— Всё! К баранам в кузов полезли, дезертирская команда! – рявкнул, пряча отобранные краснознаменные знаки, лейтенант. – Учитесь: овцы, и те достойно, прямо в боевых порядках гибнут. А вы?! Тараканы, а не бойцы.

До своих добрались благополучно, если не считать, что были засечены нашим самолетом-разведчиком – биплан закружил, норовя обстрелять машину, но усердное размахивание пилотками помогло – убедился летчик, что не немцы едут.

За героическую вылазку и бой с превосходящими бандитско-бараньими силами был награжден красноармеец Выру котелком редкостного по сытности плова с солидными кусками баранины. Лейтенант Прошенков принес, угостил из штабного котла. Неспешно ел Янис рассыпчатый плов, размышлял над искусством повара – бахнул в плов и изюм с курагой, удивительно вкусно получилось, в Тыхау такого не делали, – и над тем, как разведка прошла. Было понятно, что по всей окрестной степи сейчас рыщут наши и немецкие дозоры, но пока у немцев получше получается. Ничего, наберутся опыта лейтенант Прошенков и другие командиры, подберутся в разведгруппы бойцы, склонные к этакой войне, где постоянно нужно думать на часы и дни вперед, чувствовать степь, осторожность и смелость проявлять в равных пропорциях. Все будет, обречен немец. Но не сразу. А если не сразу, то за каждый день придется жизнями заплатить. Э-э, война, она такая.

Еще трижды ходил красноармеец-водитель Выру в рейды. Минировали грейдер у Красной Будки, разведали обстановку в направлении Улан-Хола, засадой перехватили машину в песках у Армазрыка, но вышло не очень удачно: немецкий фельдфебель под пулю попал, а с живьем взятых двоих солдат Туркестанского батальона[10] оказалось не особо много проку. Обратно тогда едва дотянули – сломался «пхуном». Сделать в автороте не получилось, пришлось тянуть машину в Астрахань, в мастерские.

Сидел Янис за рулем тихой, волочащейся на тросе машины, смотрел на знакомую корму – буксировала «пхуном» полуторка из бесславной в/ч 5281. Интересно, куда они пропали? Разогнали команду техника-интенданта или всё еще шустрит Шац, но на другом объекте?

А за окном меняла цвет потемневшая степь – прошли первые дожди, стало развозить голый суглинок дорог. Скоро тяжко ездить станет, начнут застревать машины, уже не в песках, а прямо на дороге. Ночами температура около «нуля» – не шутки, дотянулась осень и до Астрахани.

Мастерские были гражданские – заводского гаража, но нынче в городе все было военнослужащее. Специалистов, понятно, не хватало, транспорт ломался постоянно. Но станки имелись, отчего и не вспомнить былое? Как-то застрял товарищ Выру – оказался назначен старшим от полка по тыловому ремонту «нестандартной трофейной автотехники». Принимал битые машины, зампотех-капитан изредка заскакивал, требовал «не тянуть». А как не тянуть, если запчастей не дают? Насчет этого начальство тоже понимало, но требовало, поскольку с него тоже жестко требовали. Давно забрали оживший «пхуном», оставили для тыловых дел «полуторку», поскольку приходилось ездить по всей округе, выменивать немецкие, австрийские, чешские фильтры и покрышки – с трофейными запчастями было сложно, курад свидетель – иной раз думалось, «да повзрывали бы эти говенные машины на месте, мучиться не пришлось бы». Но то были мысли ложные и неуместные.

Ночевал Янис тут же в мастерской, местный мастер угол в кабинете выделил. По-правде говоря, спать приходилось даже меньше, чем на передовой. Там вернешься, машину проверишь и устроишься в кабине, дрыхнешь, пока не растолкают. А здесь ждут машины – немо, но настойчиво напоминают – ищи трамблер, товарищ Выру, сваривай раму, ждут нас на передовой. А то и местные – «Глянь, Ян, вообще непонятная херня, выдумают же фашисты…»

Мерз город – выстуженный, с намертво вставшей канализацией, с разбитыми мостовыми, мелкими, голодными и злющими собаками, на летнюю Астрахань уже совсем непохожий. Шла ремонтная работа, привозили Янису «смазочные материалы»: трофейный ром, румынское вино, немецкие сигареты и портсигары.

— Хорошо, что не куришь, – вздыхал зампотех. – Тащат курево, прямо спасения нет, только отвернись. Главное, на вкус – дерьмо же, одна упаковка пестрая. Вот же дурные головы, сорочье воспитание. С тягачом что? Сделайте, кровь из носу нужно. И петлицы поменяй, поприличнее же будет.

Был товарищ Выру уже не красноармейцем, а гвардии сержантом, правда, без гвардейского знака и порядочных уставных треугольников в петлицах – попривыкли снабженцы и трофейщики, что к ним простой боец заскакивает – долговязый, промасленный, вежливый, но знающий и настойчивый. Много раз приходилось насчет «прибалтийской цепкой глист-пиявки» слышать, но что тут обижаться.

Еще на праздник Октября, когда присели в кабинете мастера и разлили по пятьдесят грамм, старый, еще дореволюционного автомобилистского стажа мастер Ефимов сказал:

— Правильно тебя, Ян, с передовой сюда вернули. Умеешь работать, организовывать без «на горло» и лишней трепки нервов. Я бы тебе вторую медаль дал. И было бы то очень верно: одна награда за бой, вторая за труд!

— Может, еще дадут. Но, видимо, уже после Победы, когда сосчитают, сколько мы гаек завернули. Пока там бойцы трудятся – у Хулхуты и Сталинграда.

Народ согласился.

20 ноября вновь пошли наши на штурм Хулхуты. Удалось взять, но немцы откатились организованно. Дальше дело пошло туго, если не сказать, неудачно. Уперлись наши в плотную оборону врага, попали под немецкий контрудар. Полки гвардейцев два дня дрались в окружении, прорвались, вышли через озеро Дед-Хулсун, но и технику в ледяном болоте потопили, и сами жестокие потери понесли. Немцам тоже досталось, но что толку, снова темнели наши сгоревшие в степи «тридцатьчетверки» и Т-60. Опять встали в оборону в холодной степи.

Отводил воскрешенные машины в разведотряд Янис, проведывал своих. Воевали уже опытно, сложившимися рейдовыми группами, имелись в них и местные проводники, Прошенков уже старлеем стал, опытный, уверенный человек. Здороваясь с Янисом, непременно хлопал по прикладу висящего за плечом ППШ:

— Помню, не расстаюсь.

— Но баранина-то была, э-э, какая баранина!

Смеялись.

Тянул Янис в город очередную мертвую машину, и было совестно. Пробивалась вперед дивизия, уходили в тыл немцам рейдовые группы, теряли людей, а то и сами навсегда пропадали. И был здесь нужен сержант Выру – опытный шофер, и степь неплохо знающий, и технику понимающий. Но водители в разведотделе имелись, учились быстро, ловкие, здоровые, уже частично обученные разведчиками-ветеранами, перенявшие нелегкий фронтовой опыт. И получалось, что надеются разведчики, что вернутся к ним машины, будут колеса, вот как удастся воскресить, так и сразу и вернутся. А сделать такое – негромкое и негероическое дело, еще нужно уметь.

И еда имелась, и чай, и печка в мастерской исправно топилась. Но порой казалось – вот лечь и сдохнуть проще, чем тот «опель» завести и приличные покрышки к нему отыскать. Бомбежки, - крайне неуместные, вечно в самый неудобный час, - не так изводили, вот спать тянуло постоянно и просто до невозможности.

Отдыхал коротко, зато хорошо: с кружкой чая и свежим письмом. На улице поспешно никогда не читал, поскольку новости – особенно хорошие – требуют неспешного осмысления и вчитывания. Понятно, не все гладко шло в Тыхау и Москве, но там знали, что пишут в действующую армию, настроение давали соответствующее, ободряющее. Янис, между прочим, так же сочинял: близкие люди оттого и близкие, что всё понимают. Работала Кира за рулем, мяса совхоз сдал больше годового плана, а Серафима «выбила» новую резину на «ЗиССС», Пых начал вырисовывать буквы, тощие и с некоторым готическим характером – чувствовалось влияние бабы Розы. Ничего, не вся подряд готика нам чужда. Далее шли приветы списком. Из Москвы тоже, конечно, приветы, но новости уже столичные. В школу там все ходят, готовили подарки фронту, у Дайны открылся талант – иголкой строчит прямо как на машинке, Анна завидует, зато у нее стихи отлично запоминаются. Ходили поздравлять раненых в госпиталь, мама Эльзе бьется за чистоту труб как полноценная саперно-химическая бригада, но случаются еще в больнице несознательные диверсии. Из эвакуации почти все повозвращались, прямо продохнуть невозможно: столько народа, и откуда они все взялись? В кино показывают «Александр Пархоменко» – кинолента тоже о том, как с фашистами дрались, но еще в старину, на Луганщине. Очень хорошо кавалерия показана, с экрана так и ржет. А еще в Москве строят метро – станция будет прямо у Павелецкого вокзала, очень удобно, как Ян в следующий раз приедет – сразу с удобством в метрополитен. Писала Анитка с чувством, избранные и зачитанные вслух выдержки из писем радовали ремонтников, все сходились - «писательница растет».