* * *

Назавтра похолодало, еще через день зарядил дождь. На пляже уныло обвис черный флаг; спасатели, натянув видавшие виды спортивные костюмы, враз потеряли свою импозантность.

Пришлось отсиживаться в баре.

— Жаль! — вздохнула Нада. — Моя смена кончается, пора уезжать, а погода не меняется.

Рангел вертел рюмку между пальцами. Вдруг оживился:

— Я тоже уезжаю! Подброшу тебя на машине.

— Но у тебя еще несколько дней?

— Неважно! Здесь скучища без тебя…

Отправились к вечеру. Нада уже заснула, когда Рангел приметил впереди старика. Тот ехал на велосипеде, не сворачивая, впритык к правой обочине, вне проезжей части. Их разделяло метров десять — и тут старик резко выкатил на шоссе. Рангел вывернул руль, насколько смог, задние колеса занесло на мокром асфальте. Он услышал взвизг тормозов, тугой удар по бамперу. В ту же секунду в зеркальце заднего обзора мелькнули вскинутые руки старика: тот летел в кювет, высвеченный красным светом стоп-сигналов.

И Рангел испугался. Ощутил страх как вселенскую ледяную тоску. Автоматически глянул на приборную доску, на бампер, на пустое шоссе в густеющих сумерках и нажал до упора на акселератор. Машина помчалась, подгоняемая странным звуком — будто рвался под колесами сырой картон…

«Никого не было, никто меня не видел, — бухало сердце, — никто меня не видел, никого не было!»

«Убил человека, человека убил! — кричали кроны придорожных деревьев. — Человека убил, убил человека!»

«Подлец, подлец, подлец», — скрипели перила моста.

Наконец, окружная дорога. Быстрее, еще быстрее!

Наконец, первые дома городка, утонувшие в невысохшей зелени деревьев. Еще, еще быстрее!

Наконец, ресторан, автостоянка у входа, освещенная терраса, доносятся спокойная музыка и нестройный говор безмятежных посетителей.

Он загнал машину в самый укромный, самый темный угол автостоянки. Пальцы, мертвой хваткой стиснувшие руль, онемели. Никак их не разжать.

И внезапно столкнулся взглядом с девушкой — огромными, наполненными презрением глазами; услышал и ее голос — сдавленный, прерывающийся:

— Как ты мог? Трус! Грязный, низкий трус!

Так и случилось, если бы Рангел сбежал…

Выбираясь из машины — ноги казались ватными, — он подумал, что иногда труднее сделать самое простое — выжать до упора акселератор и бежать, исчезнуть…

Старик тем временем поднялся на дорогу и пытался обеими руками выпрямить вилку, зажав раму между колен. Нада принялась его лихорадочно ощупывать, не веря, что ничего ужасного не произошло. Голос ее звучал странно высоко:

— В самом деле все в порядке?

В нескольких метрах за велосипедом темнела разметанная горка песка. «Значит, из-за нее старик выскочил на шоссе», — догадался Рангел. И его рассмешило то, как Нада упрашивала старика подтвердить, что тот не пострадал: «Скажите, я увижу!» Рангел успокоился, правда, еще дрожали ноги, после пережитого напряжения так и подмывало рассмеяться.

— Если вам плохо, сядьте в машину, — предложила Нада, — мы отвезем вас в больницу.

— Да со мной ничего, да уверяю! — Похоже, старик просто испугался, отвечал едва слышно. — Я сам виноват, это все мои глаза — не усмотрел песок вовремя…

Упал он на правый бок, и по рукаву катились струйки жидкой грязи. Сгорбившись, он неловко пытался оседлать велосипед.

— Может, у вас перелом, погодите! — Нада суетилась около него. — При переломе боль можно сразу и не почувствовать.

— Знаю я, что такое боль, девушка! — Старик окончательно оправился, уже не шептал, голос у него был тонок. — Я упал раньше, поскользнулся на грязи. Если что и пострадало, так колесо. Это мелочь. Я сам виноват. Езжайте себе на здоровье…

Нада бросила взгляд на Рангела, и он понял: девушка удивлена поведением старика. Не кричит, не угрожает милицией, а заявляет: «Я, я, виноват, угораздило же, не усмотрел этот песок вовремя…»

— Вы весь в грязи, — нарушил неловкое молчание Рангел.

— У меня дома нет никого! — В голосе старика усталость. — Мои разлетелись, один живу…

Нада смотрела на него сосредоточенно, потом скорым шагом направилась к машине. Рангел видел, как она, встав коленом на переднее сиденье, достала со дна своей сумки платяную щетку, из тех, что укладываются в пластмассовые футляры.

— Ехать в таком виде немыслимо! Что люди подумают! А мы очистим все до капельки!

Волоски щетки сразу намокли, слиплись и только размазывали грязь…

Старик, засмущавшись, порывался уклониться: видимо, его одежды щетка не касалась давно.

— Ты, девушка, обо мне печешься, ровно я какая франтиха! — Старику, в конце концов, удалось схватить Наду за руки и высвободиться. — Грязь, как высохнет, я сам соскоблю…

Нада не смогла удержаться от смеха.

По шоссе неспешно катила груженая «татра» с прицепом. Водитель, заметив девушку, нажал на клаксон. За «татрой» тянулась вереница легковушек…

— Мне пора, вот! — Рангел различил просьбу в голосе старика. — Пора мне. Тоже выдумали — авария. Стоим тут курам на смех. Шоферы уже сигналят…

Но Нада его не пускала: хотела окончательно удостовериться, что все нормально. Они стояли на обочине без малого час. А когда старик двинулся в путь — толкая велосипед напрямик, через размякшую пахоту, к огонькам раскинутого напротив села, — Нада, легонько коснувшись руки Рангела, поцеловала его в щеку.

— Я вдруг представила, что ты не остановишься!

— Глупости! — грубо отрезал он, испытывая жгучий стыд: ведь она не знала!

Не знала, что он сбежал, сбежал в мгновение ока, укрылся в темноте автостоянки у ресторана, откуда доносилась спокойная музыка.

Не знала, что видел ее глаза — огромные, полные презрения.

Не знала, что слышал ее голос: «Трус, ты грязный трус!»

Не знала и еще одного — того, в чем Рангел мог признаться одному себе: он не был уверен, что остановился бы, не будь рядом в тот вечер девушки.

Он не был уверен…

* * *

Бармен заметил, что рюмка Маэстро пуста. Принес еще одну — тоже с кружком лимона. Сменил пепельницу — парень изрядно курил.

— Ваше здоровье, Маэстро!

— Ваше здоровье!

— Две по сто водки! — обратился к бармену парень. — И две соды.

— У нас самообслуживание, — забрал пустую рюмку бармен.

— Самообслуживание, значит! — задиристо начал парень. — А его почему вы обслужили сами?

— Он слепой! Неужели не поняли?

Парень вздрогнул, девушка, ойкнув, прикрыла ладошкой рот, побледнела. Она еще не знает, что беременна.

— Ничего, ничего. — Маэстро неловко. — С очками не похоже…

— Извините нас! — пришел в себя парень. — Правда, вы вообще не похожи…

Маэстро кивнул.

Вздрогнула и Нада, но постепенно ею овладело странное умиротворение — стало легко, свободно. «Господи, какая ты зеленая!»

Ничего невозможного нет…

* * *

Когда поздним вечером в баре зажгли свет, в углу, у столика на двоих, блеснуло глубоко в щели ребрышко монетки. Двушки, из тех, что бросают в телефоны-автоматы.

Ее никто не заметил, покрытую зеленой патиной двушку…

Маэстро этого не знал. Он знал лишь, что идут парень и девушка по городу. И он с ними не знаком. Но будет ждать за столиком для троих…

Перевела Марина Шилина.

Здравка Евтимова

ХИТРАЯ

Я очень хитрая. Не могу не схитрить. «Добрый день» не скажу без пользы. Так меня мама научила. И сейчас хитрю. В селе все знают, кто такой Колин. Черный Колин — сын Горана. А Горана знают не только в нашем АПК, но во всем округе. Большой человек Горан. А если поглядеть, увидишь: вся родня Горана в начальниках и крепко держится за свои места. Колин тоже человек с положением. Агроном. Мне все это ясно, как дважды два — четыре, очень даже ясно. А наша родня — все одного поля ягоды. Никто выше другого не стал. Вроде бы и не дураки, но на язык остры, где бы и промолчать, а им неймется. Потому и росту нету. Мама, правда, вышла в люди — начальник склада. Она меня и учила с малолетства держать язык за зубами. Как что, так за ухо… Я уж умею где надо помолчать. Мама задумала сделать из меня человека. Подождите, еще позавидуете мне, посудачите — вон, мол, откуда вылезла, каким человеком стала!