотелось рвать на голове волосы от досады и злости. Вышла, нет, ураганом вылетела из кабинета, затопала к уже знакомой табличке. Чуть не выдернула дверь с петель.

— Что за хрень, Омин… О, Мерлин, простите!

Натти восседала кошкой на столе, обхватив ошалелое лицо Оминиса двумя руками, самозабвенно целуя его в губы и размазывая по ним свою алую помаду. Я застыла, затем закрыла дверь и плюхнулась на диван рядом с кабинетом. Глаза упорно выдавали картину, которую только что увидели, и я захохотала, сложившись пополам. «Чёрт, Натти в своём репертуаре, но Оминис?! Прямо на рабочем месте!»

Минут через пять открылась дверь, и оттуда показалась подруга: вся растрёпанная, разомлевшая и очень довольная.

— Ну и чего убежала? Присоединилась бы. — Она достала карманное зеркальце и принялась поправлять помаду, хитро улыбаясь.

— Фу, Натти! Оминис же мой друг, в конце концов. — Я сконфузилась, но хихикать не перестала, глядя на неё.

— Ну а с кем мне ещё делиться? — искренне пригорюнилась, поникла, убирая зеркальце в сумку. — Поппи от одного слова «член» вспыхивает и убегает от меня.

Я сочувственно приобняла её за плечо, загоготав уже во весь голос. Натти непонимающе косилась на меня, но обняла в ответ.

— Так, ты мне лучше скажи, тоже руку приложила? — я посерьёзнела, вспомнив, зачем вообще явилась к Оминису.

— Ты о чём? — оленьи глаза, невинно хлопающие длинные густые ресницы. Ну как можно злиться на такое чудо?

— Всё ты знаешь, не прикидывайся. — Я заигрывающе пихнула её локтем в бок. — Вообще, это было эффектно, не спорю. Но скажи Оминису, чтобы вернул, как было.

— Амели, ну почему?! — она раздосадованно всплеснула руками, опустив плечи. — Пожалуйста, дай этому обалдую шанс. — Взяла мои пальцы в свои, молитвенно заглянула в глаза.

— Шанс один, шанс второй, — я загибала пальцы, — третий, десятый, сорок четвёртый…

— Ой, ну хватит тебе! — накрыла мои руки своими. — Ничего не знаю — распоряжение есть распоряжение, так что придётся тебе мучиться. — Отрывисто пожала плечами, приулыбнулась.

— Какие же вы змеи коварные, хоть ты и не со Слизерина, — без обиды буркнула я и насупилась, сложив на груди руки.

Всю неделю, каждый чёртов день я видела это веснушчатое лицо, которое пыталась забыть полгода до этого. Смыкала до скрежета челюсти, старалась не смотреть на него, лишний раз не разговаривать, но всё равно каждую ночь что-то прошмыгивало в сердце — опять это щемящее чувство. Я была готова разорвать руками плоть, вынуть его оттуда и закопать в самую глубокую яму, лишь бы оно навсегда меня покинуло.

Память предательски закрутилась, завертелась; все кадры, покрытые уже приличным слоем пыли, снова приобрели свежий вид. Каждый раз, закрывая глаза, я видела одну и ту же картину: его шоколадные кудри, щенячья улыбка, тупые веснушки. Ну а потом по традиции: сундук, Саманта, расстёгнутая рубашка. В общем, девять кругов ада. Снова и снова, снова и снова.

— За неделю ты сказала мне ровно девяносто шесть слов. — Себастьян от нечего делать вытаптывал вокруг себя слипшийся снег.

Я непреднамеренно засмотрелась на его изменившуюся фигуру: окреп, возмужал. В голову лезла такая дребедень, что становилось стыдно лишь от одних мыслей. Это всё Гаррет и то, что у нас ничерта не получалось все полгода!

— Если не заткнёшься, больше ста не услышишь.

— Так уже больше вышло.

Почему он такой расслабленный, такой самоуверенный? Я же рядом с ним дёрганная, мечущаяся, затравленная. Он говорил спокойно, размеренно, тщательно выводя слова, а я будто гавкала, а не разговаривала. Это раздражало и уязвляло. Он опять пришёл и вероломно нарушил мой покой, который я трепетно и бережно выстраивала долгие месяцы.

***

Мы снова бродили по заснеженному лесу в поисках чего-то, что могло бы удовлетворить Спэвина. Каждый день на поляне появлялся новый труп волка. Без ран, крови и прочего. Сначала это показалось нам случайностью, но вот восьмой раз подряд — уже похоже на закономерность, предупреждение или угрозу.

В один миг поднялся сильный ветер с градом. Верхушки длинных деревьев клонились вниз, осыпая на нас свои снежные шапки. Липкий снег покрылся слоем пушистого и теперь летел в лицо, засыпался за ворот, в волосы и карманы. Домик с камином стоял далеко, и мы не рискнули отправиться в путь — возможно, враг бы воспользовался погодой и застал нас врасплох.

Палатка. Заклинание незримого расширения, и укрытие готово.

Если бы мне платили по одному галлеону каждый раз, когда я слышал от Амелии недовольное пыхтение и ругань, я бы обогатился за один только этот вечер.

Странно, неправильно, но я радовался, как ребёнок, внезапно нагрянувшей непогоде. Выпал шанс уединиться, посмотреть друг другу в глаза, сказать что-то важное и поистине верное.

Внутри было немного зябко, но всё же теплее, чем на улице. Амелия нерасторопно прошлась по периметру палатки, разминая спину, затем без помощи рук сбросила ботинки и сняла пальто, явив мне свои обтянутые брюками бёдра.

Я так соскучился.

Всё тело заныло в изнеможении и томлении. Каждая мышца рвалась напрячься, чтобы я подскочил, упал перед ней на колени и обнял, стиснул её ноги. Пусть бы хоть один рыжий кот появился сейчас, и она захотела бы его погладить.

Я сидел в углу на табуретке, раздвинув ноги и положив на них согнутые в локтях руки. Уронил налившуюся свинцом голову — наваждение. Нет, палатка была плохой идеей, теперь всё, что занимает мой ум — это такая неприличная близость.

***

Будто я не знаю, к чему всё идёт.

Я прохаживалась по просторной тёплой палатке, наконец избавившись от тяжёлых ботинок. Ноги затекли от блуждания по вязкому снегу, и жутко хотелось согреться и прилечь.

Взгляд Себастьяна говорил красноречивее любых слов, и я прекрасно осознавала, что он значит. Когда-то такими глазами смотрел на меня и Гаррет. Но у нас так и не дошло до чего-то серьёзного, и я томилась, изнывала почти каждый грёбанный день. Чувствовала себя ничтожеством, уродиной, какой-то пепельницей, с которой не хотят спать.

Сейчас же, когда улавливала на себе вожделеющий пристальный взгляд, в животе собирался тугой комок, вынуждающий на пару секунд остановиться, закрыть глаза и перевести дух. К чёрту всё. Мне терять уже нечего, а так хоть будет, что вспомнить на том свете, если нас в конце концов здесь убьют. Лучше бы убили.

— Переспим?

***

Сначала мне показалось, я задремал, и это всё сон. Вяло поднял голову, осмотрелся по сторонам: Амелия стояла в паре шагов, закуривала очередную сигарету.

— Не понял.