Будучи уверенным, что я не слышу его, Куатье бормотал:

– Он хороший парень. Такой молодой, отслужил только два года, а уже лейтенант! Эти дети, наверное, очень любят друг друга, раз они решили умереть вместе... Он пригладил свои взъерошенные волосы.

– Я тоже солдат, – глухо произнес великан, – я хороший солдат. Обо мне тоже писали газеты. Может быть, в Африке до сих пор помнят мое имя. Но теперь я убийца, и виновата в этом женщина. Я ненавижу женщин!

В его глазах вспыхнуло зловещее пламя. Однако скоро Куатье успокоился. Он снова взглянул на меня и проговорил, словно в забытьи:

– Она так прекрасна, а я сделал ей столько зла!

И Лейтенант опустился на колени, чтобы укутать мне ноги: меня бил озноб.

– Одно ее слово, и я вернул бы ей того, кого она любит! – неожиданно сказал он.

Затем Куатье пожал плечами и мрачно рассмеялся.

Я все поняла. Вы тоже поняли, не правда ли, мамаша Лео?

Когда любишь, приобретаешь способность угадывать. Я знала, что представлял из себя Куатье, и я поняла, что именно он совершил преступление, в котором обвиняют Мориса. Я говорю о первом преступлении, об убийстве Ганса Шпигеля...

Укротительница тяжело вздохнула. Она едва владела собой.

– Мамаша Лео, не надо шевелиться, – прошептала Валентина, которая ни на секунду не забывала, что ей полагается притворяться спящей. – Я могла бы остановиться, но вам необходимо все это знать.

Убийца все смотрел на меня, и тогда я открыла глаза. Лейтенант нахмурился и спросил: «Вы слышали?» – «Да»,– ответила я и добавила: «Более того, я догадалась, о чем вы говорите».

Наши взгляды встретились. Ни он, ни я не опустили глаз.

– Ну и что? – наконец произнес Куатье. – Догадались, и что дальше?

– Не знаю, – прошептала я. – Но я догадалась также, что вам жалко меня.

Он яростно мотнул головой. Я подумала, что сейчас Куатье уйдет.

Однако он остался.

Наступило молчание. Через некоторое время он пробормотал:

– Все это случилось из-за женщины. Она хотела новое платье, новую шаль, цветы, дорогие побрякушки. В то утро она сказала мне: «Если ты не принесешь пятьдесят луидоров, я прогоню тебя!»

Я вздрогнула. Он посмотрел на меня и улыбнулся. От его улыбки мне стало еще страшнее.

– Я принес ей тысячу франков, – тихо произнес Куатье. – А потом я задушил ее! Она была моей женой и я ее любил!

Куатье молчал и больше не смотрел мне в глаза.

– Теперь моя жизнь недорого стоит! – внезапно воскликнул он. – Я хорошо знаю, что умру из-за женщины. Может, из-за вас, может, еще из-за кого! Мне послышалось, что вы сказали: «Спасибо, Лейтенант!» Забавно, не правда ли? Ладно, спрашивайте. Я отвечу вам.

Я спросила, и он ответил.

Когда за мной пришли, чтобы отнести меня в кровать... крепитесь, мамаша Лео!.., я уже знала, что этот дом принадлежит Черным Мантиям.

– Дочка, я боюсь не за себя, – почти не разжимая губ, прошептала укротительница.

– Я знаю, – ответила Валентина. – Как бы я хотела прижать вас к сердцу! Вы боитесь за меня и за него, вы хотели бы во весь голос крикнуть нам: «Берегитесь!» Увы! Моя добрая мамаша Лео, теперь не время осторожничать: необходимо все поставить на карту. И я это сделала. Пока Куатье держит свое слово: он ничего от меня не скрывает и исполняет все, что я скажу.

Это благодаря ему мне удалось увидеть Мориса: он вывел меня отсюда средь бела дня через тот подъезд, где делают ремонт. С помощью Лейтенанта я проникла в тюрьму Форс; он же помог мне раздобыть яду.

Возможно, мое отсутствие заметили, но никто не подал виду, что знает об этом. Меня не было целых два часа... Неужели они так беспечны? А может, Куатье предупредил своих хозяев, и они решили мне не препятствовать?

Кого же предал Куатье? Меня или Черные Мантии? Впрочем, какая разница? Яд уже у Мориса, который поклялся мне нашей любовью, что не употребит его без меня.

Когда я вошла в его камеру, мне показалось, что сейчас у меня разорвется сердце. Наши взгляды встретились, и я испытала одновременно и безграничную боль, и безграничную радость. Я бросилась к нему на шею. Я хотела сказать: «Морис, мой дорогой Морис, я спасу тебя!» Однако его поцелуй не дал мне этого сделать. Через некоторое время Морис прошептал: «Надежда лишь причиняет боль. Флоретта, не надо надеяться. Лучше покорись, как я». Вдова с трудом удерживала рыдания.

– Потом он спросил, – продолжала Валентина, – почему не пришла мамаша Лео.

– О! Неужели он сомневается во мне? – не шевеля губами, выдохнула укротительница.

– Нет, конечно. Мы подумали и решили, что вам что-то помешало... – успокоила ее Валентина.

– Я не знала, – пролепетала укротительница. – Как же все-таки случилось, что я ничего не знала? Я ведь так люблю вас! Может быть, я закрывала глаза, потому что боялась увидеть вас слишком счастливыми...

– Слишком счастливыми! – грустно повторила девушка. – Время идет, и у меня остается все меньше сил. Это не я возражаю против побега, а он. Он сказал мне: «Однажды мне уже довелось убегать, и я не хочу делать этого во второй раз. Пусть случится то, что должно случиться». Раз этого хочет Морис, этого хочу и я.

Валентина снова умолкла.

– Он сильно изменился? – спросила вдова.

– Нет, он стал очень бледным, только и всего. Он очень спокоен. Один раз я даже увидела его прекрасную улыбку. Это было, когда он сказал: «Если ты будешь моей женой, ты умрешь счастливой». И я ответила: «Что бы ни случилось, я буду твоей женой».

Укротительница удивленно взглянула на девушку.

– Они не будут возражать, я уверена, – продолжала Валентина. – Им надо одно: чтобы мы поскорее умерли. Если мы будем жить, железная рука, сжимающая нас за горло, в конце концов ослабит хватку. Сегодня нас никто не хочет слушать, но наши слова могут быть услышаны завтра, поэтому мы должны исчезнуть... Не думаю, что они будут менее милосердны, чем палач, исполняющий последнее желание приговоренного...

Укротительница почувствовала, что девушка совсем замерзла.

– Тебе пора в постель! – сказала она.

– Да, – отозвалась Валентина. – Теперь вы знаете достаточно. Остальное сообщит записка, которую я вам дала. Нет, еще пару слов: когда вы покинете меня, они снова будут говорить с вами о побеге Мориса. Обещайте все, что они попросят, скажите, будто вы меня уже наполовину убедили и будто вы уверены, что вам удастся убедить и Мориса. Добавьте, что готовы в любое время отправиться в Форс. Итак, вы поняли, что дело мы затеваем нешуточное? Они заинтересованы в том, чтобы побег состоялся. Не буду еще раз напоминать вам, чем все это должно, по их мысли, закончиться. Ничего не бойтесь. Если вы будете нуждаться в совете, вы его получите. Отныне вы будете видеть меня чаще, чем предполагаете.

Здесь Валентина неожиданно улыбнулась.

– Теперь, Лео, нам остается только обмануть шпиона, который за нами наблюдает, – добавила она. – Я знаю, как мы это сделаем. Если бы даже нам не надо было притворяться, я вряд ли бы дошла до кровати без вашей помощи – я ведь так устала!

Глядя на девушку, укротительница сама не смогла удержаться от улыбки.

Эта сцена была так искусно сыграна, что Лекок, стоявший за занавеской, почти поверил в нее.

Мамаша Лео наклонилась над Валентиной, словно для того, чтобы убедиться, что она спит, затем встала и отнесла ее на кровать.

Посидев несколько минут у изголовья больной, укротительница сделала вид, что вытирает набежавшую слезу, и прошептала:

– Ах, если бы она осталась в моем балагане! Все могло бы быть по-другому!

– Ай-ай-ай, я зря потерял целых полчаса, – бормотал Лекок, покидая свой тайник. – Коли они все это время ломали комедию, то делали они это просто превосходно.

Он удалялся очень тихо, но все же не бесшумно, и вдова услышала его шаги. В тот же миг отворилась дверь и в комнату вошла Фаншетта.

– Ну что? – с порога спросила графиня Корона. – Все секреты обсудили?

– Тише! – прошептала укротительница, обернувшись. – Она уснула.