Не было Рангела и в два. Он не звонил? Не передавал на случай, если позвонит Нада… Нет, не звонил, ни о какой Наде речи не было… Впрочем, девушка, сколько вам лет…
Она сидит в баре, за небольшим столиком в углу. Новые босоножки оказались неудобными, сдавили пальцы, и Нада потихоньку их сбросила. Кофе здесь жидкий, безвкусный, отпила кока-колы. Через дорогу, в витрине магазина, видны два прислоненных к стене голых манекена. Розовые, смешные. Мужчина и женщина…
* * *
— Привет, Маэстро! — с мужчиной в очках кто-то поздоровался.
Девушка подняла любопытные глаза.
— Вы музыкант?
— Нет, художник. Точнее, был им…
— Кто это «был»? Художник всегда художник…
— Ну а я уже нет…
Его голос стал глубже, словно на миг у Маэстро перехватило дыхание. Девушка не обратила на это внимания, но Нада, уловив перемену, пристально взглянула на него.
— Так случилось, что я больше не художник…
— Ой, вам запрещают рисовать или что-нибудь такое?
— Что-нибудь такое. Не имеет значения — я пошутил.
Парень нетерпеливо заерзал на стуле:
— Куда провалился кельнер? Битый час торчим, как…
— Здесь самообслуживание, — объяснил Маэстро, — вам нужно подойти самому.
— Ага, — кивнул парень и полез в сумку девушки за деньгами. Нада смотрела, как он вынимает оттуда аккуратный яркий сверточек…
* * *
— Знаешь, ты вся зеленая, — сказал Рангел в их первый вечер, — и волосы у тебя зеленые, и глаза зеленые, и руки…
Она смутилась.
— Это от освещения. — И показала на массивные грозди сотен зеленых лампочек, свисавшие с потолка. — Мы должны чувствовать себя как в аквариуме — мы же в баре «Нептун»… И ты весь зеленый.
— Господи, какая ты зеленая! — твердил в упоении слегка ошалевший Рангел. — И какая красивая!
Как давно было все это! Две недели, нет, — ровно шестнадцать дней назад, в пятницу…
В витрине оказалась девушка, через руку переброшено платье. Ногой пододвинула к себе объемистую коробку. Ловко, несколькими размеренными движениями натянула платье через голову на манекен, оправила складки. Левую руку — вверх, на оттопыренный мизинец повесила миниатюрную сумочку. Шарфик на точеную шейку. Шляпку хитро закрепила сзади двумя заколками…
В тот вечер, шестнадцать дней назад, они уходили из бара последними. Третий час. Море шумит внизу, от лагеря долетает музыка. Голова кругом. Рангел обнял ее…
— Давай искупаемся?
— Прямо сейчас?
— Да.
— Я не взяла купальник…
— И я…
Вода, поглотившая тысячи звезд, была удивительно теплой; обвивала бесшумно и лакомо, и в первый момент Нада не ощутила его руки…
* * *
Парень, покрутив в руках сверток, пытался развязать розовый шпагатик:
— Это еще что? Опять себе что-то укупила?
— Блузку, — боязливо произнесла девушка. — Не сердись, я купила…
— Ты отдала тридцать восемь левов! — В голосе парня звенят металлические нотки. — Тридцать восемь левов! Наши последние деньги…
— Так уж и последние! — Девушка было засмеялась. — У нас есть еще тридцать. И талоны в столовку. До стипендий дотянем…
— Тридцать восемь левов за эту тряпку! — рубанул рукой по свертку парень. — Есть у тебя голова на плечах?
Парень зол не на шутку. Нада отметила, как запульсировала тонкая жилка у него на шее.
— За эту тряпку! — не унимается парень. — Ума у тебя ни на грош — зато блузка за тридцать восемь левов!
— Не сердись, прошу тебя! — Девушка едва не заплакала. — Ты знаешь, как мне была нужна именно такая…
— Вы позволите взглянуть? — Маэстро протягивает руку.
Девушка мигом разворошила упаковку. Белая блузка легкого льна, шитая золотом по рукавам и красным по вороту. Маэстро поглаживал ткань, расправляя складки…
* * *
— У тебя нежные руки, — проронила Нада, когда они вышли из моря, — я не вижу тебя, мне страшно…
— Не бойся, не бойся! — Темнота пустого пляжа звенит от шепота. Спина впитывает теплоту мягкого песка. — Я не хочу, чтобы ты боялась…
— А сам дрожишь?
— Мне холодно.
Да, да, ему действительно нужно было спешно уйти. Ждать — ни малейшей возможности, его же самого где-то ждали. Нелепо, не вяжется: Рангел и такая ложь! Такая ложь: знать, что она рядом, ехала ночь, за триста километров, чтобы увидеться, провести вместе несколько часов, — и сбежать. Зачем? Ведь ты сам когда-то, так давно, шептал: «Не бойся…»
Закапал дождь. Улица, совсем недавно оживленная, обезлюдела. Кто спрятался в подъезде, кто под козырьком трамвайной остановки. Внезапный летний дождик, отшумит через несколько минут.
Нада наблюдает, как девушка в витрине принялась за второй манекен. Сперва брюки, так, левую ногу чуть вперед, показать носок ботинка; пиджак небрежно расстегнут, под ним жилет — в крупную клетку, однако в тон костюму. Руки опущены, крепки, но как-то скованны…
Закончив, девушка ушла, захлопнув за собой неприметную дверку. Раскрыв изящный зонтик, уже с улицы оглядывает свою работу. Мужчина и женщина. Элегантные. И безжизненные. Случайные.
Вот, смешно перескакивая через лужи, отошла шагов на десять, резко остановилась, будто о чем-то вспомнив, и поспешно вернулась. Перевесила сумочку на плечо, дьявольски кокетливо сдвинула шляпку; подняла правую руку в незавершенном жесте — поправить ли прическу, махнуть ли рукой: привет, прощай?
Теперь — молодой джентльмен. Черный «дипломат» поставим рядом, платочек из верхнего кармана вытянуть еще чуть-чуть, узел стильного галстука расслабим. Да, ему все ясно, молодому джентльмену. Ничего невозможного нет! Для него незаконченный жест всегда будет означать лишь одно…
* * *
— Очень мила! — похвалил блузку Маэстро. — И вам будет к лицу.
— Понял? — обрадовалась девушка. — А ты не соглашался покупать. Я взяла последнюю! Еще секунда, и ее бы с руками оторвали…
— Такую вышивку создать весьма сложно, — Маэстро бережно вел пальцы по блузке. — Она характерна для Юго-Западной Болгарии. Вышивка трудоемкая, но итог весьма эффектен. Ручная работа. Все искусство в том, чтобы скрупулезно воссоздать узор, понимаете, и, по сути, блузка не так дорога. И будет сочетаться с цветом ваших волос — носите их распущенными…
— У нее стрижка. — Парень отвел взгляд от блузки. Он рассматривал вышивку, рассеянно прищурившись, но Нада поняла, что блузка начинает ему нравиться. — Короткие волосы, как же она их распустит?
— Не беда, пусть отращивает. — Маэстро улыбается. — Замечательно, когда у женщины длинные волосы. И такая блузка. Признавайтесь, блузка — чудо!
Парень успокоился, но упорно не отвечает.
— Будет, будет вам упрямиться. — Маэстро не унимался. — То, что вы ее приобрели, несомненная удача.
— Ну, — колеблясь, буркнул парень, — неплохая. Вы художник, человек со вкусом, разбираетесь. Ничего блузка, хотя…
Девушка стремительно обняла его. Поцеловала. Парень не сопротивлялся.
* * *
Они остались на пляже до утра. И на весь день. Она — в бархатных брюках, в карманчике которых сейчас оставалась последняя двушка, и в свитере; он сунул приталенную рубаху под голову, закатал штанины. Одетые, под палящим солнцем, на пляже! Но никто не обращал на них внимания — нынче каких не развелось!
Нада лежала расслабленная, объятая какой-то тихой, покойной радостью. Лежала с закрытыми глазами, зная: стоит их открыть — и рядом увидит его.
— Улыбнись, у тебя потрясающая улыбка…
Она улыбалась и думала о том, что через четыре дня ее смена кончится…
Девушка снова перед витриной. Так и впрямь лучше: этот думает, все ему ясно, все он понимает. Тайн нет! Ничего невозможного нет!
Дождь прошел. Легкий парок закурился над лужами, их края истаяли, и вода постепенно исчезла — дождя как не бывало.
