— Снижаемся.
Световые пушки освещает новое лицо, румяное, с тяжелой челюстью. У этого лица есть имя: бегущая строка появляются поперек его туники. Инспектор Стивен Кинч. Камера показывает его потому, что он — хороший человек на невозможном задании. Отец, мужчина, любящий хлебнуть пивка. Он говорит: нельзя-допустить-перемещений-по-территории полицейским-нужны-лучшие-средства-защиты смотрите-бунтовщики-поджигают-пластиковые-щиты. Он рассказывает об организованной преступности, политических агитаторах, бомбовых заводах, наркотиках. «Мы понимаем, что некоторые из этих детей могут чувствовать себя обиженными, но мы не будем и не может быть для общества мальчиками для битья». Ободренный огнями и терпеливыми, молчаливыми объективами, он идет дальше. Эти дети не знают, насколько им повезло, допускает он. Они должны посоветоваться с друзьями и родными. Африка, Азия, Карибы: вот где сейчас настоящие проблемы. Вот места, где недовольство людей может заслуживать уважение. А здесь все не так уж и плохо, все в порядке вещей; ни тебе резни, ни пыток, ни военных переворотов. Люди должны ценить то, что имеют, прежде, чем потеряют это. Наша земля всегда была мирной, говорит он. Наша трудолюбивая островная раса. — Позади него камера видит носилки, санитарные машины, боль. — Она замечает странные человекоподобные фигуры, поднимающиеся из чрева клуба «Горячий Воск», и признает в них изображения сильных мира сего. Инспектор Кинч объясняет. Они готовят их там в духовке, они называют это забавой, я лично не стал бы это так называть. — Камера взирает на восковые манекены с отвращением. — Не воняет ли здесь чем-то ведьмовским , чем-то людоедским? Не совершаются ли здесь черные искусства ? — Камера смотрит на разбитые окна. Она видит что-то горящее между: машина, магазин. Она не может понять — или показать, — чего добиваются всем этим. Эти люди жгут свои собственные улицы.
— Снижаемся.
Вот — ярко освещенный магазин видеоаппаратуры. Несколько экранов виднеются за окном; камера — самый безумный из нарциссистов{1938} — смотрит ТВ, создавая на мгновение беспредельное пространство телевизоров, исчезающее в точку.
— Снижаемся.
Вот — важная голова, купающаяся в лучах света: дискуссия в студии. Голова толкует о бандитах . Билли Кид, Нед Келли: они были людьми, стоящими за настолько же, насколько и против . Современные массовые убийцы, испытывая недостаток в этом героическом измерении, являются не более чем больными, испорченными существами, совершенно не состоявшимися как личности, чьи преступления отличает внимание к процедуре, к методологии — скажем, ритуалу ; ими движет, по всей видимости, стремление ничтожества обратить на себя внимание, выбраться из канавы и стать, хоть на мгновение, звездой. — Или некая смещенная жажда смерти: убить то, что ты любишь, и тем уничтожить себя. — Кто же такой Потрошитель Старушек? интересуется вопрошающий. И как там насчет Джека {1939} ? — Истинный преступник, настаивает голова, есть темное зеркальное изображение героя. — Может быть, эти бунтовщики? В голосе ведущего звучит вызов. Вы не боитесь поддаться очарованию, стремлению к «легитимизации»? — Голова мотается из стороны в сторону в знак отрицания, сокрушается о материализме нынешней молодежи. Ограбление видеомагазинов — не то, о чем толкует голова. — Но как же тогда со стариками? Буч Кэссиди {1940} , братья Джеймс {1941} , Капитан Лунный Свет {1942} , банда Келли. Все они — разве не так? — грабили банки.
— Снижаемся.
Позже, той же ночью, камера вернется к этой витрине. Телевизоров там не будет.
Камера следит с воздуха за входом в клуб «Горячий Воск». Теперь полиция покончила с восковыми изображениями и выводит настоящих людей. Камера приближается к арестованным: высокий альбинос; мужчина в костюме от Армани, напоминающий темное зеркальное изображение де Ниро; молоденькая девушка лет — скольки? — четырнадцати, пятнадцати? — угрюмый парень лет двадцати пяти или около того. Имена не называются; камера не знает этих лиц. Постепенно, однако, появляются факты. Ди-джею клуба, Сьюзанкеру Тарану{1943} , известному также как «Пинквалла», и его хозяину, господину Джону Масламе, будет предъявлено обвинение в крупномасштабной торговле наркотиками — крэком{1944} , «коричневым сахаром»{1945} , гашишем, кокаином. Мужчина, арестованный вместе с ними, служащий Масламы в расположенном неподалеку музыкальном магазине «Попутные Ветра», зарегистрирован как владелец фургона, в котором было обнаружено неуточненное количество «тяжелых наркотиков»; а также несколько «горячих» видеомагнитофонов. Имя девочки — Анахита Суфьян; она — несовершеннолетняя, по-видимому, много пьет и, как намекают, состояла в сексуальных отношениях по крайней мере с одним из трех арестованных. Как отмечается далее, за ней водятся прогулы и связи с известными преступными типами: правонарушительница, это несомненно. — Освещенный журналист предложит народу эти лакомые кусочки много часов спустя после этого, но новости уже безумно несутся по улицам: Пинквалла! — И Воск: они разрушили это место — теперь и его ! — Отныне — война .
Однако это — как и многое другое — происходит в местах, куда не проникает взгляд камеры.
*
Джибрил:
ступая словно сквозь грезы, после нескольких дней блуждания по городу без еды и сна, с трубой по имени Азраил, надежно сокрытой в кармане пальто, он больше не осознает разницы между царствами грез и яви; — он понимает, что теперь должен обладать некоторой вездесущестью, ибо движется через несколько историй сразу: есть Джибрил, оплакивающий свое предательство в отношении Аллилуйи Конус, и Джибрил, парящий над смертным одром Пророка, и Джибрил, наблюдающий втайне за ходом паломничества через море, ожидая мига, когда сможет явить себя, и Джибрил, ощущающий, с каждым днем сильнее, желания врага, притягивая его все ближе, завлекая его в свои последние объятия: тонкого, лживого врага, принявшего облик его друга, Саладина, его самого настоящего друга, дабы усыпить его бдительность. И есть Джибрил, спускающийся по улицам Лондона, стремясь понять Волю Божию.
